Алла Бегунова - Одиночный выстрел
С этим вопросом, вызвавшим оживление в зале, участники слета ушли на обед. Интендантская служба не ударила в грязь лицом и угостила их овощным салатом, ухой из свежевыловленной кефали, гуляшом и компотом. Естественно, сто грамм водки к этому меню прилагались. Может быть, потому дальнейший разговор получился более откровенным. Снайперы начали рассказывать о своей окопной жизни.
Например, огорчало их, что не ко времени выдают им маскировочные средства: в октябре — зеленый халат, когда уже нужен коричневый, а бронированные щитки, способствующие их защите на позициях, зачастую валяются без употребления на армейских складах… Хорошо бы снабдить стрелков простейшими баллистическими таблицами, которые не пугали бы начинающих своим научным видом, и при выходе в рейд — сухим пайком с какими-нибудь кислыми соками, утоляющими жажду… Так же есть у снайпера мечта — единоначалие, поскольку в некоторых военных частях им распоряжаются все, кому не лень. Выходит, что люди, обученные сложному делу, роют блиндажи и траншеи, стоят в боевом охранении, работают ездовыми и даже поварами, поскольку это — их первая военно-учетная специальность… При наступлении не надо отправлять снайпера в атаку вместе со всем строевым составом роты, ведь у него на винтовке даже нет штыка. Лучше быть ему на заранее выбранном, скрытом рубеже и оттуда вести огонь по пулеметным гнездам противника… Неужели непонятно, что снайпер нуждается в отдыхе больше, чем обычный пехотинец? Раз в неделю дайте ему увольнение на сутки, пусть хотя бы отоспится где-нибудь в тылу, сердешный…[9]
Генерал-майор Петров, не торопясь, заносил в блокнот все пожелания. Для их претворения в жизнь требовалась работа разного рода. Выдать сухой паек, отпустить в увольнение — очень просто. Но отредактировать баллистические таблицы, заново отпечатать их — задача, для решения которой потребуется не одна неделя. Заставить отдельных командиров рот и батальонов понять, что снайпер — специалист особого рода, — тоже сразу не удастся. Однако попробовать можно.
Большую часть предложений ясно, четко и даже образно сформулировала старший сержант Павличенко. Надо отдать ей должное — говорить она умела. Командующий Приморской армией поощрительно улыбался своей крестнице. Скоро Людмила Михайловна вместе с другими защитниками города получит первую награду — медаль «За боевые заслуги». Представление, сделанное командиром ее полка майором Матусевичем, он уже подписал.
На фронте царило затишье. Работы у Бориса Чопака стало гораздо меньше. Людмила же получила отпуск для поправки здоровья и нанесла визит в медсанбат. Они встретились снова, и оба тому обрадовались. Исполнялось девять дней со смерти Алексея Киценко. Люда хотела поехать к его могиле на Братское кладбище и сказала об этом Боре. Молодой хирург вызвался ее сопровождать. Павличенко, подумав немного, согласилась.
Старший лейтенант медицинской службы никаких попыток объясниться с ней не делал. Свою любовь он доказал Людмиле в тот день, когда удержал ее от самоубийства. Бездна, на краю которой тогда пребывала снайпер Люда, ошеломила его. Железный характер надо иметь, чтобы быть в шаге перед пропастью и остановиться там! Но сила ее привязанности к погибшему герою восхищала Чопака. Он думал: настоящее счастье — жить рядом с такой женщиной. Она никогда не обманет…
Братское кладбище располагалось в четвертом секторе Севастопольской обороны. Из третьего сектора, где стоял 54-й полк, туда вели три дороги, одна из них — асфальтированная. Немцы не раз бомбили ее, но наши саперы снова и снова приводили в порядок эту важную транспортную магистраль, поскольку на кладбище находился штаб коменданта четвертого сектора и одновременно — командира 95-й стрелковой дивизии полковника Александра Григорьевича Капитохина. Автомашины туда ходили часто, найти попутку не составляло труда.
Кладбище, обнесенное довольно высокой стеной из крымбальского камня с чугунными воротами и привратными пирамидальными башнями издали походило на крепость. Здесь обрели вечный покой тысячи участников первой обороны города, среди них — 30 генералов и адмиралов. Защитников Севастополя хоронили на нем не только во время боевых действий, но — согласно указу государя императора и по их завещанию — много лет после, до 1912 года. Великолепный воинский мемориал украшал храм во имя Святого Николая-чудотворца, построенный по особому проекту, тоже пирамидальный, с дивными мозаиками внутри. Нынче храм стоял без креста, с проломленной крышей. Раньше русские держали на нем пост корректировки артиллерийского огня. Гитлеровцы, узнав об этом, прямым попаданием снаряда разрушили старинную церковь.
