Алексей Щербаков - Тени черного леса
Они добросовестно зарылись в одуряюще пахнущее сено. Воз медленно двинулся. А Сергей вдруг задумался над поставленным вопросом. Честно говоря, он, несмотря на бешеный огонь войны, все еще оставался романтиком. И мечтал о большой любви. Да только откуда она, эта самая большая любовь, возьмется у армейского разведчика? Не причислять же к таковой госпитальные романы с санитарками? Плохо было на фронте с романтическими чувствами. Для того же, чтобы завести себе ППЖ — походно-полевую жену, у него звездочек на погонах было маловато. Да и какая это любовь? Так — совместная жизнь до Победы.
В Саратове, до войны, он дружил с веснушчатой девушкой Аней из их театральной студии. Собственно, из-за нее он и стал в эту студию ходить, выкраивая время между занятиями боксом и парашютным спортом. Они с Аней даже начали целоваться — и всерьез собирались пожениться, когда достигнут положенного возраста. А дальше? Все рухнуло — и не только у них, а у всех — 22 июня. Потом, оказавшись уже в армии, по нашу сторону линии фронта, он несколько раз писал в Саратов. Но — Ани там не было. Она закончила школу снайперов и воевала в Армии Чуйкова в Сталинграде. Оттуда немногие вернулись живыми. Вот и Аня пропала без вести. Сергей точно знал, что это значит — одна из бесчисленных могил без памятника.
Но вообще-то все, что было до войны, казалось Мельникову какой-то неправдоподобной сказкой. Будто это происходило и не с ним. Сергею казалось — его жизнь началась на том разбитом шоссе, где он впервые вступил в бой с врагом. Все, что было до этого, вспоминалось как-то смутно. Другие ребята мечтали, как они вернутся домой, пройдут по знакомым улицам, надеялись обнять жен и невест, встретить старых друзей-товарищей. А вот у него даже с мыслях не было, сняв погоны, ехать с Саратов. Как отрезало. Видимо, капитан Еляков был прав: Сергей из тех людей, кому с войны вернуться не суждено. Да так ведь оно и получалось. Война закончилась — а он все продолжал стрелять и убивать. И, как догадывался Мельников, конца-края этому развлечению не предвиделось…
Между тем телега стала подскакивать на том, что тут, наверное, изображало мостовую.
— Эй, дед, самогонки нет на продажу? — послышался голос человека, судя по интонациям, державшего в руках оружие…
— А чем платить будешь? Немецкие марки мне ни к чему. А советских у тебя уж точно нету…
В Польше, как и во всех государствах во времена смуты, ходили самые разные денежные единицы. Поляки вроде бы уже успели напечатать новые деньги, но до такой глухомани они еще не дошли. А в основном товарообмен шел как в древние времена — натуральный.
— Зачем советские. Золотую десятку возьмешь?
Мельников буквально видел старого пана — как он берет золотую монету, пробует на зуб… Да явно этот дед далеко не такой бедный, каким выглядят его двор и хата… И не менее явственно Сергей представлял досаду неизвестного человека с ружьем, вынужденного расплачиваться за выпивку. Грабить, видимо, им строго-настрого запретили.
— Ладно, беру, — послышался голос старика. — Держи. Как слеза. Для себя гнал.
Телега, подскакивая на булыжниках, двинулась дальше. Вскоре она куда-то свернула — и деревянные колеса зашуршали по траве.
— Выбирайтесь, — послышался шепот старого пана. — Прямо перед вами — кирпичное здание. Вам туда.
Мельников вылез первым и огляделся. В самом деле, зад телеги находился в нескольких метрах от входа в небольшое низенькое строение, глядящее на белый свет пустыми окнами. Оно не было разрушено. Скорее — заброшено сразу после окончания строительства. Прокравшись к двери, Мельников проник в здание — и очутился в довольно просторном помещении, разделенном по центру перегородкой. Судя по всему, здание уже было готово «под ключ», но наступившие лихие времена не дали возможности использовать его по назначению. Как ни странно, новостройка была не загажена — только в одном из углов виднелись остатки каких-то детских игр, да в другом имелся след от костра. Кто-то все-таки тут пытался укрываться от капризов погоды.
Вскоре в помещение ввалился Мирослав.
— Ну, как?
— Порядок.
