Иван Василевич - Подвиг живет вечно (сборник)
К судебному столу быстро подходит уже знакомый нам седеющий мужчина, сосредоточенный, с лицом открытым и строгим. Сначала голос его звучит тихо, волнение, чувствуется, теснит грудь, но вот речь выравнивается. Слова звучат болью и гневом. Подсудимый буквально на глазах становится мельче, сжимается За барьером. Он готов провалиться сквозь землю, чтобы только не слышать жестокой правды, которой не зря так опасался.
— Я лично видел, — говорит свидетель, — как подсудимый в марте 1943 года изощренно пытал двух партизан, доставленных под конвоем с железнодорожной станции Сталино. Никто его не заставлял, он сам, еще до прихода гитлеровца-следователя, набросился на одного из арестованных, бил резиновой дубинкой по лицу, по спине, пока тот не упал. Тогда Юхновский, выкрикивая: «Ты у нас сознаешься», принялся топтать его. Второго мужчину, немного передохнув, ударял головой о стенку, зажимал ему пальцы рук дверью, ломал кости. В тот же день Юхновский допрашивал женщину. Она отмалчивалась, когда ее называли партизанкой, лишь глухо стонала от ударов дубинкой, сыпавшихся на нее. Обозлившись, что и тут потерпел неудачу, Юхновский, свалив ее на пол, таскал за волосы, пинал сапогом, норовил попасть в живот.
Судья. Подсудимый Юхновский, подтверждаете правильность свидетельских показаний?
Юхновский (глухо). Подтверждаю с одним уточнением — пальцы рук дверью не зажимал.
Судья. Подсудимый, есть вопросы к свидетелю?
— Есть! Откуда свидетель знает все эти подробности? Где он находился в тот день?
Судья просит свидетеля ответить.
— Позвольте, товарищи судьи, коснуться немного своей фронтовой биографии, — начинает Игорь Харитонович. — Я воевал под Сталинградом, в полковой разведке. Под Белой Калитвой впервые увидел преступления, совершенные гитлеровскими карателями, той самой гэ-эф-пэ семьсот двадцать один, в которой сотрудничал Юхновский. Луг около школы, где размещалась тайная полиция, был завален трупами советских воинов. Второй раз, тоже будучи в разведке, натолкнулся на следы гестаповцев в Амвросиевке. И там — трупы наших людей, изуродованные палачами до неузнаваемости.
Когда меня вызвали в разведотдел, — продолжает Аганин, — и сказали: нужно внедриться в эту проклятую гэ-эф-пэ семьсот двадцать один, все вызнать изнутри, я ответил, что внутренне готов к заданию, каким бы трудным оно ни было.
— Теперь, подсудимый, вспомнили, кто перед вами? — спрашивает председатель суда.
Юхновский блуждает глазами по залу: дальше упорствовать нет смысла… Все кончено…
Бой до концаДа, потемины, юхновские умели маскироваться, хитро запутывать следы. Однако известно, что хитрость, если ее развивать беспредельно, переходит в свою противоположность, ибо раскрывает для анализа некую спрятанную в ней систему. Аганин, прирожденный аналитик, тонкий психолог, что называется, «вычислил» и Потемина и Юхновского.
Не совсем понятно? Честно признаться, мы тоже не сразу поняли.
— Игорь Харитонович! При всем уважении к вам в это модное ныне «вычислил» трудно поверить…
— Значит, трудно поверить? — несколько обижается наш собеседник. — А вы прикиньте! Разве не было оснований предположить, что если уцелел на войне Потемин, перекрасился, то со временем потянет его в Донецкий партийный архив? А коли так, то сложно ли определить, в какие именно фонды архива хотелось ему заглянуть? И если эта версия правильна, то из тех фондов попытается он какие-то документы изъять. Но это не удастся человеку, который не стал в архиве «своим». А таким, наверное, может стать только «солидный исследователь», скорее всего профессиональный историк… Что, гадание на кофейной гуще? Нет, то самое «вычисление», приближение к цели. Трудоемкая по количеству версий, но продуктивная работа. Сейчас мы всей нашей следопытской группой «вычисляем» еще двоих из ГФП-721 — Альберта Вольфа и Арнольда Костровского: они хорошо знают обстоятельства гибели многих героев-подпольщиков, партизанских разведчиков Украины и Северного Кавказа.
— Всей группой? То есть в открытую? Не спугнете?
— Как вам сказать, — вздыхает Аганин, — можно и вспугнуть, если… Если вмешаются неумные люди. Ведь уцелевшие вольфы, костровские тоже, уверяю вас, денно и нощно «вычисляют». Где, чем занят, как настроен потенциальный свидетель обвинения? И разве не глупо, пусть даже по мелочам, вроде бы незначительной подсказкой, помогать им с нашей стороны?
Помолчал, поморщился от какой-то досады.
