Александр. Омильянович - Смысл жизни
Нападение гитлеровской Германии на Советский Союз вынудило прервать «обучение». Из шпионской школы абвер перебросил Суровецкого в Витебск в целях проведения там диверсионной деятельности. После выполнения задания Суровецкий возвратился на Августовщину, где действовало польское подполье. Агент гитлеровской разведки предал своих хозяев — немцев. Он изменил политическую «ориентацию» и вступил в отряд Армии Крайовой. Тогда никому не было дела до того, чем раньше занимался Мечислав Суровецкий.
Во время памятного совещания в лесу Вротки, когда каждый партизан должен был определить свою позицию, бывший гитлеровский шпион встал на ту сторону, которая считала главным своим врагом не гитлеровцев, а коммунистов. Кличка у него осталась та же — Сабля. Командир банды Зигмунт Василевский (Мартин) назначил его своим заместителем. Подготовка и опыт, приобретенные во время службы у гитлеровцев, пригодились в его деятельности. Сабля легко добывал сведения о том, кто является членом Польской рабочей партии, кто хорошо отзывается о народной власти.
В тот вечер Суровецкий докладывал Мартину о разведке в районе.
— Я был в Чарнухе. Установил, что Винценты Заневский, бывший партизан АК, в настоящее время находится на фронте. Пишет письма Кузьминским…
— Когда приедет в отпуск? — спросил Мартин.
— Неизвестно. Об этом не пишет. Пожалуй, теперь уже после войны.
— Дальше…
— Ян Шостак, тоже бывший партизан АК, ранен и находится в госпитале. Возможно, скоро возвратится домой…
— Что с его семьей? — опять прервал Мартин.
— Проживает в доме, оставленном Граевскими.
— Богатые? — торопливо спросил атаман.
— Нищие. Семеро детей.
— Посмотрим, — проворчал Василевский.
— Я узнал, что Францишек Михневич из Кольницы выбран в какой-то там совет и является членом партии… Александр Станкевич из Осового Гронда работает в ППР и милиции. Иногда приезжает домой. Потом я установил…
* * *Несмотря на ночь, Ян Шостак уверенно шел по этим местам. Знал здесь каждую тропинку, каждую развилку дорог. Это были его родные места. Хотя он и хромал на левую ногу и простреленные легкие покалывал холодный мартовский воздух, он чувствовал себя легко и радостно.
Из-за холмов показались крыши построек Чарнухи. Шостак помнил предостережение командира части быть внимательнее, так как бандиты убивают возвращающихся домой солдат. Он был отцом семерых детей, и они все время стояли перед ним. Постучал в окно. Скрипнула дверь. Выглянула жена.
— Яся…
— Зютка…
Разрыдались оба и долго стояли, прижавшись друг к другу, на пороге избы. Потом он по очереди брал на руки детей. В дом Яна Шостака пришла радость.
Прошло четыре дня. Наступала ночь 23 марта 1945 года. Дети уже спали. Вдруг Ян услыхал подозрительный шорох, как будто бы кто-то крался под стенами дома. Он хотел выйти, но в этот момент застучали в дверь. Ян открыл. Ворвались люди с криком: «Руки вверх!» — и прижали его дулами автоматов к стене. Шостак узнал Зигмунта Василевского, Мечислава Суровецкого и других. Жили когда-то недалеко, а потом вместе с ним были в лесу.
— Где сын Чеслав? — спросил Мартин.
— Спит, — тихо ответил Шостак.
Стянули мальчика с кровати и поставили рядом с отцом у стены. Жена и разбуженные дети подняли крик, плакали. Угрожая автоматами, бандиты приказали им молчать.
— Зигмунт, Метек, вспомните, как вместе в отряде… Я же кровь за родину проливал… — пытался их образумить Шостак.
— Молчи! — подскочил к нему Мартин и ударил кулаком в лицо.
— Господи, да что это такое? — вскрикнула жена и тут же получила удар револьвером по лицу.
— Ты пошел в коммунистическое войско, а помнишь, что тебе говорили в отряде? Предал нас и Польшу!
— Поляки, братья, пощадите хотя бы Чеслава, ему всего лишь шестнадцать лет!
Как бы в ответ на эти слова, Мартин три раза выстрелил ему в лицо из пистолета, а Сабля — в Чеслава.
— Забрать здесь все, — крикнул главарь банды.
Бандиты бросились к шкафам, тайникам. Они хватали даже детскую одежду, кухонную посуду, постельные принадлежности. Суровецкий хотел сжечь дом вместе с вдовой и детьми, — он привык к таким методам работы в гитлеровской разведке, — однако его удержали. Они опасались, что зарево пожара выдаст их.
