Андрей Житков - Жизнь и смерть сержанта Шеломова
Они вернулись на броню вместе с десантурой. Всю дорогу Митя не мог оторвать глаз от маячившей впереди «бээмпэшки» с разноцветными афганскими тряпками.
А теперь они сидели в засаде и ждали, когда выйдет банда. Но вот уже вторые сутки душманы никак не шли. Они оставались невидимками и кроваво следили, словно насмехаясь над засадой: то подрывалась машина или бронетранспортер, и в воздухе кувыркались колеса, то вертолет разваливался на куски и камнем падал в горы, оставляя за собой масляно-черный столб дыма. Хотелось поглубже вжаться в землю и не видеть сливающиеся заросли, горы, подернутые дымкой зноя, бесконечный мутный поток.
Душманы на засаду не вышли. Их сняли, и колонна пошла дальше, через Джелалабад к пакистанской границе.
К концу пятого дня рейда рота получила приказ забраться на одну из пологих лесистых горок вдоль ущелья, по которому можно было уйти в Пакистан, и занять на ней оборону.
Командир опять завозникал, что его роту не считают за боевую и, в то время как все идут по ущелью к границе воевать с душманами, их ставят на охрану какой-то горушки. Этим он заработал в свой адрес немало нелестных пожеланий.
Они устроились шикарно. Сверху шумели деревья, закрывая от беспощадного солнца — укрепления строить не пришлось, потому что большие камни, застрявшие между стволами, служили прекрасным укрытием, — внизу блестел ручеек, куда можно было спуститься за пять минут.
Четыре дня они торчали на горе и слушали, как ротный проклинает начальство. На второй день их все-таки обстреляли. Какой-то одиночка пустил пару очередей, не причинивших никакого вреда, пули прошли высоко над головой. Ответили всей ротой. Митя, хоть и заложило уши, получил удовольствие от стрельбы, выпустив в сторону горы с другой стороны ущелья два рожка, и собирался зарядить третий, но увидел взбешённого ротного, неслышно открывающего рот, и не стал.
Артнаводчик вызвал артиллерию, и скоро над головой неприятно зашелестело. Склон горы покрылся грибами взрывов. Там загорелся лес, и ротный стал врать по связи, что горит душманский склад, хотя было видно, что горят деревья, но ротный все равно врал, он хотел отомстить за то, что его оставили в тылу.
А потом стало тихо. Так тихо, что даже не верилось, что в этих горах еще кто-то воюет, и, хотя ночью в небе хлопали осветительные снаряды, сверху все казалось мирным: деревца, блестки ручейка, рваные хлопья разлегшегося тумана. Ему вспоминались сказки о троллях из растрепанной книжки, и на душе становилось уютно. Сидя на горе, он выспался на сто лет вперед и все чаще думал о том, что служба прошла удачно. Не совсем, конечно, но все-таки удачно. И пока он вспоминал все, что было хорошего за два года, в сознании всплыло имя девчонки. Само собой всплыло, будто и не забывал. Он не был точно уверен, выдумал он его или действительно знал, как ее зовут, но память нарисовала вдруг новогодний бал и голос, объявляющий в микрофон белый танец, ее в сиреневом платье. Она пригласила его, и он, танцуя с ней, еще подумал: «Ну и худышка!» А она стала болтать всякую чепуху, что не успела сделать прическу, что после школы поедет поступать в театральный. Митя еле дотерпел до конца танца.
Потом он встретился с ней на улице. Было холодно, он торопился на дорогу, а она шла ему навстречу, с молоком. Они поздоровались как малознакомые люди, просто учились вместе, и всё.
Ребята показывали фотографии, хвастались. И у офицеров все стены были увешаны фотографиями. Он только сейчас понял, как страшно завидовал им. Конечно, мать ждет всегда, но, кроме матери, у них были девушки, жены, детишки — их будущее. А это совсем другое дело. И пусть она его не ждет, он вспомнил ее имя и теперь будет врать, что у него есть девушка, а потом приедет, найдет ее и скажет, что он ее помнил.
Их сняли днем. Неожиданно. Передали по раций, чтобы они возвращались на бронегруппу.
Ротный перестал злиться, когда узнал, что операция прошла без пехоты. Большую банду действительно накрыло артиллерией в ущелье, там стояла такая вонь от разлагающихся трупов, что невозможно было подойти. Три дня подразделения простояли на горах, но все было тихо, и они вернулись.
Ротный решил идти тем же путем и приказал Митиному взводному назначить дозор. Взводный выбрал троих — Митю и двух черпаков. Ему хотелось с Генкой, и он уже собирался попросить об этом взводного, но Генка попросился сам.