— Вы думаете, мои действительные имя и отчество нравятся мне меньше, чем Игорь Харитонович? Ничуть. Но когда попытался объяснить одному наседавшему на меня, в чем тут дело, как тут же был пущен по коридорам и кабинетам слушок: у доцента Аганина тяга к «затемненности», от каких-то невидимок прячется. Чушь какая! Ладно, хватит об этом…
Вернемся к тому, что сейчас мы всей следопытской группой «вычисляем» Вольфа и Костровского, проживавших перед войной в Житомирской области. Оба примерно 1922 года рождения. Из самых общих «анкетных данных» это пока все. Разыскиваем их вполне официально, в открытую, как вы заметили, но… с «маленькой хитростью». Она в том, что пока не преступников ищем, обращаясь за содействием в различные учреждения, а людей, которые могут прояснить некоторые подробности сопротивления гитлеровским оккупантам на Украине и Северном Кавказе…
Следопыты решили перекрыть запросами с «маленькой хитростью» всю территорию Советского Союза — да, именно так, всю! Сначала, естественно, обратились в областные адресные бюро. Сколько запросов — столько одинаковых, на стандартных бланках, ответов: «Прописанным не значится. Справку наводил (неразборчивая закорючка)». Что ж, на нет суда нет, не станешь же советовать поставившим под справками закорючки: вы бы однофамильцев Вольфа и Костровского поспрашивали, может быть… Ни к чему адресным бюро ваши следопытские заботы, неуместными покажутся дополнительные просьбы поискать две иголки в стоге сена.
Второй поток запросов, точнее сказать — больших просьб, пошел в обкомы и крайкомы ВЛКСМ. Сколько проникновенных писем — столько ответов. И невозможно удержаться от того, чтобы не воспроизвести здесь «избранные места» той переписки.
«Письмо, полученное нами, с просьбой разыскать Вольфа Альберта и Костровского Арнольда направлено нам не по адресу, так как они жили до 1941 года не в Приморском крае, а в Житомирской области Украинской ССР… помочь вам ничем не можем.
Зав. отделом спортивной и оборонно-массовой работы крайкома ВЛКСМ (подпись)».
«В Хабаровском крае Вольф и Костровский не проживают. Не совсем ясен ваш запрос, так как вы не указали, каким образом они могли попасть в наш край, а это важное условие для поисков. Тем более что вы ищете и их родственников.
Секретарь Хабаровского крайкома ВЛКСМ (подпись)».
«Мы ничего не смогли узнать… Дело в том, что вы адресовали копию вашего письма в Тюмень, очевидно, совершенно случайно, т. к. Тюменская область не имеет никакого отношения ни к происхождению вышеназванных товарищей, ни к их деятельности в военные годы»…
Вот они — издержки «маленькой хитрости», недомолвки в запросах и просьбах о помощи. Извольте проглотить пилюлю! Однако же на каждый десяток ничего не давших искателям ответов приходилось по одному вот такому:
«Дорогие товарищи!
В целях дальнейших поисков людей, хорошо знавших героическую борьбу и гибель комсомольцев-подпольщиков, дано задание Красноармейскому райкому комсомола силами красных следопытов узнать через местных жителей все, что известно о тт. Вольфе и Костровском. Обо всем, что станет известно, сообщим вам дополнительно.
Зав. отделом Житомирского областного комитета ЛКСМУ (подпись)».
Или такому:
«В Белохолуницком районе Кировской области до 10 августа 1959 г. проживал Костровский Артур Рейнгольдович, 1928 г. р., уроженец села Липовки, Червоноармейского р-на Житомирской области. Выбыл в Семипалатинскую область…»
— Я сразу вспомнил, — оживляется Игорь Харитонович, поглаживая ладонью письмо из Кировского обкома ВЛКСМ, — как жаловался Арнольд Костровский фельдполицей-комиссару Майснеру на то, что младший брат ни в какую не соглашается служить в ГФП, хотя ему скоро шестнадцать и он вполне справился бы с обязанностями переводчика. «Видит бог, переводчики из немцев нам крайне необходимы. Комсомолец, наверное?» — буркнул Майснер. «Нет, не хочет, и все тут»… И еще обратите внимание: уроженец села Липовки! От Липовки рукой подать до деревни Рудня того же Червоноармейского района, где, как выяснили у старожилов житомирские следопыты, перед войной бухгалтером маслозавода работал Альберт Вольф…
Очеркистам, влюбленным в своего героя, все в нем кажется необыкновенно интересным и достойным читательского внимания. Но, может быть, кто-то уже позевывает от описания аганинской методики «вычисления» особых источников информации в ходе поиска. Что ж, не будем удлинять очерк всеми впечатлившими нас подробностями. Скажем лишь, что примерно через год после памятного разговора с Аганиным газета «Труд» опубликовала большой материал под заголовком «Расплата». Вот что сообщали из ГДР специальные корреспонденты «Труда» К). Дмитриев и Е. Котов:
