Макс Кранихфельд - Арабская петля (Джамахирия)
— В таком случае у Вас должно быть разовое удостоверение на право проверки, — с нажимом выговорил Стасер, пытаясь интонацией голоса вернуть собеседника обратно в реальный мир.
— Да-да, конечно… Где же оно было…
После долгих поисков по недрам различных карманов, включая брючные, на свет, наконец, была извлечена мятая и засаленная бумажка с печатью и подписью начальника гарнизона. Больше там ничего не было. Стасер по-жирафьи вытянул шею, пытаясь рассмотреть летящий росчерк пера перед фамилией генерала, ночью при свете одинокого тусклого фонаря над головой много не разглядишь, но по всему выходило, что подпись подлинная. Штабной вновь зашарил по карманам, на этот раз в поисках ручки, обнаружил ее где-то за пазухой и тут же пристроился заполнять допуск. Стасер лишь головой покачал, единственное крепко державшееся во всеобщем бардаке охватившем Вооруженные Силы, свято соблюдавшееся несмотря ни на что — Устав гарнизонной и караульной службы, каждое положение которого без преувеличения написано кровью нерадивых часовых и патрульных, попиралось прямо у него на глазах. Ссориться со штабным не хотелось, и он лишь крепче сжал и так превратившиеся в узкую нитку губы, ожидая, когда же подполковник закончит писать.
— Вот, пожалуйста. Разовое удостоверение и удостоверение личности. Теперь доволен?
— Вот здесь еще номер части от которой наряжен караул впишите, а тут поставьте время в которое разрешена проверка, — стараясь сохранять самообладание и внешне ничем не выдать своего раздражения от бестолковости проверяющего со вздохом произнес Стасер.
Тот в свою очередь глубоко вздохнул, мол, ну и зануда ты, капитан, но подсказке все же последовал.
В караулку их допустили без проблем, начкар, молодой лейтенант, топтавший караулы через два дня на третий и собаку съевший на положениях Устава гарнизонной и караульной службы, бегло просмотрев поданные через калитку документы, звякнул замком и доложил об отсутствии происшествий. Штабной с интересом осматривал территорию, похоже все для него здесь было внове.
— А как бы мне проверить посты? Хотелось бы посмотреть, как там часовые службу несут…
Стасер вздохнул и кивнул начкару, мол, желание проверяющего закон, так что поднимай караульных для сопровождения. Начкар молча козырнул и исчез в караулке, откуда сразу же послышалась характерная, связанная с внеплановой ночной побудкой, возня. Взвыла и тут же смолкла сигнализация на пирамиде с оружием. Через неплотно закрытую дверь явственно долетела реплика кого-то из бойцов: „Задолбали придурки своими проверками. Что не спится уродам, не понимаю… Как бабки за караулы платить, так нет денег на статье, а как мозги по ночам компостировать, так это за милую душу… Козлы, блин!“ Стасер с интересом взглянул на штабного, как-то тот отреагирует, но подполковник так и стоял с бесстрастным лицом, делая вид, что ничего такого не слышал.
Минуту спустя хлопнула дверь, выпуская в отгороженный дворик перед караулкой начальника караула и двух заспанных и все еще тихо ворчащих солдат. Оружие заряжали по всем правилам, по очереди, положив автомат в специальный станок, направляющий ствол в пулеулавливатель, все действия только по команде начкара. Стасер доподлинно знал, что этот спектакль играется лишь для проверяющего, а когда посторонних глаз нет, то бойцы по команде лейтехи просто примыкают к автоматам снаряженные магазины, а при разряжании так же их отмыкают, без положенного по наставлениям цирка с передергиванием затвора и контрольным спуском. Ну что ж у невоюющей армии всегда больше заморочек связанных с различными ритуальными действиями, объединенными общим девизом: „Чтобы служба медом не казалась!“. Здесь армия не воевала, к чему Стасер худо-бедно успел привыкнуть, точнее притерпеться, не зря же после двух сроков в Чечне выбирал себе это тепленькое местечко в невоюющем округе. В чужой монастырь, как говорится, со своим уставом не лезь.
Наконец бойцы зарядили оружие и смена, возглавляемая начкаром, двинулась по натоптанной ежедневными хождениями узкой тропинке. Стасер с проверяющим замыкали процессию. До постов было недалеко, метров триста. Штабной шел молча чему-то одному ему известному тихо улыбаясь и грызя сорванную травинку, Стасер тоже не лез к нему с разговорами, общепринятая воинская вежливость им была соблюдена при встрече, а развлекать разговорами проверяющего он не обязан.
— Часто сюда в наряд заступаете? — нарушил молчание подполковник.
— Раз пять в месяц, иногда чаще…
— Много однако, что офицеров в части не хватает?
— Как везде, — пожал плечами Стасер. — Старых пердунов пинками не выгонишь, а молодежь наоборот разбегается. Да оно и понятно, на гражданке они устраиваются так, что получают раза в два больше, при этом ни нарядов, ни караулов, восьмичасовой рабочий день и два выходных в неделю.
— Так скоро служить будет некому… — поддержал тему проверяющий.
„А ты, хорек, боишься, что все разбегутся, и проверять будет некого! Еще самого пахать заставят!“ — зло подумал Стасер, однако вслух произнес совсем другое.
— Времена такие паскудные настали. За идею служить никто не хочет, хотят за бабки. Да и идеи, впрочем, давно уже нет, как и бабок. Причем и идея тоже вещь интересная. Я вот, к примеру, думаю, что в накале боя закрыть амбарзуру, пойти в штыки на пулеметы, или там подорвать себя вместе с врагом гранатой, гораздо проще, чем изо дня в день пахать как папа Карло по пятнадцать — шестнадцать часов без выходных и проходных, при этом получать гроши и не знать, как смотреть в глаза жене и детям. Как объяснять дочке, почему у Люськи из параллельного класса мобильник стоит две папиных зарплаты, а костюм и туфельки три и что-нибудь подобное купить офицер просто не в состоянии? Какую причину придумать, чтобы не праздновать годовщину свадьбы в ресторане, на который просто нет денег? Нет, право, один раз побыть героем гораздо легче!
— Сам то воевал? — недовольно буркнул проверяющий, похоже, высказанное Стасером ему совершенно не понравилось.
— Приходилось, — с вызовом вскинул голову Стасер.
— Ну так и не хрен тогда жаловаться! — зло отрубил подполковник. — Боевые, небось, получал? Раза в три больше меня зарабатывал? А теперь на обычное денежное довольствие жить не можешь? Привык ни в чем себе не отказывать? А вот попробуй теперь, как нормальные военные живут! Через немогу! Стиснут зубы и служат! Не то, что вы там…
— Да я… — Стасер аж задохнулся от возмущения.
Почему-то страстно захотелось вцепиться в холенное искривленное брезгливой барской гримасой лицо и лупить им об выставленное колено, разбить в кровь эти тонкие плотно сжатые губы, расплющить нос, выдавить глаза… Это было даже хуже традиционного и в общем-то уже привычного „мы вас туда не посылали“, оказывается штабной считал себя незаслуженно обиженным из-за того, что на войне кто-то смел получать больше него, прилежного труженика различных проверок, составителя приказов о длине и ширине бирок и табличек, творца должностных и служебных инструкций, которые никто никогда не прочтет в виду их полного идиотизма и оторванности от реальной жизни.
— Стой! Кто идет? — прозвучал из темноты окрик.
Стасер тяжело сглотнул, усилием воли загоняя глубоко внутрь готовые вырваться слова.
— Начальник караула, — прокричал в ответ лейтенант.
— Начальник караула ко мне! Остальные на месте! — в строгом соответствии с уставом откликнулся часовой.
„Наверняка предупредили черти! — решил про себя Стасер. — Иначе часовой вряд ли оказался бы прямо напротив калитки. Точно, звякнули из караулки по телефону, встречай, мол, проверку!“
Начкар неспеша вразвалочку двинулся вперед, ориентируясь на голос невидимого в темноте часового.
„Грамотно действует боец, — отметил про себя Стасер. — Не выперся на освещенное место, а укрылся в тени. Поди, отгадай, где он! Пока не убедится, что прибыл действительно начальник караула, на свет не выйдет“.
И тут штабной, отодвинув плечом мешавшего ему пройти Стасера, как ни в чем не бывало, потопал вслед за начальником караула.
— Стой! Назад! Стой, стрелять буду! — голос часового предательски дрогнул, выдавая испуг от неожиданной ситуации, однако последовавший за окриком лязг передернутого затвора показал, что парень отнюдь не впал в ступор и готов, как это и положено, защитить доверенный ему пост.
Дело в том, что подобная ситуация, как впрочем, и многие другие варианты действий часового прямо предусмотрены в Уставе гарнизонной и караульной службы, который прежде чем впервые заступить в караул бойцы выучивают буквально наизусть, в части касающейся конечно. А устав гласит ясно и недвусмысленно если лица, прибывшие с начальником караула, или разводящим не выполняют команду часового оставаться на месте, то часовой делает последнее предупреждение: „Стой! Стрелять буду!“, после чего открывает огонь на поражение без всякой там лабуды вроде предупредительных выстрелов. Придумано это не просто так, а для предотвращения вполне реальной и не раз встречавшейся на практике ситуации, когда внезапно напавшие на движущуюся к посту смену злоумышленники, пленив начкара или разводящего под дулом пистолета, или с приставленным к почке ножом ведут его на пост, где тот под угрозой смерти позволит им приблизиться к часовому на расстояние гарантирующее успех внезапного нападения. Только человек далекий от вполне земных и порой неприглядных реалий караульной службы может решить, что в наше время, когда нет войны, а соответственно отсутствуют вражеские диверсанты, часовые могут чувствовать себя в полной безопасности и не заморачиваться лишний раз на скрупулезном выполнении весьма жестко расписанных обязанностей. На самом деле различного рода происшествия в караулах случаются не так уж редко, немалое место среди них занимают нападения на посты. Нападают с различными целями, но по нашему времени все больше для того, чтобы завладеть оружием часового, склады с военным имуществом и горючкой мало кого интересуют, а вот автомат охраняющего их бойца является лакомым куском для преступника. Понятно, что при таких раскладах у зазевавшегося и расслабившегося часового шансов на выживание не много. А каждое подобное происшествие попадает в ежемесячный обзор результатов караульной службы и в обязательном порядке доводится до каждого военнослужащего специализированных подразделений охраны, а также до всех, кто, так или иначе, связан с караульной службой. После зачитывания сухим канцелярским языком составленных описаний происшествий, в которых гибли и становились на всю жизнь калеками такие же лопоухие срочники, каждый часовой знал, что к выполнению своей задачи на посту надо подходить со всей серьезностью, а каждая строчка устава в буквальном смысле написана кровью.
