Юрий Коротков - Девятая рота. Дембельский альбом
— Не спеши на тот свет, воин, — произнес невозмутимо бородач. — Сиротой жизнь прожил, сиротой и умереть решил? Не выйдет.
Бородатый чеченец в черной кожаной бандане откинул за спину свой автомат, поправил портупею с висевшими на ней кинжалом и пистолетом Стечкина, снял с шеи армейский бинокль в футляре и передал его кому-то из толпы боевиков.
И принялся медленно и немного театрально расстегивать пуговицы камуфляжной куртки — сверху вниз.
— Зря раздеваешься, — сказал ему Лютый насмешливо, — я мужчинами не интересуюсь…
Последние его слова вызвали у боевиков взрыв ненависти и негодования. Кто-то от избытка чувств выпустил в белый свет автоматную очередь.
Лютый все никак не мог понять, что за спектакль перед ним разыгрывается. И вдруг будто молния шарахнула у него перед глазами. Амулет! Это был его арабский амулет, который подарил ему шесть лет назад земляк в Кандагарском аэропорту и который остался лежать на высоте 3234 в Афганистане. Бородач носит на груди тот самый амулет! Ошибки быть не могло.
— И теперь ты не узнал меня, Лютый? — чеченец скривил в улыбке губы.
— Не может быть… — прошептал Олег. — Ты, что ли, Пиночет?
— Да. Я — Пиночет. Не думал, что мы с тобой вот так вот встретимся.
— Тебя же убили там, на высоте под Хостом! Я сам видел.
— Как видишь, живой.
Всего лишь на полсекунды для Лютого перестали существовать и восставший из мертвых Бекбулатов, и несчастный Юрка Басаргин, и свора боевиков, потрясающих автоматами на фоне чеченских гор.
Январь 1989 года.
Дорога из Гардеза на Хост. Высота 3234.
Зубами вцепились в линию обороны остатки девятой парашютно-десантной роты. Пиночет спрыгнул в траншею вслед за бегущим по ней «Черным аистом». Но тут наемник обернулся и выстрелил в него в упор. Пиночет качнулся, выронил автомат и, как танк, пошел на врага, мертвой хваткой вцепился ему горло, нашел в себе силы навалиться и только потом потерял сознание…
— Я думал, что ты погиб тогда… — сказал с сожалением Лютаев: до этой минуты он был уверен в этом абсолютно. — А ты — жив. И ты, значит, теперь дух?
— Какой же я дух? Живой я! — жизнерадостно рассмеялся полевой командир Бекбулатов. — Аллах не дал мне умереть там, в Афгане. Как видишь, не дал умереть и сейчас. Велика мудрость всевышнего и священно имя его. Аллах Акбар!
— Аллах Акбар! — разом воскликнули все боевики.
Показав амулет, Бекбулатов спрятал его на груди. А у Лютаева вновь яркой вспышкой возникла перед глазами картинка…
Январь 1989 года.
Дорога из Гардеза на Хост. Высота 3234.
Все ребята девятой парашютно-десантной роты уже перебиты, лежат вперемежку с «Черными аистами». Кругом, как и сейчас в Чечне, горы трупов.
В живых осталось только трое, в том числе Лютый, озверевший и онемевший от боли — своей и чужой. Уже прилетели вертолеты поддержки и сделали свое дело: смели залпами остатки нападавших моджахедов.
Тут же приземлилась штабная вертушка. Полковник, вылезший из нее, сразу же подошел к Олегу.
— Сынок! Почему связь не отвечала?
А Лютый стоял перед ним и, ничего не слыша, рапортовал:
— Товарищ полковник! Девятая рота поставленную боевую задачу выполнила! Дорога на Хост свободна! Колонна может идти!
— Солдат! — Тряс его полковник. — Ты меня слышишь? Почему у вас связь не отвечала?
— Товарищ полковник! Девятая рота поставленную задачу выполнила! Дорога на Хост свободна! Колонна может идти!
— Да не будет никакой колонны! — заявил неожиданно полковник. — Война окончена, солдат! Не будет колонны!
И тогда Олег отошел в сторону и, размахнувшись, швырнул в небо спасший ему жизнь амулет…
— Плевать мне, живой ты теперь или дух, — жестко сказал Олег Бекбулатову. — Если ты все сказал, убей меня.
— Убей! — закричали бандиты.
— Убей неверного!
— Убей во имя Аллаха!
— Аллах Акбар!
— Тихо! — гаркнул на них Бекбулатов. — Я сам решу, как мне поступить с пленными…
Остатки отряда Бекбулатова длинной чередой, вытянувшись в колонну, уходили в горы. Шли по одному, молча, угрюмо. Пленников — Лютого и Басаргина — определили в середину. Полевой командир шел замыкающим.
