Почетные арийки - Роже Дамьен

Видимо, за этими просьбами в интересах Марии-Луизы и Люси Штерн стояла тень жены маршала. Не вдаваясь в подробности супружеской жизни Петенов, можно заметить, что их сложные отношения сопровождались постоянными размолвками и громкими ссорами. После свадьбы, состоявшейся в 1920 году, маршал продолжал держать жену на расстоянии, по возможности избегая с ней встреч наедине. В период между двумя мировыми войнами Петен жил недалеко от эспланады Инвалидов, в доме № 6 на площади Тур-Мобур. Его супруга с сыном и гувернанткой поселилась в доме № 8. Маршал согласился проделать дверь между этими двумя квартирами, однако при этом он был вправе посещать жену, а она его — нет. У мадам Петен был свой круг друзей, который не всегда совпадал с кругом друзей ее мужа.

Среди близких друзей Эжени были представители мира искусства — с ними ее познакомил сын, помощник режиссера Пьер де Эрен. Она приглашала к себе на чай таких друзей, как сценаристка и режиссер Жермен Дюлак, скрипачка Жанна Дьо, а также малоизвестных актеров и писателей вместе с их прихлебателями, которые приходили просить ее ходатайствовать за них перед мужем. Были среди них и евреи — Мария-Луиза де Шасслу-Лоба и мадам Жорж Дювернуа, еще одна близкая подруга, с которой они были неразлучны. Маргарета Либман, жена сценариста, в прошлом была цирковой наездницей, сделавшей карьеру под псевдонимом Рита дель Эридо. Коллаборационистские газеты без устали критиковали мадам Петен за ее круг общения и дружеские связи. В то же время она не скрывала своей неприязни к генеральному комиссару по еврейским вопросам Луи Даркье де Пеллепуа, назначенному в мае 1942 года немецкими властями, которые решили, что его предшественник, Ксавье Валла, занимает слишком умеренную позицию. Со свойственной ей прямотой она открыто называла Даркье мошенником и шантажистом. В ответ он обвинял ее во всех пороках, начиная с принадлежности к еврейскому роду, как пишет Поль Моран в своем «Военном дневнике». Мадам Петен не была антисемиткой и, по всей видимости, пыталась помочь своим друзьям, пострадавшим от антиеврейских законов. Тем не менее она не могла действовать без поддержки личного секретаря маршала.

Однако, несмотря на видимость сердечности, отношения между мадам Петен и Менетрелем были не такими уж хорошими. Задолго до войны Петен выстроил нездоровые семейные отношения, постоянно принижая жену в глазах Менетреля, который ему всячески в этом подыгрывал. В 1934 году он жаловался Менетрелю на «семейные неурядицы» и часто приглашал его на ужин, чтобы не оставаться наедине с Эжени. В 1939 году, получив назначение на пост посла Испании и не желая брать с собой супругу, он просил своего друга Бернара отговорить ее от этой поездки, что привело к ухудшению отношений между доктором и Эжени. Менетрель считал круг общения мадам Петен сомнительным, а ее влияние на мужа — катастрофическим. Он презирал ее, но, будучи интриганом по натуре, не мог удержаться от соблазна вести двойную игру. Свидетельство Рене Жиллуэна, писателя и интеллектуала правого толка, который был близким советником Петена, проливает свет на соотношение сил между этими двумя личностями, соперничавшими за благосклонность маршала. По его словам, однажды в Виши супруга маршала отвела его в сторону и попросила обратиться к генеральному комиссару по еврейским вопросам Ксавье Валла «по поводу двух еврейских дам, которые были ее подругами». Можно предположить, что речь шла о Марии-Луизе и Люси. Рене Жиллуэн ответил:

— Конечно, мадам, я сделаю все, что пожелаете, но, мне кажется, ваше положение дает вам больше возможностей, чем кому бы то ни было, чтобы вмешаться в подобной ситуации?

— Разумеется, — ответила она, — но я не могу действовать без ведома Бернара [Менетреля], а когда в его присутствии говорят о евреях, он приходит в ярость.

Этот диалог, если он достоверен, свидетельствует о том, что Менетрель не спешил поддерживать просьбы мадам Петен по поводу двух ее подруг. Такой разговор должен был состояться не позднее мая 1942 года, когда Ксавье Валла был заменен Даркье де Пеллепуа на посту главы Генерального комиссариата по еврейским вопросам. А вот летом 1942 года баланс сил между секретарем и супругой маршала, судя по всему, изменился. Позиции доктора Менетреля пошатнулись. Он попал в довольно щекотливую ситуацию с немцами, которые рассматривали вопрос о его увольнении. В начале июля он вернулся в Виши после инцидента, в результате которого его не пропустили через линию разграничения, и ему пришлось две недели ждать специального пропуска для поездки в Париж. Он решил умерить свою активность и отойти на задний план. Именно эта ситуация предоставила мадам Петен возможность помочь двум своим подругам.

