Альваро Прендес - Военный летчик: Воспоминания
Первым увидел меня, когда я входил в комнату сержанта, капрал Эстефанья - высокий мулат с короткой стрижкой. Он всегда с завистью относился к сержанту Силенсио и тайно мечтал занять его должность. Команда «Смирно» была подана тем оглушительным голосом, который всегда производил хорошее впечатление на начальников. Дрогнули стены казармы, а вместе с ними вздрогнул и я. Хотя я заранее приготовился к соответствующей команде, она была подана настолько громко, что просто оглушила меня. Сержант, капрал, солдаты, которые находились в помещении, застыли на бетонном полу как истуканы в положении «смирно». Таким же солдатом был когда-то и я, получая 29 песо 50 сентаво в месяц. И вот теперь, спустя три года, я снова здесь. Моя форма тщательно отглажена и пригнана, из кобуры виден край сверкающей рукоятки пистолета, на моих плечах знак летчика и погоны второго лейтенанта…
После команды «Вольно», поданной несколько безразличным тоном, первым ко мне подошел капрал Эстефанья. Тот самый капрал, который заставлял меня повторять рапорт дежурного бесчисленное количество раз из-за самой малейшей ошибки. Тем не менее он шел ко мне, широко улыбаясь, показывая золотые зубы. Он это делал всегда с гордостью, когда появлялась хоть малейшая возможность.
– Простите, лейтенант, - сказал он, - я знал, что вы вернетесь. Как только я вас увидел впервые, сразу понял, что вы непременно станете офицером. Ну а теперь вперед! Быть вам генералом! Каким счастливым будет тот день, когда я смогу спросить: «Мой генерал, вы помните капрала Эстефанью?»!
Я улыбнулся в ответ и протянул ему руку. Здесь же был и сержант Тихоня, немного постаревший, с сединою на висках. На его лице я впервые увидел какое-то подобие улыбки. Видимо, сержанту это стоило немалых усилий, потому что улыбка получилась очень скромной.
– Как дела, сержант? Как жена, как дети? Все в порядке?
Мне хотелось быть любезнее и показать Тихоне, что я, хотя и стал офицером, все-таки остался таким же, как и раньше. Кроме того, я всегда испытывал к Тихоне чувство благодарности за тот случай, когда он взял на себя вину за случайный выстрел, произведенный мною, и спас меня от сурового наказания.
Я решил напомнить ему об этом и спросил:
– Сержант, помните, как однажды утром я случайно выстрелил и чуть было не убил вас?…
Он не дал мне закончить:
– Простите меня, лейтенант, но мне кажется, что вы ошибаетесь. Может, вы забыли кое-какие детали, а вот я не забыл. Я вам приказал почистить мой пистолет и забыл сказать, что оставил патрон в патроннике. Вот потому так и получилось.
– Смирно! - снова раздался резкий голос капрала Эстефания.
В кабинете появился Набонга. Он удивленно поднял брови, посмотрел на меня сверху вниз, и на его лице появилось жалкое подобие улыбки.
– Лейтенант, - спросил он, - вы что, вспоминаете свою солдатскую службу и свою первую эскадрилью? И вот случай свел вас с вашим первым командиром эскадрильи капитаном Гутьерресом, который уже стал майором. - Он тут же обратился ко всем присутствующим: - Вот пример того, что могут сделать ум и воля человека. Я с самого начала знал, чувствовал, что этот человек будет офицером!
Все внимательно слушали майора, и на их лицах можно было прочесть восхищение.
Когда я возвращался из расположения эскадрильи, мне пришлось дольше обычного ждать лифт, чтобы спуститься вниз и затем подняться по мраморной лестнице » офицерский клуб. Войдя туда, я понял, что попал вовремя. Только что туда прибыли офицеры американской миссии в ВВС Кубы, которых сопровождал командующий кубинской авиацией полковник Табернилья. Полковник Альфред Хук и полковник Карлос Табернилья были людьми очень разными.
Хук - типичный американец, высокого роста, худощавый, лет сорока шести. У него бронзовый цвет лица, светло-каштановые волосы и маленькие ухоженные усики, придававшие ему аристократический вид. Хук считался грамотным и интеллигентным человеком, он хорошо знал местные условия и язык.
Табернилья был полной противоположностью ему. Менее подвижный, выше его ростом, располневший. Круглое лицо и широкие отвисшие усы делали Табернилью похожим на испанца. У него были две заветные цели. Первая - заработать как можно больше денег и вторая - стать полноправным членом высшего общества Гаваны.
Что касается первой цели, то тут дела у него шли неплохо. Он так «толково» распоряжался бюджетом военно-воздушных сил, что мог позволить себе иметь акции различных предприятий, в том числе расширявшейся тогда фирмы «Зайден». Но особую роль в его делах играли «совместные операции», которые он совершал с членами американской военной миссии, например приобретение самолетов и мало кому известные челночные полеты из Гаваны в Майами и обратно.