Где-то через два часа непрерывного изнурительного восхождения по узкой и крутой горной тропе, по которой даже горным козлам и барсам удалось бы пройти с великим трудом, Пиночет нагнал середину отряда. Долго шел рядом с Лютаевым, молча, ни слова не говоря. Руки у Олега крепко связаны веревкой, а конец ее был обмотан вокруг запястий Юрки Басаргина. Длины веревки хватало ровно настолько, чтобы они могли, не мешая друг другу, идти в гору. Но стоило одному из пленных сорваться с кручи, как сразу же за ним полетел бы и другой. Бежать в такой связке было совершенно невозможно.
Первым заговорил Лютаев. Не ради установления контакта, а из чисто военного любопытства.
— Пиночет, почему ты ведешь своих людей наверх, на перевал? Ты же должен был идти в Краснодарский край…
— А что мне делать в Краснодарском крае? — вдруг спросил тот. — Яблоки кушать? Их и в моей Чечне полно. Я иду далеко, к своей основной базе, чтобы восполнить потери и боезапас. Внизу, у Грозного, меня сильно потрепали.
— Не понял, — Лютаев был обескуражен. — Мы охраняли распадок, чтобы не пропустить тебя и твоих людей на Краснодар, в Россию!
— Вас снова обманули, Лютый, — с искренним сочувствием сказал Бекбулатов. — Мне не нужен Краснодар, повторяю. У меня — другие задачи и цели. Надеюсь, ты не станешь спрашивать, какие именно?
— Не стану.
И еще три часа они без привала и даже коротких остановок уходили в горы.
Уже ночью остановились на небольшом и сравнительно ровном плато. Здесь горели костры, пахло мужским потом и жареным бараньим мясом. В скалах, возвышающихся над ровной террасой, Лютый приметил несколько пещер. Видимо, эти ниши в камнях были не природного происхождения. Неужели рубили вручную? Маловероятно. Но ниши-то были! И еще пленники заметили большое количество верховых лошадей и вьючных ослов.
Отряд рассредоточился по плато. Бекбулатов присел у одного из костров, и ему, как уважаемому человеку, тут же поднесли на широком металлическом блюде баранью голову, обложенную по краям запеченными на костре овощами.
Пленников пока оставили у вертикальной скалы, для острастки долбанув пару раз каждого прикладом автомата.
— Лютый… — впервые за все время заговорил Юра Басаргин. — Почему они нас не убили сразу?
— Наверное, Аллах пока не дал команду, — предположил Лютаев.
— А откуда тебя этот, с бородой, знает? Что за висюльку на шее он показывал?
— Сынок, ты лучше отдыхай, пока есть возможность. И не задавай лишних вопросов.
— А хочешь, смешной анекдот расскажу?
— Вот это — хороший ход. Рассказывай.
— Две старушки заблудились в лесу. Плутали, плутали, вдруг им навстречу прапорщик идет. Бабки к нему: товарищ военный, нам на станцию, мы правильно идем? А прапор: где правильно, где правильно? Коленки вихляются, ступня ставится нечетко…
— Я тебя предупреждал, Басаргин, не трогай прапорщиков. Наряд вне очереди, отработаешь, когда вернемся…
— Эй, ты! — прикрикнул на Лютого подошедший бандит и ткнул стволом автомата в Лютаева. — Ты! Вставай. Тебя зовут. — Ножом он обрезал веревку, связывавшую двух пленников. — Иди вперед!
Он подвел Олега к одному из многочисленных костров, возле которого на маленьких ковриках лежали полевой командир Бекбулатов и еще двое бородачей.
— Присаживайся рядом, — Пиночет пододвинул Олегу свободный ковер.
Лютый не стал отказываться от предложения, сел и протянул к костру руки. Он молча смотрел, как взлетают к ночному небу яркие желтые искры, и почти забыл об опасном соседстве.
— Знакомься, — Бекбулатов показал рукой на одного из бородачей, тощего, высокого, с длинной бородой и умным лицом, на котором выделялись большие выразительные, восточного типа глаза. Он привычными движениями тонких пальцев перебирал коралловые четки. — Это тот самый Усама, командир «Черных аистов», с которым мы воевали с тобой под Хостом. А это… — Он кивнул в сторону третьего сидевшего у костра бородача. — Ильдар Ханхоев, уважаемый человек.
Уважаемый человек сделал вид, что не заметил Олега. Зато Усама слегка наклонил голову и довольно доброжелательно посмотрел на гостя. Олег с непроницаемым выражением лица молча кивнул арабу и снова уставился на костер. Он был рад, что ему удалось скрыть волнение, охватившее его при звуке этого имени.
— Рад видеть тебя живым и невредимым, — кивнул Усама Олегу. — Мне вдвойне дорога сегодняшняя победа, потому что ты настоящий воин, как и твои солдаты. Но мои — лучше. Знаешь почему? Потому что мы — воины Аллаха…