Захоронения советских солдат и офицеров находились у северо-восточной стены кладбища, за холмом. Павличенко и Чопак вошли в некрополь через южные ворота и начали медленно подниматься по центральной его аллее к пирамидальному храму, что стоял на холме. Восемь дней назад у Людмилы не нашлось ни сил, ни времени, чтобы рассмотреть роскошные памятники из белого и черного мрамора, гранита и диорита, расположенные по обеим сторонам аллеи. Однако теперь она остановилась в самом ее начале, у красивой беломраморной колонны с каннелюрами, увенчанной бюстом человека в шинели, надетой поверх мундира. Ниже бюста двуглавый орел, высеченный из мрамора, держал круглый щит с надписью: «Хрулеву — Россия». Имелись и боковые камни со стихотворными строками:
К бессмертной славе за собой Он благодетелей водил И с громкой славой боевой Средь благодетелей почил…
Генерал Хрулев, герой первой обороны, действительно лично водил пехотинцев Забалканского, Севского и Суздальского полков в атаки на Малаховом кургане. Он называл их «благодетели мои», потому что солдаты отважно бросались в наступление следом за ним, любимым военачальником, и часто яростным штыковым ударом обращали англо-французов в паническое бегство.
Погожим мартовским днем 1942 года мраморный Хрулев с вершины колонны грустно смотрел на посетителей кладбища. А тысячи «благодетелей», безымянные и никому неизвестные, лежали в братских могилах, простиравшихся за его спиной. В том заключалась какая-то большая несправедливость, и создатели памятника это отлично понимали. В стихах, вырезанных на мраморной доске сбоку на колонне, они обращались к павшим. Глубоко верующие люди, они думали не о телах, давно истлевших, но о душах воинов, попавших в рай: «Сомкните теснее ряды свои, храбрецы беспримерные, и героя Севастопольской битвы окружите дружески в вашей семейной могиле!»
В существование рая Людмила, будучи по воспитанию атеистом, не верила абсолютно.
Ад она уже видела, причем — неоднократно. Его на Земле устраивали люди. Торжественная тишина Братского кладбища убеждала в другом: умирать за Родину в бою очень почетно. Лучшие скульпторы, архитекторы, художники вложат свой талант в создание мемориалов, и государство щедро заплатит им за труды. Мрамор и гранит под резцом мастера примут вид величественный, расплавленная бронза отольется в буквы, строчки, причудливые орнаменты. Металл сохранит имена вопреки разрушительному времени, и потомки придут сюда, чтобы воздать почести героям.
Ничего подобного пока не существовало на площадке за церковью Святого Николая, отведенной под захоронения второй обороны. Аккуратно насыпанные холмики земли с фанерными звездами тянулись вдоль серой стены. На простых надгробиях краской были написаны воинские звания, имена и фамилии погибших, но по большей части — без дат рождения и смерти.
Могила младшего лейтенанта 54-го стрелкового полка Алексея Аркадьевича Киценко все-таки от них отличалась. Звезду и столбик под ней густо покрасили красной краской, надпись сделали более пространной: «Родился 08.10.1905 года, умер от ран 04.03.1942 года». Рядом лежал обрубок дерева, и Людмила с Борисом сели на него, рассматривая весь печальный ряд. Кое-где земля высохла и осыпалась, отчего холмики утратили прежние очертания, но кое-где она еще траурно чернела.
Павличенко положила на могилу зеленые ветки можжевельника, потом достала из брезентовой противогазовой сумы краюху хлеба и раскрошила ее у столбика со звездой, чтобы птицы прилетали к ее супругу. Борис открутил крышку на фляге с разведенным спиртом, налил его в металлический стаканчик и тоже поставил к звезде. После этого они сами выпили по глотку этого обычного фронтового напитка и надолго задумались.
«Покойся с миром!» — могла бы повторить слова, часто встречавшиеся на старинных памятниках Братского кладбища, Людмила. Ей предстояло вернуться на войну, и она скрепя сердце прощалась со своим возлюбленным. Надо набраться сил для мести, надо вновь обрести хладнокровие, столь необходимое для борьбы с врагом. Она должна выполнить свое обещание, данное над гробом «Лени»: еще сто оккупантов, пришедших к Севастополю, навсегда останутся лежать под его стенами с простреленными головами…