Что касается второго, то тут у Табернпльи были особые планы. Будучи тесно связанным с Батистой и событиями 4 сентября, он не мог по-настоящему сблизиться с представителями высших аристократических семейств, которые смотрели на него как на чужака, хотя и были вынуждены считаться с ним.
По мере того как Табернилья и Хук подходили к бару, вокруг них быстро росла толпа офицеров.
Группа медленно приближалась к дверям. Я наблюдал за ней, сидя в удобном кресле недалеко от телевизора. Фактически здесь собралось почти все командование ВВС Кубы.
Ночь стояла непроглядная, темная. Над военным городком Колумбия медленно проплывали черные облака. В оперативном отделе я только что ознакомился с расписанием полетов. На листе бумаги черным по белому было отпечатано на пишущей машинке, что утром мпе предстоит совершить полет на самолете Т-6.
Ночью я никак не мог уснуть. В голову лезли всякие ненужные мысли. Три дня назад, во время такого же обычного полета, совершил вынужденную посадку один из летчиков моей группы.
Я еще не знаю, как выглядит с воздуха Куба, над которой я полечу.
Смотрю на часы - 4:30 утра. Решительно не могу заставить себя уснуть. Быстро вскакиваю с кровати и лихорадочно натягиваю летный комбинезон. Затем пристегиваю ремень с пистолетом, беру планшет с картами и другие необходимые летчику принадлежности. Не без зависти бросаю взгляд на соседа, спокойно и беззаботно спящего на своей кровати и не думающего, как я, о предстоящих полетах.
Завтракаю, если можно так назвать чашку кофе с молоком, и закуриваю сигарету. Дым приятно ласкает ноздри, нервное напряжение несколько спадает. Еще темно, и в коридоре горят желтые электрические фонари.
– Доброе утро, лейтенант!
Громоподобный голос метеоролога лейтенанта Флореса пе успокаивает меня. Это совершенно лысый шестидесятилетний человек, который каждый день собирается уйти на пенсию. Он устало объясняет мне, указывая на карту погоды с нанесенными на ней данными:
– Посмотрите, лейтенант, здесь, в проливе, область низкого давления. Отсюда и идет облачность, причем располагается она на небольшой высоте. Что касается остальных районов, то мы получили сводки погоды лишь из Камагуэя, Варадеро и Сантьяго. А ведь вы летаете и в другие места, но оттуда сводки пока еще не поступили.
Мне хочется взлететь как можно скорее, как всякому молодому пилоту, недавно яакончившему летную школу или училище…
На небольшой высоте прохожу над бухтой Гаваны.
Видимость плохая, и нет надежды, что она улучшится. Несколько капель воды перекатываются по старому, пожелтевшему от времени плексигласу ветрового стекла кабины. Высоту больше пе набираю, дальше идет сплошная черная облачность, которая простирается насколько хватает глаз. Вблизи от нее проходят сильные вихревые потоки. Решительно говорю сам себе: «Ну все. Это и есть мой потолок. Лечу только ниже. Выше - ни в коем случае». Ни при каких обстоятельствах мне нет нужды лететь в сплошной облачности по приборам. Ведь на этой старой калоше нет радиокомпаса, не работают авиагоризонт и другие приборы. Их стекла пожелтелы, а внутри полно воды.
Слева остается бухта Матансас. Это одна из точек, по которой я ориентировался на местности, причем ориентир этот - надежный. Все в полете напоминает мне период зарождения авиации, когда летчики ориентировались по вывескам на фасадах заводов. Я заглядываюсь на приборы, но сильный толчок приводит меня в чувство.
Меня окружает темнота. Я понимаю, что нужно немного снизиться. Видимость продолжает ухудшаться. Едва различаю объекты на земле, всего в нескольких километрах от самолета. Идет сильный дождь. Струи воды свободно проникают в кабину через многочисленные щели и отверстия. Кажется, воды в кабине больше, чем за ее пределами. Брюки мои промокли, намокла и сорочка. Прячу карту, чтобы ее не залило водой. В голову все настойчивее стучится мысль: «Возвращайся, возвращайся, пока не попал в безвыходное положение. Вспомни, что именно в подобных случаях гибнут летчики. Неужели ты забыл об этом? Вспомни француза, который попал в бурю. Только на третий день нашли его останки. Это было на базе Уэб. Сколько же ты еще будешь ждать? Решения нужно принимать вовремя. Не будь тупицей. Разве можно один этот полет поменять на всю оставшуюся жизнь, когда полетов будет очень много?»
![Кирилл Мерецков - На службе народу [с иллюстрациями]](/uploads/posts/books/41513/41513.jpg)
