Игорь Подбельцев - Июльский ад (сборник)
Песня была прекрасная, жизненная. У всех поющих выступили на глазах слёзы, а Фёдор Полежаев, расчувствовавшись, с размаху кинул кулак на стол:
Ну-ка, товарищи, грянем застольную!..
Выше бокалы с вином!
Выпьем за Родину! Выпьем за Сталина!
Выпьем и снова нальём!..
… Леночка Спасаева плакала навзрыд. Её осторожно, по— отечески, обнимал за плечи Ротмистров,
— Ну перестаньте, Леночка! — успокаивал он её. — Перестаньте! Всё будет хорошо, вот увидите!
Из соседней комнаты показались три пятилетних карапуза, и, плаксиво скривив рожицы, уставились на мать.
— Мама, не плачь, — протянул один из них, — а то и мы сейчас заплачем…
Леночка Спасаева, взглянув на детишек, моментально перестала плакать, только глаза прикрыла ладошками.
— Ах вы, мои несмышлёныши! — смахнув слёзы со щёк, трогательно прошептала она. — Маму они жалеют… Я уже не плачу, маленькие мои. Не плачу. Идите в свою комнату, играйтесь: вон сколько вам игрушек понадарили — целый мешок прямо!
Фёдор встал из-за стола, подошёл к мальчишкам, сгрёб их в охапку.
— Ну и богатыри! — воскликнул он. — Крепкие — как папа… И на лицо — не отличишь! Сразу видно — Кошляковы…
И тут же осёкся, смущённо пробормотав:
— Извините, Леночка… А всё-таки очень уж они похожи на братьев Кошляковых…
— Действительно, Лена, очень карапузы ваши похожи на их отца и его братьев! — подтвердил Ротмистров. — Я-то знаю…
Леночка Спасаева молчала, немножко с грустью и тихой радостью глядя на сыновей, деловито вырывающихся из рук нежно улыбающегося Фёдора Полежаева.
— Леночка, — неловко кашлянул в кулак Павел Алексеевич, — извините за вопрос, не совсем скромный и не совсем тактичный. Вы — одна?…
Леночка повернула голову к Ротмистрову.
— Почему же это я одна? — усмехнулась она. — Нас аж четверо!.. Вот, посмотрите!
— Я… в другом смысле. Вы замуж не вышли?… Не собираетесь?…
Леночка отвела взгляд от Ротмистрова, покачала головой:
— Да кто ж меня возьмёт с таким «хвостом», кто позарится?… Мужиков-то после войны осталось почти что совсем ничего… А те, что с фронта вернулись — на молодых больше смотрят, на бездетных… У них выбор после войны большой! Где уж мне с тремя ребятишками на руках о муже мечтать!..
И она, вдруг судорожно сглотнув, тихо-тихо заплакала; из-под ладошек, прикрывающих глаза, потекли солёные струйки горьких слёз, а плечи зашлись в каком-то ознобе. Ротмистров смущённо замолчал. Отводили глаза в сторону и его спутники. А Фёдор, оставив тройнят-ребятишек, медленно подошёл к Леночке.
— Лена, — он осторожно отмял её руки от лица, взглянул в бездонные, наполненные горечью глаза, — Лена, не плачьте, пожалуйста. Я… Я хочу вам сказать… Выходите за меня замуж!..
Леночка перестала плакать и с изумлением смотрела в растерянное, смущённое и доброе лицо Полежаева. С неменьшим изумлением смотрели на него Ротмистров, генералы и полковник.
— Леночка, вы не подумайте, что я сейчас пьян, и всё то, что я говорю — пьяный бред, — Фёдор не отрывал нежно-решительного взора от всё ещё изумлённых глаз Спасаевой. — Я, если хотите знать, и ехал сюда с этой целью… Я много думал об этом и… и решил обязательно сделать вам предложение… Выходите за меня замуж!..
Леночка Спасаева, всё так же изумлённо, во все глаза смотрела на Фёдора и молчала, не в силах сообразить-о чём же, в конце-концов, идёт речь!
Ротмистров осторожно поднялся со стула, сделал знак своим спутникам. Они тихо оделись и молча вышли на улицу. Через минуту машина, чихнув пару раз седоватым дымком, помчалась прочь от дома Спасаевой, помчалась по своему маршруту, известному только Павлу Алексеевичу Ротмистрову.
А Фёдор Полежаев всё так же, не отрываясь, смотрел в глаза Леночке Спасаевой. Он смотрел и видел, как высыхают в них слёзы, как оттаивает — медленно и с опаской — лёд в этих глазах, всё ещё изумлённых и не верящих ни во что. А за спиной Фёдора, то и дело поглядывая на него, шушукались ребятишки, сыновья его товарища — Владимира Кошлякова…
3 октября — 5 декабря 1994 г.
с. Береговое
Апогей, или смерть сержанта Никанорова
(рассказ)
50-летию танкового сражения под Прохоровкой посвящаю
Сержант Никаноров вытащил из планшетки помятую карту, аккуратно расправил её на коленях, медленно, с долгими остановками водил по ней прокуренным пальцем. Остановился палец под чётко обведённым красным карандашом словом «Прохоровка». Что такое Прохоровка?… Обыкновенное русское название какого-то обыкновенного русского населённого пункта, каких на территории Советского Союза бесчисленное множество. Но что сулит им, танкистам, эта самая Прохоровка, в районе которой завтра-послезавтра должен закипеть очередной бой… И бой нешуточный, как слышал из уст некоторых компетентных лиц сержант Никаноров: немцы здесь собрали приличный «железный кулак» из «фердинандов», «пантер» и новейших танков «тигр», да и живой силы нагнали неведомо сколько. Наших войск стянуто к Прохоровне тоже порядочное количество… Так что и дураку понятно — сражение будет не из рядовых, не какого там «местного значения».
Так думал сержант Никаноров. И мысли эти бешено крутились в его лобастой голове и никак не находили хоть какого-нибудь достойного выхода: с первых дней войны он участвует в самых различных сражениях, не раз горел в своих танках, но, правда, всегда с благополучным для жизни исходом (тьфу, тьфу, не сглазить!), не раз обдумывал ход прошедших боевых операций, но никак не мог своим крестьянским умом охватить общие замыслы командования — не то что Верховного (он боготворил Сталина), но и армейского, а то и рангом пониже. Вот и сегодня сержант крутил так и этак, предполагал ход предстоящих боевых действий своего танкового батальона в скоро предстоящем сражении, тут же опровергал их и, в конце концов, плюнул на всё: разработка боевых операций — дело штабных офицеров, вот они этим пусть и занимаются, пусть у них головы болят от мыслей, а не у него, всего-навсего лишь обыкновенного механика-водителя быстроходного танка «Т-34».
Как раз в этот момент командиров экипажей и механиков-водителей крикнули к комбату. Никаноров, сложив карту и сунув её в планшетку, привычно одёрнул комбинезон (комбат не любил неряшливых) и быстро пошёл к головному танку. Командир экипажа младший лейтенант Тришкин был уже там.
Комбат танкового подразделения майор Плетенюк, опершись о гусеницу грозной машины, задумчиво покусывал уже начинающую желтеть травинку и в этот миг, казалось, был очень и очень далёк от собирающихся подле танка его подчинённых, от предстоящего сражения и от всей войны вообще. Да это только казалось так: на самом деле командир' батальона в уме лихорадочно пытался охватить, хотя бы примерно, завтрашнее сражение, обдумать роль и действия в нём вверенного ему боевого подразделения.
Ещё пятого июля этого, 1943-го, года стало известно, что на Центральном и Воронежском фронтах завязались ожесточённые бои. В танковую армию прилетал командующий Степным фронтом генерал-полковник Конев. После этого по всем подразделениям 5-й гвардейской танковой армии пополз тревожный слушок: предстоит большое сражение — фашисты наносят на Курском направлении мощный удар. И наносят его из района Белгорода. Конев сообщил Ротмистрову, что в связи с создавшимся положением армия передаётся Воронежскому фронту, что все войска армии необходимо привести немедленно в полную боевую готовность и ждать распоряжений.
Как стало известно, через час после отлёта Ивана Степановича по связи ВЧ позвонил сам товарищ Сталин, поинтересовался планами передислокации войск, пожелал успеха.
Плетешок, выбросив изжёванную травинку, осмотрел собравшихся, ему подчинённых танкистов. Это он с ними седьмого июля, в половине второго утра, начинал форсирований марш, это он с ними глотал поднятую танками пыль, которая взмывала вверх таким толстым слоем, что через эту своеобразную завесу едва-едва просматривался багровый диск солнца, это он с ними задыхался от недостатка кислорода и мучился от жажды, то и дело отрывая от тела липучую от обильного пота гимнастёрку.
Майор вздохнул, потянувшись рукой к планшетке с картой. Подумал о том, что его гвардейцы надолго запомнят этот марш. И в особенности — механики-водители, положение которых всячески старались облегчить остальные члены экипажей. Он вспомнил, как утром 8 июля главные силы армии, а вместе с ними и его танковый батальон после напряжённого изнурительного марша вышли в район юго-западнее Старого Оскола. Это сколько же километров они отмахали за двое суток, а? Пожалуй, около 230–280 наберётся!.. А девятого июля, где-то в первом часу ночи, был получен приказ свыше — кровь из носу, но к исходу дня выйти в район населённого пункта Прхоровки и быть готовыми сразу же вступить в бой. И снова марш — стокилометровый. И, несмотря на усталость, соединения и части в установленный срок заняли район на рубеже посёлка Прохоровка и хутора Весёлый…
