Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т.3. Дружба
Давно ли шли бои за Доном?
«Где-то сейчас дорогой Платон Артемович?! Тяжко было там, а сейчас вроде еще тяжелее!»
Иван Коробов сдвигает на затылок каску, вытирает рукавом гимнастерки потный лоб и смотрит вверх. Как раз над ним, пристроив пулемет на лестничной площадке, повиснувшей в воздухе, примостился пулеметный расчет; снизу видны торчавший углом локоть и носки четырех раскинутых ног. Но вдруг, точно соскользнув, свешивается с площадки рука, и по тому, как повернулись сразу носки всех солдатских ботинок, как поволоклась обратно рука, можно представить, что происходит там: забыв о пулемете, второй номер старается оказать помощь напарнику.
Санинструктора во взводе нет.
— Эх, Наташа! — Коробов вздыхает и сам проворно лезет наверх.
— Ну, с повышением тебя: еще один пулемет тебе вручаю, — уверенно говорит он пулеметчику Оляпкину, маленькому круглолицему солдатику, принимая от него в свои объятия раненого. — Видишь? — Иван показывает на второй расчет на потолочном перекрытии по соседству, где действовал одноглазый пулеметчик Котенко-Слоненко. — Ребят этих придется снять оттуда. — Заметив не то удивление, не то испуг на лице Оляпкина, Коробов продолжает с грубоватой, напористой убежденностью: — Ты не думай, что останешься один. Два пулемета у тебя — раз. Десяток гранат — твои бойцы — два. Бутылочек с горючкой подбросим — три. Вот и выходит, что ты в едином лице — целый взвод! — Коробов говорил, накладывая повязку, и в то же время прикидывал, откуда влетел осколок и как прикрыть пулеметчика от новых попаданий. — Режь очередь-другую и перекидывайся на ту точку. Потом обратно. Пусть враг думает, что нас тут много. Да со смекалкой действуй, как обстановка подскажет. Помни: теперь ты тут полный хозяин, ну и обороняй свой участок всеми мерами.
Последние слова Коробов договаривает, уже спускаясь с площадки с тяжелой ношей…
Его беспокоит беззащитность правого фланга.
— Нам надо удержаться. Для этого будем атаковать да атаковать! — говорит он бойцам. Мы сейчас вроде голого на морозе: перестань шевелиться — и погиб.
Он дает задание Володе Яблочкину и сам становится к миномету, пока тот с группой солдат захватывает железобетонную будку уличного трансформатора, исклеванную пулями и пробитую снарядами. Там обосновывается пулеметный расчет Котенко и сразу открывает огонь. Всю эту возню Коробов затевает не зря: гранатами и короткой, но стремительной атакой Яблочкин выбивает немцев из развалины, отделявшей позицию взвода от углового дома.
Но бойцы Яблочкина не успели закрепиться на новых местах: фашисты опомнились, двинулись в контратаку и выбили красноармейцев из развалины. Будку после того тоже отняли.
Груда кирпичей помешала Оляпкину отсечь подобравшихся фашистов, и пулеметчикам не удалось выскочить из будки; один остался на месте, Котенко, бросив гранату, только склонился в пролом, да так и повис на прутьях искореженной арматуры в обнимку с пулеметом, который не хотел оставить врагам.
— Что же ты зеваешь, растяпа! — гневно кричал Коробов Яблочкину, огнем из ротного миномета прикрывая его отступление. — Давайте уж, давайте обратно, черти полосатые! — надрывался, шумел он, хотя понимал, что никто его не слышит и ребята отстреливаются, припадая на бегу, только потому, что у них кипит на сердце. — В другой раз сам пойду, — сказал он разгоряченному и тоже злому Яблочкину. — Почему ты свой пулемет не захватил? Мало ворваться и взять — закрепиться надо! Пусть бы пулеметчик следовал за тобой по пятам. Заговорила бы твоя огневая точка, и хрен бы они тогда взяли будку! Ведь мы, считай, не будку, а целый город сдали! И каких ребят потеряли! Котенко с одним глазом десятерых стоил. А мы его тут угробили!
— Вот тебе и атаковать да атаковать! — огрызнулся Яблочкин. — Только раздразнили немцев.
— Раздразнили, отбиваться будем. Еще бы нам миномет добыть… — И, несмотря на потерю, Коробов немедленно послал двух бойцов разведать, нельзя ли достать что-нибудь подходящее поблизости.
До сих пор дом осаждали пехотинцы, штурмовавшие его с яростью, потому что он мешал продвижению фашистских войск к Волге, вдаваясь в клин, которым они врубались в центр города. Но пехота не смогла выполнить приказ и взять этот дом. Тогда фашисты начали прямой наводкой сокрушать каменную коробку, почти три недели выстоявшую среди непрерывных бомбовых ударов. Темно стало в ней от пыли и гари. Весь корпус трехэтажного, на славу сложенного дома сотрясался.
