Аарон Аппельфельд - Цветы тьмы
А вот в трактире дяди Зигмунда, как обычно, сидели люди. Хозяин заведения, которого Хуго сразу же узнал, стоял посреди зала и о чем-то важно вещал, а все вокруг смеялись. Как странно, сказал себе Хуго, ничего здесь не изменилось, только дяди Зигмунда не хватает. Он положил чемодан и рюкзак на землю. Освободившись на время от своей ноши, он все же заметил перемены: место евреев, живших на верхних этажах над магазинами, заняли украинцы. В окнах и на балконах были видны женщины и дети, они болтали между собой и смеялись. В воздухе стоял другой запах, который Хуго силился определить, но не сумел.
Когда он с мамой ходил по этим улицам, люди обращались к ней, приветствовали ее и иногда советовались с ней по медицинским вопросам. В этом смысле Хуго был более похож на своего отца. Он не участвовал в школьных делах и, как отец, любил те часы, когда бывал наедине с самим собой.
Сейчас он шел по городу, в котором родился, как будто бы вернулся туда после многолетнего отсутствия. Никто его не узнавал, и никто не радовался его возвращению. Холод окружал его со всех сторон и вызывал у него дрожь. Он взял чемодан и рюкзак и продолжил путь.
Школа стояла на своем месте. Хотя занятий не было, главный вход был открыт, и у широкой лестницы стоял, как обычно, Большой Иван, всемогущий школьный дворник.
– Здравствуйте, пан Иван, – обратился к нему Ху го.
– Ты кто? – уставился на него Иван.
– Меня зовут Хуго Мансфельд, вы меня не помните?
– Вижу, евреи возвращаются. – Трудно было понять, какое значение он вкладывал в эти слова.
– Я возвращаюсь домой посмотреть, не вернулись ли мои родители. Когда начинаются занятия?
– Я дворник, а не правительство. Об открытии школы правительство объявит.
– Я был рад вас видеть, – произнес Хуго, и он действительно рад был встретить знакомого.
Дворник улыбнулся и сказал:
– Тут слухи ходили, что евреев поубивали. Выходит, врали слухи. Ты где был?
– Прятался.
– Ну, я рад.
Его жена показалась в дверях, и Иван поспешил сообщить ей:
– Евреи-то возвращаются.
– Кто тебе сказал?
– Да вот Хуго, не узнаешь его? Он здорово вырос. Странно было видеть школу такой тихой. Так это здание выглядело и после летних каникул, но тогда он возвращался, соскучившись по друзьям и по городу. А теперь он каждого угла боится.
Хуго пошел дальше. В этом районе он мог идти с закрытыми глазами. Увидев Ивана, стоявшего с внушительным видом возле лестницы, он снова убедился, что город не изменился. Раз пан Иван на месте – значит, школа скоро откроется.
Но когда он увидел аптеку, от этого чувства не осталось и следа. Изящное и всегда ухоженное здание превратилось в продуктовую лавку. Высокие сверкающие шкафы, мраморный прилавок, вазы с цветами – все это исчезло. У входа стояли ящики с картошкой, красной капустой, чесноком и луком. В воздухе пахло копченой рыбой вперемешку с ароматом подгнившей капусты.
Аптека была для Хуго одним из любимых мест. Его родители были здесь на своем месте. Здесь расцветала их любовь. Здесь одни им говорили: „Хуго так похож на свою мать“, а другие клали руку на сердце и клялись: „Хуго – вылитая копия своего отца“. Только теперь, стоя на этом пепелище, он понял: то, что было, уже не вернется.
Он тащился теперь тяжелым, шаркающим шагом. Хуго вспомнил: иногда мама возвращалась пораньше, чтобы приготовить передачи для бедняков. Возвращаясь из школы, Хуго узнавал ее издалека, одетую в цветастое платье, похожую скорее на молодую девушку, чем на его мать.
Как по мановению ока вернулись к нему волшебные моменты его детства и предстали такими же, как он когда-то видел их впервые. Каждый раз, когда мама узнавала его издали, она радостно окликала его по имени, как будто он не шел ей навстречу, а внезапно возникал перед нею.
Маму могли взволновать и такие вещи, которые не бросались в глаза. Папа говорил:
– У Юлии нужно учиться удивляться.
Мамин ответ не заставлял себя ждать:
– Не заблуждайтесь, по мнению Ганса, чувствительность – не очень-то похвальное качество.
– Ты ошибаешься, дорогая.
Тем временем ноги принесли его к их дому. Дом стоял на своем месте. На широком удобном балконе, с которого открывался вид на город, сушилось синее белье. Окна по сторонам балкона были не занавешены, и можно было видеть людей внутри. В гостиной висела все та же большая люстра. Он долгое время стоял на месте и смотрел, и то чувство, которое он ощущал с тех пор, как вошел в центр города, выявилось сейчас со всей силой: душа покинула это дорогое ему место.
