Геннадий Семенихин - Жили два друга
– Значит, ты с ней всерьез?
– Всерьез, товарищ командир.
Ветлугин шагнул к нему и протянул руку.
– Тогда прости меня за то, что тут я наговорил. Я-то думал, что это типичный фронтовой флирт, гусарские похождения старшего лейтенанта Демина, так сказать. Но если ты все обдумал и взвесил, то дай тебе, как говорится, бог здоровья. Поперек вашей любви становиться не буду.
Подполковник задумался и посмотрел в окно на дальнюю панораму аэродрома с низко нависшим над ним сумеречным небом.
– Но все равно хочу дать добрый совет. Не афишируй свою любовь. Все-таки война, фронт… Подожди немножко. Вот возьмем этот самый Берлин и после такую свадьбу отгрохаем. О-хо-хо!
Но Ветлугин ошибся. Брать Берлин Николаю Демину не пришлось.
* * *В марте сорок пятого года штурмовой полк Ветлуги – на стоял неподалеку от провинциального немецкого городка Мизеритц. В первый же день базирования, пользуясь нелетной погодой, Демин попросился у подполковника отлучиться с аэродрома на три часа, чтобы своими глазами посмотреть на первый на его боевом пути немецкий город.
– Небось хочешь захватить и ее? – насмешливо прищурился Ветлугин.
– Хочу, – улыбнулся Демин. Если позволите, конечно.
– Что же, валяй, это полезно, – благословил командир полка и кивнул на крыльцо, перед которым стоял замызганный «виллис» с открытым тентом, – берите мою таратайку, пока свободна. Туда свезет, обратно на своих двоих притопаете. Видишь, как быстро грунт подсыхает. Через день-два работать начнем. Ну, гуд бай, как бают союзники.
Солдат Сизоненко, шофер командира полка, быстро домчал их до центральной площади городка. Отсюда Демин и Зара направились узкой улочкой, стиснутой с обеих сторон трехэтажными домами, дальше – просто куда глаза глядят. Миновали ратушу, на которой уже развевался по ветру красный флаг, обогнули мрачное здание кирки с тонким шпилем, устремленным в прояснившееся небо. Погода действительно налаживалась. Кругом заливало весеннее солнце. Взорванных и обгорелых зданий было очень мало – городок взяли с ходу, и большого боя здесь не было. Мимо прошла густая длинная колонна гитлеровских солдат и офицеров. Ее конвоировал всего один пехотинец в шинели, с подоткнутыми под ремень полами, в лихо сдвинутой набекрень меховой ушанке.
– Ну, ну! Шнель, толстозадые фрицы! – покрикивал он, хотя в колонне не было ни одного толстозадого.
Поравнявшись с Николаем и Зарой, пехотинец широко улыбнулся, демонстрируя крепкие белые зубы.
– Слышь, старшой, в сорок первом от самого Смоленска к Москве от них драпал, а теперь, видишь, один почти триста голов веду! Вот бы фотоаппарат сюда да снимок на память. А ну быстрей, поганые! – прикрикнул он строго, и старые, расквашенные сапоги пленных громче застучали по мостовой.
Еще через квартал им повстречались связисты, тянувшие за собой провода, и, наконец, первые штатские немцы. Костлявая старуха с блеклыми, водянистыми глазами и рыжая, широкая в бедрах молодайка, бедно одетые и усталые, катили вместительную тачку, уставленную чемоданами. Сзади шли с непокрытыми головами кудрявый мальчик и девочка с тонкими рыжими косичками Демин остановился, и немцы тоже остановились, со страхом на него глядя.
– Ну, ну! – воскликнул он точно так же, как это сделал солдат, конвоировавший колонну пленных – Шнель, шнель!
Немки, старая и молодая, подхватили тачку и пошагали по мостовой прочь.
– Ты блестяще с ними объяснился.
– Ничего, все поняли, – вздохнул он мрачно.
Метров через сто они встретили еще трех немцев Двое худых, но жилистых вели под руки седого горбящегося старика в дорогом костюме и серой шляпе На лице позолотой поблескивало пенсне. Тот, что был поближе к Демину, оказался довольно крепким и молодым Ему на вид было не больше сорока пяти. Из-под коричневой шляпы мелькнул испуганно-настороженный взгляд – Смотри-ка, – громко сказал Демин. – Не переодетый ли офицер?
– Коля, ты что?!
– А, черт их знает, – зло проговорил он, – может, такие вот и вешали под Вязьмой мою Верку.
Они шагали все дальше и дальше. Весенняя капель была здесь такой же щедрой, как и в России. С покатых крыш, из желобов и водостоков струились искрящиеся потоки воды, бежали по канавам вдоль тротуаров но некому было пускать в них бумажные кораблики. Зара внесла дерзкое предложение.