«Взяли нас в оборот! — Коробов тоже сполз в укрытие и крякнул от досады: целый угол на верхнем этаже обрушился внутрь. — Разнесут наш домик, — подумал Иван, и сердце у него больно заколотилось. — Хорошо, что с самолетов бомбить не могут — свои рядом».
— Ну, ребятки, — не показывая тревоги, крикнул он бойцам, — не зря нас так пушат. Только начнет стихать, ни минуты не медля, по местам!
Хотя обстрел был поистине ужасный — казалось, вот-вот рухнут стены дома, попавшего в огненный ураган, слова Коробова отвлекли бойцов от того, что творилось. В самом деле, ведь это только подготовка, рассчитанная на то, чтобы их оглушить!..
— Ни минуты не медлить, как закончится свистопляска! — повторил Коробов. — А где Оляпкин?
— Он забился под рельсовые перекрытия. — Яблочкин кивнул в сторону лестничной площадки.
— Рискует Оляпушка! — усмехаясь, кричал Коробов. — Птичка такая есть — оляпка. Ничего — веселая птичка: мороз сорок градусов, а она на порогах, на перекатах ныряет — кормится. Всего-то со скворчика ростом, а сильная!.. Там, где лошадь сбило бы с ног, оляпка бежит по дну против течения. Схватит какую-нибудь малость — и наверх из полыньи. И мороз ее не берет. Значит, наш пулеметчик забился поближе к своим гнездам… Ну, кажется, нам пора!
Коробов не знал о приказе немецкого командования, но не мог отдать занятый им участок обороны.
«Покуда мы живые, никто не пройдет, — говорил он себе, проскочив к месту, служившему наблюдательным пунктом. — Ну-ка, что они там затеяли?..»
И вдруг он увидел танки, скопившиеся за ближними развалинами. Почти наползая друг на друга, они готовились к штурму дома.
— Вот так штука! — Коробов похолодел от волнения. — Ребята! На подходе танки! Проверить карманную артиллерию!
— Зачем же ты бойцов отправил за минометом? — сердито упрекнул его Яблочкин. — Сейчас нам каждый человек дорог. Да ежели танки пойдут…
— Еще тесно покажется. Ничего, Володя, не робей, танки двинутся — это не страшно, только бы домик устоял!
И они двинулись… Пыль еще не осела в доме, а в проломы стен снова бурно блеснуло багрово-желтое пламя. Танки шли и с ходу стреляли из пушек. Удачным выстрелом из бронебойного ружья Коробов подбил один танк, второй был остановлен Яблочкиным. Пехота, бежавшая за танками, была отсечена пулеметным огнем и залегла.
— Держись, ребята! Танк издали страшнее, а близко подпустишь — из рук не упустишь! — снова закричал Коробов во все охрипшее горло. — Он близко ничего не видит, бей его, слепыша, чем придется!
Грохот и лязг железа, давившего щебень, становились оглушающими, все вокруг тряслось крупной дрожью.
«Шарахнут лавиной и раздавят нас!» — мелькнуло у Яблочкина, но он взглянул на Коробова и тоже поднялся и поднял бойцов на своем участке. История с будкой вылетела из его головы… Невольно он, уже опытный боец, подражал молодому командиру.
А Коробов в это время посматривал на пулеметчика, значение которого он приравнял сегодня к значению целого взвода. Оляпкин, ничем до сих пор не примечательный, медлительный как медвежонок, когда ему ничто не угрожает, совершенно преобразился. В каждом его движении — невероятно быстром и ловком — сказывались расторопность, смекалистость и хладнокровие человека, не ведающего страха. Даже малый рост помогал ему. Нельзя было носа высунуть над проломом, а Оляпкин без малейшей суетливости, сновал, скользил, проползал на своих диковинных антресолях, как челнок в ткацком станке. Вот он приник к пулемету — и обратно, на ходу выстрелил из бронебойки, побежал на четвереньках к другому пулемету, подержался за него, выковыривая невидимую Коробову вражескую точку, и уже приподнялся на дыбки с бутылкой горючки в руках. Видно, он всерьез принял наказ своего командира, и немцы в самом деле могли подумать, что тут бойцов — сила.
Но любоваться на Оляпкина было некогда: танки подходили к дому, и грохот их распирал уши…
— Бери гранаты, бутылочки готовь! — заорал Коробов.
Сердце его гулко билось. Танк, намеченный им, уже ворочался внизу, давя щебень и стекло на тротуаре; сунется в проем окна, ударит тупым рылом в кирпичную стену, издолбленную горячей сталью, и кто знает, выдержит ли кладка столетней давности? Хотя толщина стен больше метра, но ведь не этот один ударит… Сержант заставил себя выждать еще секунду-другую, успев окинуть взглядом участок занятой обороны… Каждый боец уже стоял на своем месте, кто с гранатами, кто с бутылкой горючки, охваченный тем же порывом, что и командир взвода: нельзя было соваться раньше времени — танки подходили под прикрытием пулеметного огня…