После четырехдневного отдыха и «диеты» из тушёнки с сухарями шагалось легко. Остатки воды булькали во флягах. Митя получил приказ далеко не отрываться, и, если тропа сворачивала или переваливала через горку, они дожидались, пока покажется рота.
Тропа сбежала вниз и опять полезла на поросшую колючим кустарником горку. Он помнил, что вершина у горы плоская, вся усыпанная камнями.
Генка споткнулся и напоролся ладонью на колючку. «А, черт!» Он остановился, чтобы вытащить ее.
Наверху дул легкий ветерок, шевеля клочками пожухлой травы между камнями и небольшими кустиками, окаймляющими вершину.
Следом за Митей прыгал с камня на камень Искер. Мите было неприятно, что взводный послал именно его и Генку. Они оба прослужили одинаково, но Искер при каждом удобном случае помыкал Генкой и называл его штабной крысой.
«Подожди, куда бежишь? Надо роту подождать». Митя оглянулся и увидел, что Искер тяжело дышит и вытирает пот со лба.
Больно ударило в правое плечо и в живот. Пальцы сами разжались, и автомат загремел в расщелину. Падая, Митя увидел, что Искер лежит, запрокинув голову, одной щеки у него нет и с лица стекают быстрые струйки крови на камень. Он стал шарить в расщелине, пытаясь нащупать автомат, но рука не доставала. «Где же Генка?» «Хэбэшка» намокла на животе. Митя попробовал пошевелить пальцами правой руки, но ничего не вышло. «Где же наши? Почему они не идут?»
Генка поднялся наверх, когда пули, повизгивая, прошли над головой. Прыгая за камень, он увидел, что Митя и Искер упали. От прыжка сыпучий склон пополз под ним. Генка попытался уцепиться за камень, но сломал ногти и поехал на животе вниз, увлекаемый песком и камнями. Он вцепился в склон и зарычал, но остановиться не смог.
Митя понял, что сейчас потеряет сознание — перед глазами встала красноватая пелена, сквозь которую он увидел бородатых людей с автоматами, идущих к нему, и среди них — совсем молоденького кудрявого мальчишку лет шестнадцати с «акэмээсом» на груди. «За мной. Или добьют, или в плен!» Пелена застилала глаза. Митя снова попытался достать автомат из расщелины. «Где же наши?»
Генка ободрал пальцы до крови и наконец остановился. Он упрямо полез на склон, волоча автомат. Ноги съезжали. Он выбился из сил и заорал: «Они же там погибнут!» Он опустился на спину и, плача, выпустил одной очередью весь рожок.
Митя увидел, как над склоном прошли трассеры. Душманы присели. «Наши! Не успеют!» Когда душманы поднялись и пошли к нему, он тоже поднялся. Голова закружилась, в глазах расплылись черные круги. Сквозь свое хриплое дыхание и удары крови в голове он услышал, что они переговариваются. «Только бы не выстрелили». Он отогнул усики кольца «эфки» за спиной и достал гранату из подсумка. Ребристая поверхность впилась в ладонь. «Мама, спаси меня!» Митя рванул кольцо и разжал побелевшие пальцы…
«Уважаемая Елена Андреевна!
Командование войсковой части полевая почта № N с глубоким прискорбием сообщает, что Ваш сын, Шеломов Дмитрий Александрович, погиб, выполняя воинский интернациональный долг в Демократической Республике Афганистан.
Все мы, его товарищи, друзья, командиры, глубоко скорбим по поводу тяжелой утраты и выражаем Вам наши глубочайшие соболезнования.
Ваш сын Дмитрий был прекрасным парнем. Он пользовался огромным и заслуженным авторитетом у товарищей по службе, у своих подчиненных, командиров. Он везде был впереди: в учении и в бою вел за собой солдат, умело действуя в боевой обстановке. Везде и всегда он был примером не только для своих подчиненных, но и для командиров.
Память о нем, его имя навечно останутся в сердцах тех, кто знал его, служил с ним рядом. Подвиг Вашего сына, до конца выполнившего свой долг по защите завоеваний Апрельской революции, никогда не будет забыт Родиной.
Еще раз примите наши самые глубочайшие соболезнования.
Командир части. Заместитель командира части по политчасти».У дверей чекового магазина собралась толпа. Ждали открытия. Говорили, что был завоз дешевых джинсов, кожаных ремней и всякой хавки, вплоть до черной икры. Задние напирали на передних, толпа бурлила в ожидании. Из-за шторы выглянула продавщица и покачала головой.
Генка, поскрипывая сияющими полусапожками, подошел к толпе. «А ну, расступись, чижара! Дорогу дедушке Советской Армии!» Он прошел к дверям, раздвигая локтями послушно отступающую толпу.