– Послушай, Николенька, давай заглянем хотя бы в одну немецкую квартиру. А то получается – в логове были, а самого логова не видели по-настоящему. Уй, как это интересно!
Демин неохотно пожал плечами.
– Ты чем-то недоволен? – всполошилась она. – По глазам вижу.
– А вдруг там мина с ловушкой?
– Да что ты! – рассмеялась она. – В городе уже действует наша комендатура. Связисты линию вон потянули, а ты… Идем.
– Дурочка, я же не за себя боюсь, – проворчал он оправдываясь. – Да и в какой дом ты предлагаешь зайти? Их здесь сотни.
– А идем хотя бы сюда.
Они свернули к подъезду большого дома, по чугунным, со старинными вензелями ступенькам поднялись наверх. Двери на лестничных площадках были распахнуты, из них тянуло сквозняком, запахами сгоревшего угля.
– В эту, что ли? – хмуро спросил Демин.
– Давай, – согласилась Зарема и, сняв с головы синий беретик, скомкав, сунула в карман шинели. Расчесанная на пробор черная ее голова с двумя косами, упрятанными под шинель, любопытно прильнула к дверному проему, но летчик решительно оттеснил девушку крутым своим плечом назад.
Квартира хранила следы поспешного бегства, но бегства не панического, а обдуманного. Совершая это бегство, хозяин, по-видимому, верил, что он вернется назад, потому что ни одна из вещей не была поломана или даже сдвинута с места. Медленно переходя из одной комнаты в другую, Зарема с пристальным любопытством рассматривала богатое убранство. Обнаженные женщины смотрели на нее со старинных картин в позолоченных багетах. На комодах, сервантах и специальных подставках стояли нарядные бронзовые и гипсовые статуэтки, тоже успевшие подернуться пылью. Большой фарфоровый Будда грустно качал головой. Громко ударили напольные коричневые часы, и механизм их пропел какую-то несложную мелодию.
– Послушай, Зарочка, – усмехнулся Демин. – А фриц-то, оказывается, был музыкальным.
Ковры, застилавшие во всех комнатах пол, скрадывали их шаги. В просторном кабинете они долго рассматривали фотографии на стенах. С одной из них смотрел холодными узкими глазами поджарый немец с овчаркой на поводке, по-спортивному коротко остриженный. Низкий лоб, исполосованный морщинами, придавал его лицу озабоченное выражение.
– Наверное, хозяин, – предложила Зарема, – а это… посмотри, Коля.
И они совместно перевели короткую надпись под другим, заключенным под стекло, портретом. «Герману от Германа. Геринг». Летчик развел руками.
– Вот это да! Видно, большая птица этот хозяин.
Зарема подошла к роялю, подняла крышку и одним пальцем отстукала «чижика».
Демин остановился у незакрытого пепельно-серого сейфа потянул на себя дверцу. На оборотной стороне Сыла прибита металлическая плашка, и на ней Демин прочитал фамилию владельца: Герман Клюге Поворошил пальцами разбросанные бумаги и неожиданно натолкнулся на целую пачку серых книжечек. Он вытащил ее на свет, внимательно рассмотрел обложку самой верхней из них. По форме она напоминала паспорт, да это так и было на самом деле. Призывая на помощь свои не совсем обширные познания в немецком языке Демин прочел фамилию человека, на имя которого был выписан этот документ, и, вздрогнув, поглядел на свою спутницу, – Зарема, обрати внимание.
Она взяла из его рук твердую книжку и громко прочла:
– Иванов Юрий. 1926 год рождения. Курск А Демин торопливыми движениями уже раскрывал обложки других паспортов и скороговоркой взволнованно выговаривал:
– Щербаков Петр 1924 года рождения из Смоленска. Коробов Борис из Вязьмы 1923 года. Свешникова Людмила из Орла, 1927 год. Гусева Ольга из Великих Лук 1927 года рождения. Пятнадцать человек! Это же все наши, девчата и мальчишки, угнанные с родной земли в батраки к этому самому богатому бауэру. Этот Герман Клюге порядочная-таки сволочь.
Зарема поднесла к груди маленькие кулачки, тихо воскликнула:
– Страшно подумать, Николенька. Этот немец покупал их на каком-нибудь аукционе, как скотину. Он их рассматривал, как рабов. Всех нас так рассматривал. Вот в чем был идеал таких негодяев, как этот Клюге. Где сейчас эти бедные мальчишки и девчонки.
– Наверное, разбежались при подходе наших Не стали же они сопровождать своего хозяина, когда он тикал. Жаль, шею ему не свернули.
Демин обернулся, поднял голову и замер на месте.
Из угла с оолыпого портрета на него смотрел Гитлер Челочка свисала на лоб, левый глаз был полузакрыт Охваченный яростью. Демин схватил с письменного стола тяжелое мраморное пресс-папье и запустил им в портрет.
