Яков Михайлик - Соколиная семья
От взрыва бомбы у самого борта образовалась большая пробоина. В трюм хлынула вода, ее не успевали откачивать насосами. Команда бросилась задраивать пробоины, но безуспешно. Теплоходу угрожала опасность. Раненые, способные передвигаться, сходили вниз, отыскивали спасательные средства и прыгали в воду. Кобылецкий этого сделать не мог, он лежал без движения и ожидал помощи…
Один мессершмитт вышел из пикирования так низко, что чуть не врезался в палубу. Гибели он, однако, не избежал – попал под обстрел зенитной артиллерии, взорвался и упал на берегу Волги.
Но за самолетами редко кто наблюдал, разве только те, которые вынужденно лежали на спине. Остальные спасались, кто как мог. Положение на теплоходе ухудшалось: пламя все больше распространялось по палубе. Языки огня начали подбираться и к Кобылецкому. Дым ел глаза, лицо обжигало жаром.
Так глупо погибать не хотелось, и летчик решил любым путем спуститься вниз, а там выброситься в воду. Левой рукой он с трудом достал из-под головы носовой платок, в котором были завязаны документы, ордена, бритва. Зубами развязал узел, взял бритву и распорол бинты на руках и ногах.
Теперь надо было спуститься вниз. Упираясь левой коленкой в пол и цепляясь руками за что попало, Кобылецкий пробирался к лестничному проходу. Но здесь спуститься было нельзя: ступеньки горели. Летчик увидел диван у окна и, собрав все свои силы, поднялся на него, чтобы выброситься вниз.
От пылающей доски, упавшей откуда-то сверху, загорелись обшивка дивана и одежда на Кобылецком. Падая в проем окна, разбил голову. От боли потерял сознание. Пришел в себя от того, что на теплоходе взорвался паровой котел.
Летчику оставалось сделать последний рывок, чтобы через борт вывалиться в Волгу. Горящий и полузатопленный теплоход уже накренился; еще несколько минут, и он пойдет ко дну. Медлить было нельзя, и Кобылецкий, перекатываясь с боку на бок, достиг борта. Оттолкнувшись, полетел вниз головой.
Вода несколько освежила его. Было два выхода: утонуть или плыть во что бы то ни стало. Но как в таком состоянии доплыть до берега? И Кобылецкий, держа в зубах узелок с орденами и документами, лег на спину и поплыл, работая одной рукой и ногой. Волны почти не было, поэтому Иван с трудом, но все-таки держался на поверхности.
Вскоре под руку попалась довольно широкая доска. Кобылецкий лег на нее, устроился поудобнее, направляя по течению к берегу.
Однако такое путешествие продолжалось недолго. Налетевшие истребители противника начали охотиться за спасающимися. Вот справа от Кобылецкого поднялся ряд фонтанчиков от снарядов. Летчик отпустил доску и нырнул под воду. Вынырнув, осмотрелся и опять скрылся под водой, потому что пикировал еще один мессер. Так продолжалось несколько раз. Но вот снаряд разорвался совсем рядом с Кобылецким. Доска разлетелась в щепки, и сам он, как приглушенная рыбина, пошел ко дну. Что случилось с ним, он не мог сообразить, но твердо знал, что надо всплыть. Помогла прежняя спортивная закалка – всплыл. А узелок с орденами и документами пошел ко дну…
Силы, казалось, совсем иссякли, но желание победить смерть заставляло держаться на поверхности. И он держался до тех пор, пока не ощутил руками берег. Это было спасение.
Неподалеку от воды сидел раненый пехотинец. Он безуспешно пытался разорвать рубашку, чтобы забинтовать раздробленную ногу.
— Зубами рви по шву, — посоветовал ему Кобылецкий.
Боец приподнял голову, как бы удивляясь, кто ему подсказывает, затем благодарно кивнул летчику.
— Рви, рви, — подсказывал Иван. — Вот так. Теперь скручивай и вяжи выше колена.
Сделав перевязку, боец обессиленно откинулся на спину. К берегу причаливала лодка. На веслах сидел пожилой мужчина с широкой бородой. Греб он быстро и уверенно. В лодке находилась и медсестра.
— Эх, ребятки, — вздохнул старик, — и сколько еще таких, как вы, по всему берегу разбросано…
— А что, папаша, много уже подобрали? — спросил Кобылецкий.
— Вы будете сто двадцать четвертый, солдат – сто двадцать пятый.
— И все живы?
Старик ответил уклончиво:
— Многие еще плавают. Давай-ка, дочка, бинтуй, делай, что положено, и поплывем дальше.
Летчику и пехотинцу оказали первую помощь. Затем их перенесли в лодку. Дед оттолкнулся от берега и поплыл по течению.