Опустился вечер, окутав все пеленой мрака, и Хуго решил вернуться туда, откуда он отправился утром. Чтобы сократить путь, он пошел через украинский квартал. Там не было электричества, в домах горели большие керосиновые лампы. Люди сидели за столами и ужинали. На улицах и в домах царил вечерний покой. Так здесь было всегда, подумал Хуго. Ничего не изменилось.
Он уже собирался идти дальше, но тут его окликнул кто-то из стариков:
– Ты кто такой?
– Меня зовут Хуго Мансфельд, – ответил он.
– Что ты здесь делаешь?
– Пришел посмотреть на наш дом.
– Проваливай отсюда, чтоб я тебя больше тут не видел! – сказал старик и замахнулся на него своей палкой.
Хуго ускорил шаг, и не прошло и нескольких минут, как он оказался на площади среди беженцев.
67Когда он добрался до площади, была уже ночь. Возле котла и сооруженных за время его отсутствия прилавков шел пар от кастрюль с кофе и слышалось бормотание занятых самими собой людей. Высокий мужчина в потрепанной военной форме подал Хуго бутерброд и кружку кофе. Он сделал это осторожно, как будто зная, что уже несколько часов во рту у Хуго не было ни капли. Хуго уселся на некотором расстоянии от костра. Бутерброд был вкусным, а горячий кофе согрел его изнутри. Печаль, накопившаяся в нем за день, немножко отступила, и он был рад, что вернулся сюда.
Какая-то женщина подошла к нему и спросила:
– Как тебя звать, паренек?
Хуго взглянул ей в глаза и ответил.
– Ты ведь сын Ганса и Юлии, да?
– Верно.
– Они были чудесные щедрые люди, не было в городе бедняка, с которым бы они ни поделились.
Она хотела еще что-то добавить, но голос ее дрогнул. Хуго хотел спросить, где они и когда придут сюда, но ее лицо внезапно приобрело замкнутое выражение, и он не стал ничего спрашивать.
– У тебя есть теплая одежда? – сменила женщина тему. – Я принесу тебе пальто, здесь ночью холодно.
Она подошла к высившейся в стороне куче одежды, вытащила из нее пальто, подала его Хуго и сказала:
– Надень это, здесь ночью холодно.
Хуго надел пальто и, к своему удивлению, сразу почувствовал себя в нем удобно.
– Спасибо. А как вас зовут, можно спросить?
– Меня зовут Дора, я иногда заходила в вашу аптеку. Это была образцовая аптека. Там каждого встречали приветливо.
С каждой минутой становилось все шумнее, но порядок не нарушался. Заметно было, что люди настороженно относятся друг к другу. Тихие разговоры напомнили Хуго обстановку в доме, где соблюдают траур. Когда умер дедушка Яков, к ним домой приходило много людей, и все они молчали. Хуго было тогда пять лет. Безмолвная скорбь запечатлелась в нем, и долгими ночами ему снились люди, сосредоточенно сидевшие и не произносившие ни слова.
– Почему эти люди молчат? – спросил он тогда маму.
– А о чем говорить? – только и сказала она.
Хуго огляделся вокруг, и ему стало ясно, что некоторые из этих людей хранят тайну. Другие обращаются к ним и просят открыть им эту тайну, но те отчего-то упрямо отказываются. Была среди них взволнованная женщина крепкого сложения с растрепанными волосами, которая набросилась на одного из хранителей тайны и яростно требовала от него открыть ей, что произошло в том лагере, что назывался „Лагерь 33“.
– Я не знаю, я не был в том лагере, – защищался хранитель тайны.
– По твоему лицу видно, что ты в точности все знаешь, но решил никому об этом не рассказывать.
– Никто этого не знает.
– Но ты был там, и ты знаешь. Почему ты отказываешься прямо сказать об этом мне и другим вроде меня, просто сказать прямо?
– Я не могу, – ответил мужчина задыхающимся голосом.
– Так значит, ты знаешь, – не оставляла его женщина. – Чуяла я, что знаешь, ведь не сможешь же ты навеки оставить нас в неведении. Расскажи хоть что-нибудь!
– Я не могу, – и мужчина разразился рыданиями.
– Ну к чему ты его мучаешь? – вмешался другой, стоявший рядом.
– Потому что я хочу знать. Там были мои отец и мать, два брата, мой муж и двое наших детей. И я не имею права знать? Я обязана узнать, хотя бы только узнать.
– Но он уже сказал тебе, что не может, – продолжал мужчина защищать рыдающего человека.
