Евгений Федоровский - Невидимая смерть
– Ты из России?
– Мои родители переехали в Германию в восемнадцатом году. Они спасались от революции.
– Были богаты?
– У нас было имение на Воробьевых горах под Москвой.
Юстин знал, что некоторые русские эмигранты неплохо устроились в Германии, содержали магазины, служили гидами и советниками в министерствах и фирмах. У них была даже своя газета «Новое слово», издаваемая крымским греком Владимиром Диспотули. При газете существовало правление, в которое входил даже барон Врангель. Оно руководило работой разных эмигрантских организаций, выпускало книги на русском языке, помогало нуждающимся. Но он впервые встретился с русским – таксистом, работником самой малодоходной и малопочтенной в Германии профессии. У Юстина возникло желание поближе познакомиться с шофером, он вспомнил ресторанчик «Бодлер» и приказал ехать туда.
Перед тем как выйти из машины Юстин спросил:
– У тебя найдется время выпить со мной?
Русский сконфуженно пожал плечами.
– Идем, я хорошо заплачу и позвоню в гараж.
Заказали водки и две бутылки старого пива – «Штарбиер». Кельнер принес также блюдо с бутербродами и сырой мясной фарш с приправой по-гамбургски из перца, чеснока, уксуса и орехов. Русского удивило такое изобилие. Видно, рестораны ему были в диковинку.
– Как тебя зовут?
Шофер ответил по-немецки:
– Виктор Шувалов. Мои предки были и канцлерами, и царскими адъютантами, и владельцами платиновых рудников на Урале. Мой отец отличился на турецком фронте, был ранен и ушел в шестнадцатом в отставку. Я родился годом спустя, как раз в то время, когда власть захватили большевики.
– Говори по-русски, – попросил Юстин, ему хотелось проверить, как Виктор владеет родным языком.
– Неудобно здесь и в такое время…
– Со мной можно.
Шувалов посмотрел на витые погоны майора и перешел на русский:
– Наше имение конфисковали. Удивляюсь, почему Чека не расстреляла отца. Старик он прямой и гордый. Первое время при Советах мы ютились в комнатке прислуги. В восемнадцатый семье удалось пробраться на Украину, а оттуда, спасаясь от Петлюры, мы попали в Берлин.
– Чем здесь занимались родители?
– Мы приехали почти без денег. Отец получал какое-то пособие от «Комитета по спасению родины», мать давала уроки языка. Я окончил гимназию, однако на университет денег не было. Так стал шофером такси.
После рюмки водки Юстин спросил:
– У тебя германское подданство?
– Да. Но в вермахт меня не призвали.
– А ты хочешь воевать?
– За что, за кого воевать?
– За Германию.
Подумав, Виктор осторожно ответил:
– Я не считаю себя немцем.
– Но ты хочешь вернуть имение на Воробьевых горах?
Виктор ковырнул вилкой сырой фарш, выпил еще рюмку:
– Что было, ушло…
– Хочешь увидеть свое имение?
– Каким образом?
– Если без раздумий станешь выполнять мои приказы.
– Ваши?
– Да. Только мои.
Русский внимательно посмотрел на Юстина, повертел рюмку в длинных пальцах. В это время заиграл марш. На сцену выпорхнули полуголые девушки в киверах времен генерала Блюхера. Виктор нахмурился, со злостью сжал в кулаке салфетку. Очевидно, в голову ударил хмель. Он подумал: такие очаровательные красотки ему, наследнику старинного шуваловского рода, сейчас не по карману. А вдруг и вправду можно вернуть отнятые большевиками богатства, если он согласится работать на этого симпатичного немца? Все вместе – и злость на нищету, и надежда – толкнули к решительности. Он выпил снова, с сожалением поглядел на опустевшую бутылку:
– Чем же мы будем с вами заниматься?
– Пока ничем, – холодновато произнес Юстин и потребовал у кельнера счет.
Пошатываясь, русский вышел к машине, хотел сесть за руль, но Юстин бесцеремонно занял его место:
– Садись рядом. Где ты живешь?
– Вессельштрассе, два. Это в Ведлинге.
Юстин доехал до старого кирпичного дома, помог Виктору подняться на пятый этаж, крутнул вертушку звонка. Дверь открыла маленькая старушка в чепчике. Она всплеснула руками и закричала в глубь квартиры: – Василий! Какой ужас!
Толкнув дверь ногой, Юстин провел Виктора по коридору и усадил на диван. Когда он выпрямился и обернулся, то увидел осанистого старика с моноклем в глазу, с тростью в руках. Резким, как команда, голосом тот спросил:
– Чем обязан?
– Майор Валетти, – спокойно отрекомендовался Юстин.