На квартире у хозяина в Осовом Гронде они делили награбленное, самогоном отмечали успех операции, планировали следующую…
* * *— Гражданин полковник, плютоновый [9] Винценты Заневский прибыл по вашему приказанию!
— Вольно! — Полковник приблизился к Заневскому испросил: — Довольны службой?
— Так точно, гражданин полковник!
— Партизан?
— Был партизаном.
— В Армии Крайовой?
— Так точно! На Августовщине.
— Видно, что молодец. За Варшаву и другие подвиги во время разведки ты представлен к награде Крестом Храбрых.
— Я? — Вицек покраснел.
— Да. Когда вернешься, отец и невеста обрадуются.
Вицек еще больше покраснел, а полковник продолжал:
— Кажется, ты говорил, что хочешь быть офицером?
— Да…
— Собирай-ка свои вещи, доложи в роте и поезжай в офицерское училище. Понятно?
Заневский возразил:
— Но, гражданин полковник, еще война не кончилась. Здесь друзья… Мне бы хотелось с ними дойти до Берлина…
— Понимаю. Ничего, они дойдут без тебя. Через час доложи командиру роты, что уезжаешь в Рембертув, в офицерское училище. Приказ уже отдан. Только смотри не подведи нас.
* * *Укрытие бандитов находилось на окраине деревни Стшельцовизна. Тут собрались самые известные из них: Врона, Врубель с братьями Карпом и Явором, Будзик, Бембен и другие, сделавшие своим ремеслом грабеж и убийства.
— Какой сегодня день? — спросил главарь банды.
— 3 декабря 1946 года, пан командир, — вскочил с лавки один из бандитов.
— Тогда сегодня идем в Грушки. Они там всю войну якшались с советскими партизанами. Пора их за это наградить…
Они быстро собрались и, прежде чем настали сумерки, по лесной дороге приблизились к Микашувке. Оттуда до Грушек было уже недалеко. Ждали наступления ночи.
— У кого здесь хорошие лошади? — спросил главарь одного из бандитов, родом из этих мест.
— У Юзефа Заневского, — ответил тот. — Я провожу.
Они пошли за ним через поле к еле заметным в сумерках строениям. Главарь расставил вокруг дома посты и постучал в дверь.
— Кто там?
— Здесь живет Юзеф Заневский?
— Здесь. А кто спрашивает?
— Открывай, хозяин! Войско Польское…
Заскрипела дверь, и шестеро бандитов вошли в избу.
— Войско? — подозрительно спросил Заневский.
— Войско, войско, не видишь по мундирам?.. Лошади есть?
— Есть.
— Телега?
— Тоже есть.
— Запрягай лошадь. Поедешь с нами.
— Что вы, ведь ночь, куда?
— Не спрашивай. Давай выполняй приказ…
— Помилуйте, я все повинности… Я нездоров…
— Я сказал!.. — главарь замахнулся прикладом автомата.
— Панове, вы войско, у меня тоже сын в армии. Партизаном в Армии Крайовой был, воевал на фронте. Поэтому у меня льготы на налоги и обязательные поставки…
Главарь, пораженный этими словами, присел на скамью и со злостью спросил:
— Сын в армии?..
— В армии. Вицеком зовут. Может, вы знаете? Двадцать один год исполнился ему.
Заневский присел рядом с главарем, преисполненный доверия к человеку, проявившему такой интерес к его сыну.
— Где служит? — продолжали спрашивать Заневского.
— Он, пан офицер, был партизаном. Потом пошел добровольцем в армию. Был на фронте. Говорили, что очень хорошо себя там показал. Теперь пишет, что учится в офицерском училище и получил уже звездочку.
— Письма пишет? А есть у вас письмо от него? — спросил главарь.
— Есть, сейчас покажу.
Заневский протянул руку за икону, где был заложен конверт с последним письмом Вицека, и подал его бандиту. Тот начал его читать.
«Любимый отец и родные!
Уже восемь месяцев я нахожусь в офицерском училище. Мне здесь хорошо. Много приходится учиться. Полковник, мой бывший командир, представил меня к награде за то, что, когда мы брали Варшаву, я много убил немцев и в разведку за «языком» ходил. Дали мне Крест Храбрых. Можете мною гордиться. Когда дадут отпуск, приеду в офицерской форме.
Всех вас приветствую, желаю здоровья.
Ваш сын Вицек».
Главарь положил письмо на стол и минуту молча смотрел на старого Заневского.
— Видно, боевой у вас сынок? — спросил он наконец.
— Да, пан офицер, он всегда был таким и в партизанском отряде тоже.
— Вы гордитесь им?
— А что ж! Конечно! А вами разве отец не гордится?
— А что вы думаете о тех, кто нынче по лесам ходит?