Вероятно, именно по ее настоянию маршал и его секретарь Менетрель подали прошения об освобождении Марии-Луизы и Люси от ношения звезды. Ходатайство, касающееся Марии-Луизы, никак нельзя было проигнорировать — она была близкой подругой мадам Петен и занимала надежное положение, обусловленное статусом ее мужа и супругов ее дочерей. А вот в отношении Люси, в то время уже одинокой вдовы, не входившей в ближайшее окружение жены маршала, для которой доктор Менетрель, судя по всему, выступал лишь в качестве посредника, никаких конкретных действий предпринято не было. В письме от 3 июля 1942 года в качестве обоснования ходатайства Люси Штерн была представлена как «сестра маркизы де Шасслу-Лоба». Эта первоначальная просьба, которая явно не имела никаких конкретных последствий, похоже, просто-напросто затерялась в дебрях вишистско-германской администрации.

Эспальон (департамент Аверон), отель «Модерн», 6 июня 1944 года. Сюзанна открыла глаза. Сквозь запертые ставни в окно пробивались лучики света. Ей плохо спалось. Она разрывалась между июньской негой, которая, казалось, могла успокоить самые глубокие раны, и тревогой, от которой никак не могла избавиться. Прошло почти два месяца с тех пор, как она поселилась в этом очаровательном городке на берегу реки Ло. В самом центре располагался гранд-отель «Модерн» — лучшая гостиница города. В этом очаровательном здании с элегантным фахверковым фасадом, выходящим на главную дорогу напротив станции техобслуживания, жили путешественники и несколько постоянных гостей. Потянувшись, Сюзанна снова откинулась на подушку. Она подумала о Бертране. Должно быть, он сейчас сидит с газетой и пьет кофе с тостами. Она представила, как он спокойно занимается повседневными делами в их парижском особняке. Возможно, ее отъезд стал для него облегчением. Теперь он был волен распоряжаться жизнью по своему усмотрению. Ее больше не было рядом, чтобы отчитывать его, спорить или следить за ним. Признаться, война сделала ее менее сговорчивой, чем когда-либо.

Сюзанна мысленно воспроизвела путь, который ей пришлось проделать. Она отправилась в изгнание одна, пытаясь спастись от того, что ей угрожало. Преодолев все опасности, она нашла убежище в этом незнакомом ей уголке. Путешествие было долгим и утомительным, с бесконечными ожиданиями и досмотрами на станциях. Она никогда не забудет сине-зеленоватые огни на платформах, стук вагонов, покачивающихся на рельсах, однообразные объявления через громкоговорители, в которых один за другим звучали резкие, противоречивые приказы на французском и немецком языках. В поездах ее встречали пристальные взгляды других пассажиров, убегавших от войны. По вагонам разносился резкий запах пота. Мужчины в штатском, с непроницаемыми и суровыми лицами, проверяли документы и ставили в них штампы.

Вздрогнув от этих воспоминаний, Сюзанна натянула одеяло до подбородка. На прикроватной тумбочке мирно тикал будильник. Издалека доносились привычные звуки отеля. Персонал суетился в преддверии нового дня. За стеной журчала вода — Жак Перски брился, как и каждое утро. Он и его жена Ирен жили в соседнем номере. Ей повезло, что во время бегства она могла рассчитывать на неоценимую поддержку этого человека, который, как мог, продолжал управлять имуществом Штернов после переезда Мориса в США. В конце коридора, этажом выше, обитала супружеская пара лет семидесяти, также скрывавшаяся под чужими именами. Все они выдавали себя за беженцев с севера Франции. В общей массе вынужденных переселенцев их длительное пребывание здесь оставалось почти незамеченным. За время своего пребывания в Авероне Сюзанна, несмотря на не покидавшую ее тревогу, успела вкусить несколько мгновений пусть не удовольствия, но по крайней мере умиротворения. Каждую субботу они с супругами Перски отправлялись на экскурсию. Это были приятные прогулки по живописной местности. Они шли по следам паломников в Компостелу. В прохладе романских часовен из розового и белого песчаника они бродили среди статуй-реликвариев, резных деревянных алтарей и средневековых фресок. В полдень они расстилали клетчатую скатерть и обедали прямо в поле, а затем отправлялись в заброшенные монастыри, где клуатры заросли диким виноградом.