Из Средней Ахтубы, где И. И. Кобылецкий пролежал несколько дней, его направили в Саратов.
— Чем и как лечили, — заканчивая рассказ, проговорил капитан, — это для вас неинтересно. Важно, что врачи склеили, сшили меня, за что им великое спасибо, и теперь, как видите, я опять воин, опять человек.
Храбрый воин и настоящий человек, — хотелось сказать Ивану Ивановичу, но, зная его скромность, я воздержался от такой оценки, тем более что он был старше меня по званию.
Еще в самом начале второй половины июня сорок третьего года по радио промелькнуло коротенькое сообщение о том, что на одном из участков советско-германского фронта в составе наших военно-воздушных сил сражается эскадрилья истребительной авиации Нормандия, состоящая из летчиков-французов. За последние дни, передавало радио, шесть летчиков этой эскадрильи в групповых воздушных боях сбили три самолета Фокке-Вульф-190.
Теперь, после Понырей и Прохоровки, в полк откуда-то дошла весть, что французы воюют где-то по соседству с нами. Однажды, воспользовавшись приездом заместителя командира дивизии полковника Крупинина, мы завели на эту тему разговор. Время клонилось к вечеру, и офицеры, окружив полковника в редких зарослях ольховника, неподалеку от самолетной стоянки, осаждали его вопросами.
— Правда ли, товарищ полковник, — спросил Саша Денисов, — что французская эскадрилья здорово бьет немцев?
— Вижу, газет вы за последнее время не читали. Придется замполиту вашему сказать.
— А что?
— Да то, что в Правде от третьего июля опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении офицерского состава французских летчиков нашими орденами.
— Расскажите о них.
— Хоть бы сесть, что ли, пригласили, — чиркнув зажигалкой, сказал наш собеседник.
Мы сели на припорошенный пыльцой и мелким листобоем травяной ковер.
— Да, хлопцы, — начал полковник, — есть такая эскадрилья. Создана она была в конце прошлого года по соглашению между Советским правительством и Французским Национальным Комитетом. Французы прилетели к нам из Алжира через Иран, чтобы в нашем небе бить врагов, оккупировавших их родину.
Слова рассказчика напомнили нам тот случай, когда бортовой стрелок ефрейтор Шорнштейн, взятый в плен 2 июня, заявил: Я… прибыл из Франции. Таких шорнштейнов, наверное, была не одна сотня во Франции. И не с доброй миссией. Сколько мирных французских городов и сел бомбили фашисты с воздуха, сколько горя причинили они французским людям, потомкам парижских коммунаров. Нет, не зря, совсем не зря прилетела Нормандия к нам…
— Ну так вот… — продолжал Крупинин, — выбрали они самолеты, которые им понравились, — Яковлевы, и начали воевать. Сначала были под Калугой, потом перелетели сюда, под Курск.
— И много их? — поинтересовался кто-то.
— Четырнадцать было. Четырнадцать летчиков, — ответил полковник, подчеркнув слово было. — Командовал эскадрильей майор Жан Луи Тюлян.
— Я говорил, что Жан! — обрадованно воскликнул Николай Крючков.
— Погоди, Коля, — недовольно махнул рукой Крупинин. — Недавно, семнадцатого июля, не возвратился с задания командир Нормандии – майор Тюлян… Теперь эскадрильей командует капитан Альберт Литольф. Здорово воюют ребята. Немцев бьют почем зря.
— А что со вторым фронтом? — спросил Саша Денисов.
— Это уже не по моей части, братцы. Вот приедет лектор Минаев – у него и спросите.
Полковник встал, отряхнул брюки и куртку, попрощался и пошел к командному пункту полка, где стояла дивизионная машина. Вышедшие из землянки Мельников и Верещагин о чем-то поговорили с Крупининым, и он уехал в штаб дивизии.
Как потом выяснилось, полковник приезжал по двум очень важным вопросам: полк представлялся к награждению орденом Красного Знамени и отправлялся на переформирование…
О том, что наш 54-й гвардейский Керченский истребительный авиационный полк ежедневно вносил большую лепту в разгром фашистской Германии, говорят такие цифры. Только на Центральном фронте летчики части совершили 800 боевых вылетов (общий налет 680 часов), из них: на разведку – 304, на сопровождение штурмовиков и бомбардировщиков – 126, на прикрытие аэроузла – 126, на перехват – 84.
Проведено несколько десятков воздушных боев, сбито 22 и подбито 12 самолетов противника.
В июльских боях на орловско-курском направлении, — говорилось в представлении Военного совета фронта, — полк вел напряженные боевые действия и успешно справился с поставленными задачами…8.
