Милош Крно - Лавина
Фельдфебель кружил вокруг нее, как разозленный индюк. Наконец он остановился, приблизил горящую сигарету к ее лицу и, потеряв терпение, прошипел:
— Будешь говорить?
Вдруг он вздрогнул. Вздрогнул и лейтенант: где-то неподалеку затрещали автоматы. Мариенка зажмурила глаза: наверняка это немцы расстреливают людей. Но солдаты встревожились. Лейтенант с фельдфебелем обменялись многозначительными взглядами и выбежали в коридор.
— Was ist los? [31] — закричал лейтенант, и в ответ раздался чей-то неестественно тонкий испуганный голос:
— Partisanen! [32]
В этом крике прозвучал такой ужас, как будто наступил конец света.
Выстрелы приближались, становились все громче. Вскоре на снегу начали рваться гранаты. Люди во дворе свалили забор и разбежались. С Мариенкой в классе остался только торговец Пажитка, который дрожал как осиновый лист и непрерывно мотал головой. Он бросился было к раскрытым дверям, но на лестнице раздался выстрел. Торговец замер на пороге, не зная, куда деться.
Тем временем лейтенант с фельдфебелем шли через двор, утопая в глубоком снегу. Лейтенант ловко перепрыгнул через поваленный забор, фельдфебель ковылял за ним, но вот голова его дернулась, и он свалился в снег. Тогда Пажитка набрался смелости и выскочил из класса.
Сердце Мариенки заколотилось. Она выбежала в коридор. В неярком вечернем свете, падавшем через открытые двери, она увидела, что в конце коридора лежит тот человек, который стоял с Душаном. Она склонилась над ним: тот не дышал. Но Душана нигде не было видно, исчез и Хлебко-Жлтка.
Когда Мариенка вышла из школы, стрельба доносилась уже откуда-то с нижнего конца деревни. Только теперь девушка поняла: она спасена, Душану тоже удалось бежать.
По заснеженной узкой улице крестьяне гнали стадо коров и на четырех больших санях везли сено и солому.
— Ведем их в Стратеную, чтобы немцы не забрали, — сказал пожилой крестьянин в суконных брюках двум закутанным в платки женщинам, вышедшим из домов.
Мариенка останавливала партизан. Она спрашивала, не видели ли они Душана Звару. Но никто ничего не мог ей сказать… Обросший партизан, вступивший с ней в разговор, сказал, что они предприняли атаку как раз для того, чтобы спасти людей. Они хотят также увести в Стратеную скот, на который зарились фашисты. Но в Длгой партизаны не останутся, у них мало патронов.
Куда идти? В деревне Мариенка уже не может оставаться, а из партизан она никого не знает, они ее не возьмут с собой. Если бы она узнала, где Душан! Наверное, ему удалось вырваться. А что, если ей пойти в сторожку «На холме»? Жена лесника — ее бывшая соученица. А что будет дальше — посмотрим.
У нее отлегло на душе, когда какой-то худой партизан в очках сказал ей, что сторожку «На холме» немцы не подожгли и что в начале долины имеются партизанские дозоры.
Партизаны заполнили улицы, они шли вниз по деревне. Длгая была и в самом деле длинной: она протянулась на семь с лишним километров. Деревянные избушки с хлевами свинарниками, а кое-где садиками были разбросаны беспорядочно. Домов тридцать стояло, тесно прижавшись друг к другу, потом шло незастроенное пространство, и снова группа деревянных изб с резными ставнями. Стены были выложены дранкой для защиты от дождя и холода.
Таким образом, деревня была разделена на «дворы», и жители этих административных единиц получали вдобавок к своей фамилии еще и название соответствующего «двора». Так и Юрай Хлебко, у которого Мариенка нашла приют, когда пришла из Бистрицы, получил прозвище Жлтка, как только после женитьбы поселился в Жлтковом «дворе». Жлтковцы жили на верхнем конце деревни, повыше народной школы, где люди говорили на липтовском наречии. На нижнем конце преобладало горальское наречие, очень похожее на польский язык, хотя Длгая лежит далеко от польской границы. Жители были в основном мелкими земледельцами, но каждый из мужиков много повидал, побывав на заработках, главным образом на рудниках. Но несмотря на эти долгие странствования, жители Длгой сохранили любовь к чудесным, пестрым народным костюмам.
Хлебко-Жлтка был уже дома. На голове его красовалась шишка (он подрался с немцами в коридоре). К ней он прикладывал тряпочку, смоченную в уксусе. Когда Мариенка сказала ему, что уходит, чтобы немцы не схватили ее еще раз, он рассмеялся:
— Да и я их, конечно, ждать не буду. Ухожу к партизанам.
Он запряг сивку в санки, чтобы отвезти девушку в погорельскую долину. Мариенку он посадил рядом с собой, укрыл толстым одеялом и хлестнул лошадь.