Мельников осторожно выглянул в окно. Метрах в пятидесяти была местная управа — одноэтажный кирпичный дом, возле которого топтался часовой. «Казармой» служило здание школы, расположенное по ту сторону большой площади, рядом с костелом. Тут же имелось и нечто вроде продуктовой лавки, совмещенной с трактиром. На площади располагался вялотекущий базар, где больше толкались и приценивались, чем продавали и покупали. На площади околачивалось довольно много партизан, или как их там назвать… Вид у них был своеобразный. Большей частью они были облечены в какую-то мешковатую серую форму без знаков различия. Оружия на бойцах висело много, его обладатели служили прямо-таки иллюстрацией к термину «партизанщина» — были расхристаны, небриты — и так далее. Словом, дисциплинка была здесь та еще.
— Ну что, располагаемся поудобнее и ждем темноты и наблюдаем. Что нам еще остается! — подвел итог Мельников.
К вечеру площадь полностью опустела. К зданию управы, которая являлась штабом, подкатил уставший и запыленный велосипедист. Видимо, он накрутил сегодня немало километров и, судя по его взмыленному виду, жал на педали изо всех сил. Через некоторое время в штаб прошли несколько человек. На втором этаже замаячили тени. Сергей оценил ситуацию. Возле дверей стоял в небрежной позе парень с немецким автоматом. Здание располагалось отдельно, в сторону от площади от него вела узкая улочка, вдоль которой тянулись домики, окруженные густыми садами.
— Самое лучшее время для захвата, до темноты ждать не будем. Сейчас мы знаем, где их начальство, ищи потом… — подвел итог Мирослав.
— Рискованно. Как-то все на живую нитку получается.
— Да брось ты! Лучшего момента не будет! Сколько нам тут загорать. Не забывай, что нас могут в любой момент обнаружить.
Мельникову не нравился предлагаемый план — как-то он уж очень отдавал авантюрой. Однако Мирослав, видимо, был из той, старой школы спецагентов НКВД, которым был сам черт не брат. Что ж, можно и рискнуть. В любом случае, есть возможность уйти садами-огородами.
— Ну, пошли…
Когда они двинулись, хоронясь в плотных предвечерних тенях, Сергей оценил класс своего напарника. Мельников и сам был не пальцем деланный, но Мирослав двигался как призрак. Здания управы они достигли благополучно. Мирослав выглянул из-за угла. До входа, возле которого стоял часовой, было примерно два окна. Поляк не стал выдумывать чего-то оригинального. Он подобрал с земли камешек и кинул его наискосок от стоящего у двери человека. Раздался мягкий шлепок — и часовой обернулся в сторону, откуда шел звук, подставив спину разведчикам. Мирослав, как черт из табакерки, выскочил из-за угла и сделал два гигантских и совершенно бесшумных прыжка. Часовой почувствовал присутствие чужого за спиной лишь в самый последний момент. Он даже начал оборачиваться — но не успел. Лезвие стилета вонзилось ему точно в печень — сверху, чуть повыше ремня. Сергей оценил чистоту работы. Да, это была другая школа. Мельников все-таки являлся разведчиком — а это был почерк профессионального убийцы. Такой зарежет в толпе народа — и никто из окружающих ничего не заметит. Класс…
Мельников тут же подбежал к напарнику и захватил автомат часового. Они открыли дверь и бесшумно затащили убитого в темный коридор, который вел вдоль всего первого этажа. Чуть дальше виднелась лестница наверх — откуда и раздавались голоса.
Мирослав двинулся вперед. Он не просто поставил ногу на первую ступеньку — а как бы исследовал ее ногой. Еще бы! Лестница была деревянной. Только скрипа не хватало. Сергей двинулся следом. Из общего гула голосов стали выделяться отдельные фразы:
— И что вы теперь предлагаете?
— Ковалевский убит, надо уходить в лес!
— И провалить все дело? Нужно налаживать связь с другими его людьми.
— Ковалевского убили не люди из милиции, а мертвый ничего не расскажет…
— И все же я думаю…
Пока длился этот спор, разведчики поднялись по лестнице. На втором этаже была небольшая площадка, на которой находились две двери. Одна — небольшая, напоминала ход в какую-нибудь кладовку. Из-за другой, большой и двустворчатой, были слышны голоса.
Напарники заняли позицию по обе ее стороны — Мирослав рывком отворил дверь — и разведчики вломились внутрь.
— Руки вверх всем! Два шага от стола! — рявкнул Мельников, поводя стволом автомата.
Сергей между тем огляделся. В большом помещении с окнами на три стороны, с висящими под потолком двумя керосиновыми лампами, за столом сидели четыре человека. Трое из них были в какой-то полувоенной форме, один — в гражданском пиджаке. Увидев ворвавшихся, они на миг оторопели.
— Плохо слышали?! Быстро выполнять! — снова крикнул Сергей.
