Альфред Андерш - Винтерспельт
Она сказала ему, что ни в коем случае не поедет в Кёльн.
— Что же вы собираетесь делать? — спросил он.
— Не знаю, — ответила она. — Хочу исчезнуть, испариться.
У нее была смутная мысль поехать в Трир или в Ахен — города, расположенные у самой западной границы; говорили, что население оттуда уже выехало. Может, ей удалось бы остаться в пустом городе, если он достаточно большой и если повезет; лишь бы проникнуть в него, а уже дальше надо следить, чтобы не натолкнуться на патрули. Кэте представляла себе улицы, где не слышно ничего, кроме ее собственных шагов. Она взломает какую-нибудь квартиру, продуктовый магазин. В Прюме она видела, как торговцы запирали лавки, где еще хранились товары. Романтические мечты об одиночестве и разбойничьей жизни. Впервые она попыталась точно высчитать, когда кончится война.
— Я отвезу вас к своим сестрам в Винтерспельт, — сказал Людвиг Телен.
Она знала, что две его сестры и очень старый отец ведут хозяйство в деревне, где он родился. Во время одной из прогулок он как-то показал на запад и сказал: «Винтерспельт находится в двадцати километрах отсюда. Я должен как-нибудь показать вам его».
— Ваши сестры будут вам ужасно благодарны, — сказала Кэте. — Кроме того, это вообще невозможно.
— Мои сестры будут вам рады, — сказал он уверенно. — И дело не только в том, что им нужны рабочие руки. Так почему же это невозможно?
— Например, потому, что я остаюсь без продовольственных карточек. Почитайте объявления! Кто не подчинится приказу об эвакуации, не получит продовольственных карточек.
Он только пожал плечами.
— У меня дома вы будете питаться лучше, чем когда-либо питались здесь.
— Меня станут искать, — сказала она. — Для ваших родных будет опасно держать меня в доме.
Он подумал.
— Группенляйтер в Винтерспельте — Йоханнес Нэкель, хозяин трактира, — сказал он. — Он теперь очень присмирел. Кроме того, я пойду к нему и припугну его как следует.
Было еще совсем темно, когда на следующее утро Кэте через лес ушла из Прюма. Чемоданчик у нее был все такой же легкий. На обочине дороги, недалеко от Роммерсхаймер-Хельд, она ждала Людвига Телена. В его распоряжении оставался еще день, ему следовало прибыть в Кобленц лишь завтра. Кэте же, наоборот, должна была еще вчера вечером явиться на Ханплац, ее включили в группу из двухсот человек, уезжавших на грузовиках в Кёльн. Она представила себе, как там пересчитывают людей, выкликают фамилии. Ей надо было решить, где надежнее всего провести оставшиеся несколько часов; она пришла к выводу, что в школе. Действительно, там никого не было, даже сторожа; может быть, он уехал с той самой группой, от которой она отбилась. Учительская была заперта, а классные комнаты открыты, она зашла в выпускной класс, положила на покрытый линолеумом пол свой плащ, легла и стала слушать гул, которым наполняла город отступающая армия. Около двух часов ночи она вышла из школы и, не встретив ни одного человека, нырнула в лес. Гул становился все слабее, черные стволы буков отгораживали ее от городского шума все более плотной стеной; наверху, на лесных прогалинах, где перед Кэте расстилалась лишь дорога, а над ней нависало ночное небо, уже ничего не было слышно.
5
Молодой Телен приехал на машине, за рулем которой сидел Венцель Хайншток. (Когда нужно было совершить такую поездку, обращались к Хайнштоку, у которого был старый «адлер».) Кэте представили ему, имени его она не разобрала, села на заднее сиденье. В <ение получаса, что они ехали до Винтерспельта, все трое почти не разговаривали.
Иногда, вспоминая потом эту поездку, Кэте говорила:
— Только не думай, что я не заметила, как ты разглядывал меня в зеркало!
Он не отрицал, что по дороге в Винтерспельт то и дело поглядывал в зеркало, притом вовсе не из-за дороги. Голова и плечи Кэте даже закрывали от него дорогу сзади; собственно, он должен был сказать ей: «Отодвиньтесь немного в сторону!»
На ее вопрос: «О чем ты тогда думал?»-он обычно не отвечал. Однажды он сказал:
— Я думал, что пословица не точна.
— Какая пословица?
— «Чего не чаешь, то получаешь». Чаще всего как раз не получаешь.
Она помолчала, потом начала снова его поддразнивать.
— Но ты ведь просто высадил Людвига Телена и меня возле дома, даже не вышел из машины, сразу уехал.