Вверх по склону они поднимались медленно, но зато с горы сани прямо летели. Солнце уже зашло за Прашивую и розоватым светом залило гребни гор. Мариенка зажмурилась: так было спокойнее глазам. Потом она спросила Хлебко:
— А вы не знаете, куда делся другой партизан?
— Одного застрелили, а тот, второй, бежал вместе со мной. Но куда он делся, право, не знаю. — Хлебко покачал головой и поправил свою серую баранью шапку.
В Железновцах их остановил партизанский дозор, и Мариенка испытала радость от сознания того, что здесь гитлеровцы уже не появятся. Они промчались через молодой лесок, и за поворотом их взорам предстала новенькая лесная сторожка.
Мариенка соскочила с саней, распрощалась с Хлебко и поспешила вверх по склону. Она вошла в кухоньку, освещенную керосиновой лампой. На лавке у окна сидел лесник и качал на колене трехлетнего пухленького мальчугана.
«Как странно, — подумала Мариенка, — повсюду идут бои, а здесь люди занимаются семейными делами».
Лесник вытаращил глаза:
— Барышня, вы ли это? Откуда? Наверное, из Бистрицы? — Он не давал ей сказать ни слова, говорил без остановки: — Вот Паула обрадуется! Она пошла в Железновцы. Придется вам немного подождать… — С этими словами он выбежал в сени и вскоре вернулся: — Ваш брат здесь неподалеку, я ему позвонил.
— Эрвин? — воскликнула Мариенка с удивлением. — Разве он партизан?
Лесник не успел ответить, как двери распахнулись и в кухоньку вошла его жена, бывшая одноклассница Мариенки. Они обнялись, и Паула начала уговаривать ее остаться у них.
— Да ей лучше будет в домике, — возразил лесник. — Там надежней.
Мариенку угостили щами, а лесник рассказал о Погорелой. Вскоре в теплую кухоньку ввалился Эрвин. Он остановился на пороге, раскрасневшийся, и закричал, увидав сестру:
— Мариенка! Как ты сюда попала?
Мариенка кратко и бессвязно рассказала ему основное, а когда упомянула, что хотела бы остаться в лесной сторожке, Эрвин прервал ее:
— Пойдем к нам в охотничий домик, в долину. Там у нас шикарное общество. Но есть и товарищи, — рассмеялся он плутовато. — Целый партизанский отряд, а пан лесник является нашим интендантом.
— А кто там с вами? — спросила Мариенка.
— Кто? Поэты, врачи, торговцы — кто хочешь, — начал перечислять он. — Ну, Владимир Луч, Пуцик, Мишо Главач, ну и эта, — слегка покраснел он, — Еленка, родственница Газдиков, ты ее помнишь?
Он хотел было добавить, что она давно уже перестала его интересовать, но промолчал, ибо на лице Мариенки появилась легкая ироническая улыбка.
— Что же мне делать, деваться некуда, — сказала она растерянно. — А как дела на фронте?
— Вопрос нескольких дней. Выдержим, — ответил ей брат. — Домик наш просторный, это дедушка в свое время распорядился построить его. Все будут очень рады тебе.
Лесник кивал головой в знак согласия и тоже говорил, что там ей будет лучше. Наконец Мариенка позволила себя уговорить, и они втроем отправились к домику, заваленному свежевыпавшим снегом. Шли не прямым путем, а через холм.
— Мы делаем этот крюк, чтобы запутать следы, — важным голосом объяснял Эрвин. — Ты удивишься, мы и телефонную связь установили со сторожкой. У пана лесника был запасной аппарат. Ничего не надо бояться. В землянке, что повыше, жили люди из национального комитета, но перебрались, ослы, к партизанам.
На опушке леса виднелся красный охотничий домик Линцени с маленьким окошком, прикрытым ставнями. Эрвин показал на него рукой:
— Знаешь, как называется наш домик? Домик свободы. Здесь ведь нет ни немцев, ни партизан.
Мариенка не слушала его. Не очаровала ее и сказочная красота этой чудесной заснеженной долины. Ее беспокоила одна мысль: что с Душаном? Спасся ли он?
— Эрвин, — набралась она храбрости, — ты не слыхал о Душане Зваре?
— Что это тебе пришло в голову? Представления не имею.
Они вошли в дом. На столе горела керосиновая лампа, а вокруг нее были разложены карты. Владимир Луч сидел на кровати рядом со светловолосой девушкой в белом свитере. Левая его нога была выпрямлена в колене и в щиколотке перевязана полотенцем. Пуцик и Мишо Главач, одетые в лыжные костюмы, потягивали жженку [33]. У Пуцика уже блестели глаза. Увидев Мариенку, он вскочил и закричал:
