Григорий Полянкер - Учитель из Меджибожа
Добравшись до шоссе, внимательно огляделся, нет ли поблизости машин, перебежал на другую сторону, нырнул в глубокую балку и быстрым шагом направился в сторону Запорожья. То и дело оглядывался, не гонятся ли за ним. Но вокруг было тихо, только где-то далеко-далеко оглашал округу своим плачем сыч.
Он шагал, а над ним витала весенняя, облачная ночь. В темном небе сверкали редкие звездные россыпи, а иногда выплывал краешек рогатого месяца. Ранним утром он выберется на дорогу, больше ночлега искать не будет. Ни в коем случае. Наученный горьким опытом, остаток пути проделает отныне только на попутных машинах, чтобы никто не задерживал, не отправлял ко всяким комендантам и бургомистрам!
Правда, еще немало опасностей ждет его. Впереди несколько мостов, переправ, контрольно-пропускных пунктов. Что поделаешь, придется ему все преодолеть. Через эти пункты он проедет на попутных военных машинах, иначе путешествие может окончиться трагически.
СНОВА В ЗАПАДНЕ
Да, легко сказать — добираться до места только на попутных машинах! Поди останови, когда они движутся сплошным потоком — грузовики с солдатами, танки, броневики. Идут колоннами, а между ними снуют, мечутся офицеры с флажками, стараются установить порядок. А эта плывущая сутолока рычит, гудит, извергая тучи черного едкого дыма, ядреной ругани, криков.
«Мечутся гитлеровцы, — думал Петр Лазутин, стоя на значительном расстоянии от шоссе, — спешат за смертью… Идет большая передислокация, а точнее — гонят эти колонны в сторону Орла, Курска. Гитлер замыслил отомстить за разгром его войск под Сталинградом. Там собираются силы. Но фашист уже не тот, что был, и дела его уже иные, и дисциплина сильно упала, а о боевом духе и говорить не приходится. Однако огромная сила, техника продолжают двигаться, словно по инерции».
Сущее вавилонское столпотворение. В эту суматоху Петру теперь лезть опасно. Надо двигаться старым испытанным методом, как наши предки передвигались в былые времена, — пешком. И он пошел дальше степной дорогой, которая вилась вдоль шоссе.
Спешить пока было нечего. Никто нигде его не ждет, кроме гестапо и полевой жандармерии… Видно, очень им заинтересовались, если разослали по комендатурам фотографии.
Уже третью неделю находится он на правах беглеца, бездомного солдата. В обычное время проделал бы этот путь до Запорожья за каких-нибудь десяток часов. Но теперь ему приходилось обходить десятки преград, опасностей, ловушек, напрягать всю свою солдатскую смекалку, хитрость, находчивость. Пришел к выводу, что продвигается еще довольно быстро.
Не заметил, как дорога неожиданно вывела его к большому мосту, подходы к которому с обеих сторон были забиты машинами, танками, войсками. Внизу царила страшная неразбериха. Офицеры ругались последними словами, размахивали револьверами, угрожали, а бедные регулировщики растерянно разводили руками, не в состоянии разгрузить тот нескончаемый ноток. Солдаты со страхом и опаской посматривали на небо.
Спустя несколько минут Петр Лазутин понял, почему солдаты так орали у переправы и свирепо размахивали оружием, стараясь поскорее выбраться из суматохи. Раздался гул тяжело груженных бомбардировщиков, истребителей. Ровными треугольниками выплыли они из-за облаков. Поднялась страшная паника. Как безумные, разбежались мгновенно солдаты, офицеры. Побросав пушки, обозы и все на свете, устремились в степь, спасали свои грешные души. Загрохотали зенитки, пулеметы.
Но самолеты, властно гудя, шли к переправе. Через несколько минут земля содрогнулась от страшного удара.
Над мостом и у подходов к нему поднялись облака дыма, пыли, пламени. Заржали обезумевшие кони. Вырываясь из дышел, а то и просто переворачивая подводы, неслись подальше от этого ада. По обочинам дороги, а также в скоплениях обозов и машин неистово свистели, рвались бомбы. Дым и пламя вздымались все выше, поглощая переправу, дорогу, небо…
Петр стоял на пригорке, немного в стороне. Запрокинув голову, смотрел, как бомбят врага советские самолеты, как торчат в канавах, ямах, воронках в смертельном ужасе немецкие вояки, еще недавно считавшие себя непобедимыми. Прижимаясь к земле, они ползали на четвереньках, плакали, молились, выпрашивая у всевышнего прощения, моля о спасении. А бомбы с убийственным свистом сверлили воздух, рвались над переправой, над столпившимися обозами, колоннами.
Сердце Петра радовалось. После каждого взрыва, после каждого удара он шептал: «Так их, гадов! Так их! Молодцы!»
В это время он позабыл, что осколки могут задеть и его. И когда вдруг над самой головой с ужасающим визгом просвистел рой пуль, бросился на землю, вытянулся.
«Да, хорошо работают ребята…» — подумал он, наблюдая, как у переправы горят машины, подводы, как все там обволоклось дымом.
Минут пятнадцать длилось это светопреставление, но казалось, прошла целая вечность. Еще долго после того, как улетели бомбардировщики, не поднимались немцы из своих канав и ям, находясь в оцепенении, со страхом глядели в небо и прислушивались, не идут ли снова самолеты. Постепенно они, как очумелые, стали выползать из своих укрытий и бежать тушить пожары, спасать то, что у них еще оставалось.
Сбросив в воду горящие, разбитые машины, подводы, загородившие проезд и создавшие там большую пробку, они сели на уцелевший транспорт и двинулись дальше. Теперь фашисты торопливо уходили отсюда, опасаясь, как бы не повторилось побоище.
Петр поднялся с земли, отряхнул с себя пыль. Вот теперь, подумал он, удобно смешаться с насмерть перепуганной толпой солдат и перебраться на ту сторону реки. Кому нынче взбредет в голову задержать его для проверки документов, когда все словно ошалели и не знают, на каком свете находятся.
Он сбежал с горки, но тут его постигло разочарование. Какой-то крикливый лейтенант гнал всех, кто попадался ему на глаза, тушить горящие машины возле моста, разгружать, спасать то, что еще можно уберечь, собирать по обочине дороги разбросанные ящики с боеприпасами и продовольствием. Погнали туда и его, Петра. Он увидел в сторонке небольшой обоз подвод, груженных мешками, и пристроился к пожилым солдатам, которые дрожали от страха и с опаской посматривали на небо. Он закурил со старшим обоза — похрамывающим усатым фельдфебелем. Тот почему-то начал жаловаться, что там, в части, ждут не дождутся этих мешков с мукой, а он со своими подводами будет торчать тут до второго пришествия, пока снова не налетят русские самолеты.
Взяв в руки длинный кнут, Петр Лазутин подбежал к крикливому регулировщику и энергично обратился к нему:
— Герр лейтенант, наши доблестные солдаты рейха сидят без хлеба, а мы тут с мукой не можем переправиться… Пропустите, пожалуйста, обоз.
Лейтенант окинул его злобным взглядом, в сердцах выругался и заревел:
— Убирайся ко всем чертям! Тут у меня машины с боеприпасами, танки, а ты со своим хлебом!
И грубо оттолкнул его.
Но слова о доблестных солдатах рейха возымели действие. Когда Лазутин повернулся и зашагал прочь, лейтенант окликнул его:
— Где там твои подводы с мукой? Давай скорее подтяни их, за теми вон машинами проедете. Только побыстрее шевелитесь!.. Видишь, что делается?
Петр козырнул, как положено. И через несколько минут, неистово размахивая кнутом над головами лошадей, тащивших тяжело груженную подводу, гикая и ругаясь, как заправский ездовой, подбадривая остальных стариков, уже ехал по мосту.
Обозники и их старшой, хромающий фельдфебель, смотрели с восхищением на этого бойкого солдата. В самом деле, какой молодчина. Нагрянь он к ним раньше, уже давным-давно очутились бы по ту сторону, и не пришлось бы переживать эту страшную бомбежку…
Так двигался он несколько километров по обочине дороги. Поняв, что это занятие не для него, распрощался со всеми как со старыми приятелями и отправился дальше пешком.
Ночлега в придорожных селах он уже не искал. Скоротал ночь в степи, на ворохе прелой соломы возле бывшей скирды. И хотя целые рои мышей возились вокруг него, досаждали, залезали под шинель, но он уснул довольно быстро.
Проснулся Петр на рассвете от сильного гула моторов. Сонным взглядом окинул безоблачное небо, увидел множество самолетов. «Свои… Идут уже на работу, — подумал он, улыбнувшись. — Да, не дают наши ребята немцам скучать… Переменились роли…» Он вспомнил начало войны, когда фашистские бомбардировщики властвовали в воздухе. Расправил плечи, громко зевнул, посмотрел на дорогу.
Уже немного осталось до Запорожья. Сегодня надо добраться туда. Но впереди еще одна преграда: Днепр… Да, это тебе не речки, встречавшиеся доселе, не те мосты и переправы. Здесь дело посложнее!
Впереди днепровская плотина. Он, правда, знал, что плотину взорвали еще в начале войны, когда туда приближались немцы; ее развалины до сих нор торчат из реки. Но, должно быть, немцы рядом навели понтонный или временный деревянный мост, который, безусловно, сильно охраняется. Перебраться через него — великая трудность.
