Николай Томан - Разведчики
Он слушал некоторое время, поддакивая собеседнику, и вдруг оживился:
— Как, уже приехали? Кто?.. Инженер Серов?.. И Демченко тоже? Это здорово! Немедленно направляйте их к нам!.. Квартиры?.. Да, все готово. Можете не беспокоиться. Всего хорошего, товарищ Егоров!
Дружинин положил трубку и весело взглянул на Варю:
— Ну, как дела с квартирами?
— Все в порядке, Владимир Александрович. Тимофеев просил доложить вам, что все готово. Да я и сама их осматривала. Не очень шикарно, конечно, но уютно.
Дружинин потер руки:
— Очень хорошо! А где же Тарасенко?
— На совещании в горсовете.
— Вернется — пусть ко мне зайдет. Да, передай еще Ковалевой, что совещание агитаторов проведем завтра. Пусть она зайдет ко мне.
— Разрешите доложить… — вспомнила Варя об Алексее, но Дружинин перебил ее:
— Погоди! Позвони в гороно и скажи, что я жду Иванова в девятнадцать ноль-ноль. Из горторготдела мне снова звонили. Опять у них с промтоварами неладно. Передай Свирскому: пусть сегодня же разберется во всем… Ну, что там у тебя?
— Майор Воеводин пришел.
— Воеводин? Да что же ты об этом сразу не сказала, ведь он мне нужен вот так! — Дружинин провел ладонью по горлу и добавил: — Зови же скорее!
Майор, громко стуча каблуками, вошел в кабинет. Сегодня он шел как-то особенно неуклюже.
Дружинин пристально всматривался в лицо Воеводина, пытаясь по выражению его угадать, с какими новостями явился майор.
— Ну-с, чем порадуете? — нетерпеливо спросил он.
— Радовать нечем, — мрачно ответил Воеводин, — Плохие дела…
Дружинин заметно изменился в лице:
— Вы, значит, произвели уже детонирующие взрывы?
— Произвел.
— На всех трех заводах?
— На всех трех.
— И?..
— Никакого эффекта.
Дружинин нахмурился.
— Может быть, Хмелев в самом деле решил поиздеваться над нами? — раздраженно произнес он и бросил давно уже потухшую папиросу. — Но нет, не выйдет это!
Вошла Варя.
— Владимир Александрович, — сказала она, — к вам Строгановы — отец и сын.
— Вот это здорово! — Дружинин повернулся к Воеводину: — Вы знаете, кто такие Строгановы? Это лучшие в области специалисты по монтажу заводского оборудования. Мастера высокого класса. Артисты!.. Зови их, Варя!
Воеводин поднялся, собираясь уйти.
— Нет-нет! — запротестовал Дружинин и, взяв его за плечи, усадил на место. — Я прошу вас остаться. Не мешает и вам послушать наших кадровых рабочих.
Совет Строгановых
Распахнулась дверь. Вошли рослые, широкоплечие отец и сын Строгановы.
— Иван Прокофьевич! Илья Иванович! — радостно воскликнул Дружинин. — Спасибо, что не забыли. Откуда же вы? Я адреса вашего раздобыть не мог. Ходили даже слухи, будто погибли вы на фронте.
Строганов-старший сказал степенно, с легкой усмешкой:
— Погибать-то погибали, и не раз, да вот, как видите, не погибли. Я партизанил, а Илья в армии был. Гвардии старшина, полный кавалер ордена Славы. Можете поздравить.
Владимир Александрович крепко пожал руку Илье Строганову, и тут взгляд его упал на Воеводина.
— Прошу познакомиться, — обратился он к Строгановым, кивая в сторону Алексея: — гвардии майор Воеводин.
Строгановы пожали майору руку.
— Ну, а теперь присаживайтесь и рассказывайте, — сказал Дружинин, подвигая Строгановым стулья.
— Мы к вам, Владимир Александрович, прямо из областного центра, — начал Иван Прокофьевич. — Только что кончили там монтаж оборудования. Работа, скажу я вам, была мелкая, а мы прямо-таки истосковались по большому делу.
Илья Строганов поддержал отца:
— Что верно, то верно. Уж я бывало на фронте не раз бойцам своим о вас рассказывал. Вспоминал горячие денечки, когда вы на трансформаторном секретарем парт-комитета работали. Боевое было время!
— Верно говоришь, — подтвердил Строганов-старший и обратился к Дружинину: — Вот и теперь, Владимир Александрович, хотим мы так поработать. Узнали, что вы всем районом командуете, и решили к вам податься. Пошли в обком, думали — драться придется за путевку к вам, а нам говорят: «К Дружинину? Пожалуйста!»
Владимир Александрович улыбнулся и спросил с любопытством:
— Ну, а как догадались-то, что у меня дело большое? Говорят, что ли, много об этом в области?
Илья Строганов собрался ответить, но отец опередил его:
— Да что говорить! И без того каждому ясно. Сами посудите: заводы у нас в Краснорудске транспортного машиностроения. А на транспорт в послевоенной пятилетке отпущена одна шестая капиталовложений в народное хозяйство. Как же тут не сообразить, что заводы эти будут в первую очередь и в широком масштабе восстанавливаться? — Старик подкрутил усы и усмехнулся: — Мы ведь в политике малость разбираемся.
— Все, значит, будем на ноги ставить? — удалось наконец Илье вставить словечко. — Всю районную промышленность?
— Всё и всю, — весело ответил Дружинин. — Но только теперь придется работать еще быстрее, чем до войны.
— Когда прикажете в строй становиться? Мы готовы, — серьезно ответил Строганов-старший.
— Успеете еще, — уклончиво ответил Владимир Александрович. — Устраивайтесь пока с квартирами.
— Да что нам устраиваться-то? Мы уже у родичей своих определились.
— Устраивайтесь, устраивайтесь обстоятельнее. С работой все равно придется повременить.
— Как же это так — повременить? — удивился Иван Строганов.
— Не в вашем это характере, Владимир Александрович, — поддержал отца Илья. — Непонятно это…
Иван Прокофьевич нахмурился и сказал строго:
— Вы уж выкладывайте все начистоту. Мы свои люди, скрывать от нас нечего. Поговаривают, будто фашисты с заводами что-то натворили. Мины вроде поставили. Правда это, Владимир Александрович?
— Правда, — угрюмо ответил Дружинин. — Один из заводов враги заминировали. Пока не отыщем мину, работу начинать нельзя. Я не могу рисковать людьми.
— А ее ищут?
— Ищут. Да вот майор Воеводин со своими саперами и ищет.
— Очень хорошо, — одобрительно отозвался Строга-нов-старший. — Искать ее, конечно, нужно, но зачем же восстановительные работы из-за этого приостанавливать, непонятно. Выходит, нас мина страшит? А разве не ходили мы в годы войны по минным полям? Не таскали эти мины в вещевых мешках, уходя на боевые задания в тыл противника?
Дружинин повернулся к окну, избегая взгляда Ивана Прокофьевича.
— Оно, может быть, и не гоже простому рабочему самого секретаря райкома партии учить, — продолжал взволнованно старик, — но я тебе все же, как коммунист коммунисту, скажу: собери ты, Владимир Александрович, народ, скажи ему прямо, что завод заминирован, и предложи идти работать тем, кто не боится этой мины. Вот увидишь, все пойдут! А майор между тем пусть делает свое дело.
Дружинин протянул руку Строганову:
— Спасибо, Иван Прокофьевич, спасибо за совет! Поверьте моему слову — недолго осталось ждать. Вопрос всего нескольких дней.
Илья легонько толкнул отца локтем:
— Не пора ли нам?
Иван Прокофьевич решительно поднялся:
— Ну, мы пойдемг Извините, если чего лишнего наговорили, но ведь мы свои люди, на нас нельзя быть в обиде. А совет наш помните.
Проводив Строгановых до дверей, Дружинин вернулся к Воеводину и сказал восхищенно:
— Какой народ! Да ведь с таким народом чорт знает что можно совершить! Разве испугаешь его какой-то вражеской миной!
Попрежнему все в тумане
Следующий день был спокойным. С утра Дружинин ездил в горсовет по неотложным делам, потом совещался в райисполкоме с прибывшими инженерами, принимал у себя заведующего гороно. А когда наконец немного освободился и взялся за газеты, вошла Варя и доложила, что пришел инженер Орликов.
— Сергей Сергеевич? — удивился Дружинин. — Да ведь он был у меня сегодня! Что там у него такое?
— Говорит, по неотложному делу.
— Ну что ты будешь делать со стариком! — вздохнул Дружинин. — Пригласи его.
Пожилой, седоволосый инженер Орликов вошел, слегка прихрамывая и опираясь на толстую палку с массивным набалдашником.
— Извини, Владимир Александрович, что я надоедаю, — густым басом начал он, — но я к тебе с жалобой на саперов. Что же это такое! Оцепили все заводы и никого не подпускают. Как же я смету составлять буду?
— Ну-ну, успокойся! — улыбнулся Дружинин. — Раскипятился! Ничего, дорогой Сергей Сергеевич, не поделаешь. Ты же знаешь, что заводы заминированы и могут в любой момент взорваться?
— Ну, так что же из того, что заминированы? — не успокаивался Орликов. — А когда я мост через Дон строил, так нас день и ночь бомбили и обстреливали, а я его все-таки построил. И ничего, жив-здоров, как видишь.