Старик запахнул поношенный халат, с достоинством произнес:
– Генерал-майор в отставке граф Шувалов.
– Мы выпили в «Бодлере», ваш сын немного не рассчитал сил, – эту фразу Юстин произнес по-русски.
– Что за черт?! – вскинул седые брови Шувалов-отец, изумленный не то ответом по-русски, не то названием довольно известного в Берлине ресторана, не то еще чем.
– Не беспокойтесь, генерал. Назовите мне телефонный номер гаража, где работает ваш сын. Я оплачу всю его сменную выручку.
– Что за черт?! – снова повторил старший Шувалов. – Мой сын никогда не пьет!
– Тогда вина лежит полностью на мне. Примите извинения, – Юстин не собирался уходить.
Поняв это, старик кивком показал на дверь в соседнюю комнату и шепнул супруге:
– Мария, сообрази!
Кабинет бывшего графа был завален книгами и папками с журнальными и газетными вырезками. На столе аккуратной стопкой лежала писчая бумага, из бронзового стаканчика торчали разноцветные карандаши. Юстин обратил внимание, что старик писал не авторучкой, а обыкновенным пером, каким учатся писать в начальных классах.
– Вы работаете над каким-то сочинением, генерал? – спросил он, усаживаясь в скрипучее кресло.
– Да, – отрезал старик и прикрыл бумагу папкой, давая понять, что не собирается говорить на эту тему.
– Мы с вами коллеги. Я до войны работал в «Цейтшрифт фюр геополитик» у генерала Хаусхофера. Так о чем вы пишите?
Услышав уважаемое имя и журнал, Шувалов потеплел:
– Если хотите, о судьбе русской эмиграции.
– Любопытно, – оживился Юстин. – Меня очень интересует этот вопрос и вообще Россия. В детстве и юности меня воспитывал друг моего деда по имени Миша, с тех пор я питаю уважение к этой стране.
Искренние слова понравились старику. Шувалов сел за стол, отодвинул папку, перебрал несколько страниц рукописи:
– Коль так, то я вам скажу прямо: эмиграции как союза сообщников больше не существует. Союзы распались. Вымерли люди, способные возглавить движение. Остались монархисты, изъеденные молью, шарлатаны, кликуши и мелкие воришки, вроде субъектов из «Нового слова», – Шувалов протянул руку к одной из папок на столе с известным лишь ему индексом, нашел газетную вырезку. – Послушайте, что они писали в пасхальном номере: «Да сохраним мы наши души в смиренной готовности служению родине до того святого дня, когда кремлевские колокола возвестят всему миру о воскресении спасителя». Какая чушь! Какого спасителя?!
– Я тоже не понял, кого они имеют в виду, – проговорил Юстин.
– Или вот некий тип Михайлов заказал в типографии бланки «Михайловского освободительного движения» с двуглавым орлом без короны. Что это за вождь русского народа? Кто за ним стоит? Знаете, национальная идея, национальный дух есть у каждого народа. Когда Германия начала войну с Советами, многие эмигранты вдруг стали патриотами России, пошли в Сопротивление, как это случилось во Франции. Ну, тот же Антон Иванович Деникин. Об этом писали ваши же газеты.
– Возможно, эта часть эмиграции не поняла наших намерений?
– Как уж не понять! – энергично раскинул руки старик. – «Дейчланд, Дейчланд, юбер аллее»! Но что вы обещаете тем, кто идет с вами? Пирог пополам? Или объедки?
– Вы же сами сказали: русская эмиграция показала полную неспособность свергнуть диктатуру большевиков. О каком равном дележе может идти речь? – обиженно проговорил Юстин.
В это время, постучав как мышка, вошла супруга Шувалова, поставила на куриальный столик поднос с ликером и кофе. «Однако старик смел, – подумал Юстин. – Конечно, свое он прожил, но если он успел вдолбить подобные мысли сыну?…» Он уже пожалел, что связался с обоими Шуваловыми, но что-то удерживало его от желания встать и уйти. Может быть, захотелось понять эту отверженную часть людей? Или он стремился найти ответ на вопрос: до какой же степени можно доверять русским, даже самым ярым противникам большевизма?
– Россию не следует понимать упрощенно, – Шувалов разлил напиток по рюмочкам. – Вы ее не понимали, когда начинали войну, опьяненные расовыми бреднями, а сейчас что-то плетете о пространствах и загадочной русской душе… Огромная сила русского – в его вере.
– Мы тоже верим.
– В фюрера? – быстро бросил старик и забарабанил по столику. – Впрочем, во времена бурных потрясений любой народ выдвигал своих великих людей. У англичан появился Кромвель, у французов – Бонапарт, у большевиков – Ленин, у вас – Гитлер…
