Гельмут Пабст - Дневник немецкого солдата. Военные будни на Восточном фронте. 1941 – 1943
Вчера вечером было попадание в передок 11-й батареи. У них был тяжело ранен один человек. В 19.30 они перебрались на лучшую позицию. В 22.00 нами получен приказ о смене позиции утром. Мы следуем по дороге с 6.00.
Мы без передышек катимся по большому шоссе в направлении к К. Повозки следуют с интервалами в сто метров. Из них торчат ветки, и даже головы лошадей украшены зеленью, которая покачивается в такт их шагов. Самолеты все время над нами – как наши, так и вражеские. Шум их машин нарастает и затихает, изменяясь от высокого тона до низкого, когда они кружат друг за другом или пытаются увернуться от выстрелов зенитной артиллерии. Звук повышается до высокого, угрожающего визга, когда они пикируют на дорогу. Дым от бомб смешивается с грибовидными клубами дыма от наших снарядов, которые пролетают над тыльной стороной леса и над городскими кварталами. По всему горизонту поднимаются молчаливые темные языки пламени. Перед нами картина обожженной земли.
В 14.30 мы сделали первый привал. Это было к западу от К., в небольшом лесочке. Полосы укрытий с каждой стороны дороги образовывали один большой временный военный лагерь. Лошади со вздутыми животами лежали скрючившись у обочины дороги. Те, которые еще были живы, шарахались в ужасе.
На трудных участках дороги возникали обычные заторы. Лошади выбивались из сил, когда тянули перегруженные повозки через убийственные пески, через глубокие прогалы в трясине болот и по разбитым бревенчатым дорогам.
Один раз длинные колонны встали. Когда я наконец пробился в головную часть колонны, то увидел там несчастную крестьянскую подводу, застрявшую в грязи. Она, конечно, была перегружена. Бедная лошадь стояла, тяжело дыша, с раздувающимися боками, по ее брюху катился пот. «Конь капут», – причитала женщина, держа пучок травы перед его носом. Тогда даже я пришел в бешенство.
Когда наши собственные возницы подошли к трудному участку, они сели на лошадь без седла. Удар кнутом по заду лошадям в упряжке, несколько ободряющих слов, и лошади вытягивают. Это все проделано спокойно, в отличие от шума и криков в походных колоннах с лошадьми. Русские бьют своих лошадей, чтобы поднять; и они совершенно не имеют понятия, как обращаться с нашими более рослыми лошадьми.
В 19.30 мы повернули в лесистую местность для ночного отдыха. Она открылась перед нами через несколько сот метров, и мы обнаружили себя на краю лиственного леса, похожего на лесопарк, чьи древние деревья затеняли заросший луг. Небольшой крутой склон вел к чистому потоку. Сумерки опустились мягко и медленно, и на горизонте синева смешалась с красным огнем. Мы отбросили одежду и погрузились в теплую воду, в то время как первые звезды поднялись над нами. После всего этого шума, пыли и жары этот час стал необыкновенно чудесным.
Глава 15.
Старый лес
В пять часов мы снова отправились в путь. Это была плохая дорога. Песок местами был таким зыбким, что пришлось делать бревенчатые настилы. Мы проходили между елей у железной дороги, ведущей в Б. На пути были две открытые долины, по которым нам нужно было пройти на некоторых отрезках марша. Здесь дорога, которая в других местах была широкой, сужалась до размеров проселочной. Повозки устремились вниз по склону и скопились перед тесниной. Они стояли так, что их колеса образовывали угол с поверхностью бревенчатой дороги, что грозило падением под тяжестью груза. С дикими криками возниц тяжело нагруженные повозки стукнулись и соскользнули через рытвины и фашины, уложенные в самых опасных местах. Грязь брызгами взлетала вверх, лошади тяжело дышали.
Поглядев некоторое время на все происходящее, мы начали действовать. На ближайшем холме были развалины деревни. Потребовалось всего пятнадцать минут, чтобы сходить туда и принести первую охапку бревен. Бревно за бревном – очень скоро у нас была твердая поверхность. Взялись за ступицы, хорошенько толкнули, и первая повозка снова была в пути. Постепенно затор рассосался, и повозки пришли в движение. Мы перешли через мост, который уже висел, шатаясь на своих опорах. Затем мы оказались на новой линии обороны. Она была на западной стороне речной долины – бастион из бревен и земли значительно выше человеческого роста. Перед ним уже орудовали команды, устанавливающие проволочные заграждения, и на переднем плане было уничтожено все, чем бы в качестве прикрытия мог воспользоваться противник.