— Я же знал, почему ты приехала в Винтерспельт. Молодой Телен попросил меня отвезти в безопасное место его учительницу. Так что я знал, что мне еще придется с тобой встретиться.
— Великий капканщик, — насмешливо сказала Кэте. — Сидит себе спокойно и выжидает.
В доме Телена ее ждал почти такой же прием, как позднее того ординарца, что пришел просить ночник для Динклаге. Людвиг Телен был страшно смущен и сказал ей в утешение:
— Они поначалу всегда так. Но вы увидите, все будет в порядке.
Он оказался прав; когда среди дня он уехал, потому что на другое утро должен был явиться в Кобленц, умиравшие от любопытства Тереза и Элиза тотчас принялись сплетничать; позднее, когда им стало ясно, что в истории с Горбатовым можно положиться на Кэте, они стали неразлучной троицей. Весьма благоприятным оказалось и то, что письма, которые она получала от Людвига — он писал сначала из гарнизона в Саксонии, потом с Восточного фронта, и поступал очень умно, посылая письма Кэте раз в две недели, а семье каждую неделю, — она спокойно давала читать сестрам и отцу; так что была хоть какая-то польза от того, что они остались с ним на «вы».
Но то первое утро было ужасным. Сидя на лежанке в большой комнате, она смотрела на исцарапанный стол, на стулья, с которых облезла коричневая краска. На дверцах встроенного в стену шкафа висели пожелтевшие открытки, прикрепленные кнопками, фотографии. Дешевая, потрескавшаяся посуда в буфете. Рядом белый фарфоровый Христос на коричневой деревянной подставке. Жужжанье мух. Как и почему она попала сюда? Спросить Людвига Телена, не может ли тот человек, который привез ее сюда, сразу же увезти ее отсюда, ей помешала, во-первых, абсолютная невозможность найти какое-то другое место, а во-вторых, упрямство. «Дело дрянь, — подумала она, взгляд ее скользнул мимо большой навозной кучи во дворе к покрытому серой штукатуркой безликому дому, командному пункту батальона, перед которым тогда оживленно суетились военные — известная своей расхлябанностью 18-я мотодивизия. — Дело дрянь, но я останусь здесь, мне некуда больше податься».
Прощаясь, Людвиг Телен сделал попытку остаться с ней наедине. Она отказала ему в поцелуе, на который он, очевидно, надеялся, но, вспомнив так называемую судьбу Лоренца Гидинга, впервые заговорила с ним совершенно откровенно.
— Увиливайте, где только можно, Людвиг! — сказала она. — Симулируйте, а не поможет — попытайтесь попасть в плен, если вас отправят на фронт. Надо выжить, вы понимаете («Вы понимаете!»), выжить!
Она обрадовалась, увидев, что в глазах его не появилось возмущения — только удивление.
— Я найду вас здесь, когда вернусь? — спросил он.
— Нет, — сказала она, — наверняка нет.
Через несколько дней Тереза зашла ранним утром к Кэте в комнату и сказала:
— Тебе надо на какое-то время исчезнуть из деревни!
Хозяин трактира и местный группенляйтер Йоханнес Нэкель,
сообщила она, вчера вечером намекнул ее отцу, что в ближайшие дни Винтерспельт будут прочесывать, ищут людей, проживающих в деревне незаконно.
— Куда же мне деваться? — спросила Кэте.
— Пойдешь к господину Хайнштоку, — сказала Тереза. Увидев, что это имя ничего не говорит Кэте, она сказала: — Это тот человек, который привез тебя сюда.
Она рассказала Кэте все, что знала о Хайнштоке, описала дорогу к каменоломне.
— У вас будут из-за меня неприятности? — спросила Кэте.
— Ты думаешь, кто-нибудь на нас донесет? Такого здесь не бывает. Тому, кто бы это сделал, не поздоровилось бы. Да еще теперь, когда война скоро кончится!
Кэте вспомнила прием, который был ей оказан. Она живо представила себе, каково придется службе розыска, когда та ступит во двор Телена. А семья Теленов была еще самой приветливой в этой эйфельской деревне.
Так Кэте пришла к Хайнштоку. Одного только ей не довелось узнать: что Хайншток, зайдя как-то в деревню, отозвал в сторону Терезу Телен и, когда та пообещала, что не скажет никому ни слова, шепнул: «Если у этой учительницы, что живет у вас, будут неприятности, присылайте ее ко мне!»
То есть Кэте была неправа, утверждая, что он сидел себе спокойно и выжидал.