В Б. мы свернули к северо-западу. Мы прошли через ворота разрушенной электростанции, которая когда-то была связана с большим промышленным предприятием. Затем мы проехали через мост шлюза с большим резервуаром и снова исчезли в лесах. Кабель высокого напряжения тянулся по столбам через просеку к каким-то другим заводам, прятавшимся далеко в пустынной местности.
И снова мы воевали с очередным болотом и песками. Бревенчатая дорога тянулась через зеленые лужи стоячей воды, где корпи деревьев поднимались, словно в изобилии выросшие мосты и острова. Иногда коварное болото скрывалось под предательским ковром красивого зеленого мха. Никто, кроме беглеца или преступника, не прошел бы тут. Деревья лежали там где они сломались от бури или от старости. Под крышей из густой листвы стояла абсолютная тишина зловоние лениво висело в неподвижном воздухе, в котором только слышалось гудение комаров Появилось открытое пространство, перед взором предстала деревня, появились дозорные передового охранения.
В старом лесу, в котором мы расположились постоянным лагерем, нас совершенно не видно. С его пихтами и елями, березами и буками лес протянулся через дюны и туманные низины. Далеко внизу стояли молодые деревья, рвущиеся к свету из-за стволов вековых деревьев, там зеленый полумрак, золотисто-изумрудный свет, играющий над папоротниками, над мохом и травой. Иногда это выглядит так, будто двигаешься под стеклом или на глубине освещенного солнцем водоема. Наши тяжелые ботинки бесшумно проваливаются в мягкую почву.
Среди мха блестят, словно гладко отполированные, листья кустиков голубики и гладкие красные ягоды клюквы. Тут настоящий грибной рай. Не знаю всех их названий и видов, но я нашел желтые шарики с точками чернильного цвета, которые всегда скрывались под покровом мха. Среди нас есть знаток, который настаивает на том, что это трюфели. Трюфели мы ели на юге Франции, где солнце раскаляло степы дома и в наших комнатах были полы из красного кафеля.
Наш продотряд нанес второй визит в район, уцелевший в нынешнем сражении. Война проходилась по нему несколько раз, его не миновали как бои с участием регулярных войск, так и бандитские налеты. Уцелело немного деревянных домов. Теперь дымок вьется из последних развалин. Там в течение одного лета земля заросла травой. После двух летних периодов с трудом находишь тропу, разве что там и сям ветхий, потрепанный непогодой забор с серебряной белизны столбами, отделяющий огород, выглядит иначе. Мосты быстро гниют, тропы зарастают, дикая морковь и люпины, марь и полынь заполонили все. Скоро там останутся только тропы дровосеков в лесной глуши.
Отряд вернулся с тремя тяжелогружеными подводами. Они привезли большие сухие картофелины с песчинками на тонкой кожуре, капусту, свеклу, морковь, тыкву и лук. На полевой кухне висит солидный окорок конины. Меж деревьями гуляют три коровы, и молоко для воскресного пудинга плещется в ведрах.
Говорили, что там был заброшенный дом лесника. Мы ехали по узким песчаным тропам через блестящее болото, по утопающим в солнце просекам. Над нами ветер гулял по верхушкам деревьев, но там внизу был лишь скрип кожи, дыхание лошадей да стук их копыт по мягкой земле.
Когда мы спешились и привязали их, тишина была полной. Во мху было изобилие желтых лисичек; они росли под молодым ельником и в ямах, оставшихся от вырванных с корнем деревьев. Сумка на моем седле быстро стала полной. Мы ехали через дикий подлесок, где было почти темно. Толстые водоросли торчали из луж, ветки хлестали по лицу, и деревья нависали над тропой. Иногда нам приходилось припадать к холкам лошадей. Однажды мы встретили одинокого верхового гонца. А больше за четыре часа не встретили никого.
Дом лесника стоял на маленькой просеке. Ветер дул через открытые двери и выбитые окна. Ракитник кивал из-за забора – последний отголосок жилья. Когда-то некоторые поля вклинивались в окружающие леса, но они давно заросли травой. Заборы завалились. Клопы в большой комнате давно подохли от голода и высохли в щелях коричневой крыши. Моя нога провалилась в сгнившем, покрытом мхом полу порога. Однако было кое-что, что можно было там взять: крепкие доски от пола амбара, доски фасада чердака, двери и скамьи. Ради этого стоило отправлять подводу.
Самолеты опять были над нами всю ночь. Бомбили Б. К утру пошел дождь. С ним пришел холодный, ненастный день. Дождь – не подарок, если стоишь в лагере. Мы притащили из деревни крышу и закрепили ее между деревьев. Даже пара поползней, свившая гнездо поблизости, не так оживленно порхала с дерева на дерево, и их пересвист слабо доносился до нас сквозь дождь. Лишь однажды солнце отразилось на каплях дождя, висевших на ветках, а потом дым костров был голубым и прозрачным. Нам было холодно.
