Петр Капица - В море погасли огни
В этом походе участвовал БТЩ-118. На Гогланде я встретил военкома Клычкова. Старший политрук со злостью сказал:
— Прошли мы самые опасные минные поля, добрались почти до Наргена, осталась меньшая часть пути… И вдруг на — поворачивай назад. Что за чертовщина? Какой умник распорядился? Но приказ есть приказ. Пришлось вытащить трал, развернуться и чапать обратно. Операция сорвана. Теперь жди хорошей погоды. Опять штормить начало.
Холод сегодня такой, что брызги застывают на лету.
14 ноября. Отрядом уже командует новый человек — капитан второго ранга Нарыков. Вчера он собрал командиров кораблей — участников похода. Узнав, каково состояние механизмов, он предупредил:
— В третьей попытке нельзя повторять ошибок двух предыдущих. Только вперед! Ни в коем случае не возвращаться.
Он не предполагал, что этот переход будет самым тяжелым. Вот что записал лейтенант Федоров:
«18.30. Отряд лег курсом на вест. Впереди четыре БТЩ, два миноносца, «Суровый» и «Гордый», две подлодки — Л-2 и «малютка», минный заградитель «Урал» и шесть МО. Мое место у левого борта миноносца «Гордый». Сильный ветер и волнение. Видимость плохая.
14 ноября. 00.30. Начали форсировать минное поле.
00.35. Первый взрыв. Столб огня и воды. В отряде повреждений нет, идем той же скоростью.
00.37. Второй взрыв в параване.
00.41. Третий взрыв у БТЩ по корме.
00.50. Подорвался МО. Вверх взлетает его боезапас. Столб цветных огней держится минуты три. Почти одновременно взорвалась мина у тральщика «Верп», за ней другая. Спасение людей берет на себя МО-402. Мы идем дальше.
01.01. Взрыв мины у миноносца «Суровый». Корабль запарил и остановился. Я продолжал движение в охранении «Гордого».
01.30. Получил приказание с «Сурового» подойти к его правому борту. Отряд продолжает движение.
01.35. Ко мне на борт с миноносца «Суровый» пересел командир отряда капитан второго ранга Нарыков. От него получил приказ догнать ушедшие корабли.
01.39. Лег на курс 288°, по которому ушел отряд.
01.57. Отряда не обнаружил. Получил приказание повернуть обратно и найти «Сурового».
О дальнейшем рассказал старший лейтенант Власов, пришедший вместе с Федоровым:
— На минном поле остались только мы, миноносец «Суровый» и подводная лодка Л-2. Начал подбирать людей с «Верпа». Они плавали в дымящейся воде. Вытаскивать было трудно: все окоченели, сами ухватиться за спасательный круг не могли. «Суровый» приказал мне подойти к его левому борту. Даю ход. Впередсмотрящий докладывает: «По носу мины». Делаю разворот вправо. Опять впереди мина и какой-то буек. Невероятное скопление всплывших мин. Обхожу «Сурового» с кормы. Вдруг раздались два взрыва около Л-2. На катер полетели осколки. С миноносца передали приказание: подойти к Л-2 и снять раненых. Из воды виднелась только рубка подводной лодки. Люди толпились на мостике. Мой сигнальщик заметил всплывшие мины. С подводной лодки тоже предупредили: «Не подходите! С левого борта мины!» Я спрашиваю у подводников: «Есть ли у вас ход?» — «Есть», — отвечают. «Подходите к «Суровому», — посоветовал я и сам отправился к миноносцу. В темноте не заметил, как краснофлотцы с палубы «Сурового» футштоками отталкивали от борта мину, проводя ее за корму. Застопорить хода не смог, по инерции понесло бы прямо на футштоки. Выход единственный: полный вперед, право на борт. Так и делаю. При повороте стукаюсь кормой о шлюпку, спущенную с миноносца, и разбиваю ее в щепы. Но все облегченно вздыхают — мина обойдена…
Лейтенант Федоров только в третьем часу разыскал оставленные на минном поле миноносец и подводную лодку. Вот что он запомнил:
— Подошли к «Суровому». Командир миноносца в рупор доложил командиру отряда Нарыкову о серьезных повреждениях в корпусе и пожаре в кочегарке. Ликвидировать пожар можно только затоплением кочегарки. Своим ходом миноносец идти не может, а на буксире вести некому. На рыков приказал подготовить миноносец к затоплению, а мне велел очистить корму от глубинных бомб и боезапаса, чтобы облегчить катер. Я должен был взять людей с миноносца. Но сколько мы их возьмем вдвоем с Власовым? Куда денутся остальные? Я приказал боцману Огурцову сколоть лед с палубы. Нарост был толстым — пять — шесть сантиметров. Первым пошел снимать людей с миноносца МО-402. По пути он захватил четырех человек с Л-2. На катер Власова село человек семьдесят. В это время сигнальщик доложил, что с правого борта показались два неизвестных корабля. На миноносце сразу же сыграли боевую тревогу. Но это были наши БТЩ. Нарыков приказал передать светофором на тральщики, чтобы они немедленно подошли и сняли с миноносца людей.
— Один из тральщиков подошел к миноносцу и начал принимать людей. У меня на катере собралось больше ста человек, — вновь вступил в разговор Власов. — Катер так сел, что привальный брус оказался под водой. Боясь перевернуться, подошел ко второму тральщику и попросил принять от меня хотя бы часть людей. Командир БТЩ не возражал. Но не успел я пересадить и сорока человек, как раздалась команда, чтобы все отошли от миноносца. Тральщик дал ход, я тоже не стал задерживаться.
— Издали мы смотрели на красавца Балтики, и сердце болело, — признался Федоров. — «Суровый» словно лебедь покачивается на черных волнах. Этот корабль мог бы еще воевать, а пришлось его губить. Невольно хотелось крикнуть: «Не взрывайте, пусть в бою погибнет!» Но мы молчали… От первого взрыва «Суровый» лишь вздрогнул и слегка накренился. Не желал тонуть. Через две минуты второй взрыв. «Суровый», словно живое существо, вздохнул последний раз и начал погружаться. Вскоре воды Балтики сомкнулись над ним…
Корабли, спасавшие людей, опять вынуждены были повернуть к Гогланду. На траверз Таллина удалось выйти только эсминцу «Гордый», минному заградителю «Урал», двум МО и тральщику.
Об их судьбе я узнал от Радуна. Его потрясла гибель военкома «Гордого» батальонного комиссара Сахно и командира — капитана третьего ранга Ефета.
В четвертом часу ночи «Гордый» по какой-то причине сошел с протраленной полосы, уклонился влево и вскоре наткнулся на мину. Она сработала у него в параване. Была сыграна аварийная тревога. Повреждение оказалось небольшим, его можно было устранить на ходу. Но эсминцу не повезло — через несколько минут у того же левого борта раздался второй, более мощный взрыв.
Корабль подбросило, он зарылся носом в волны и остановился. Машины не действовали.
На мостик прибежал механик и доложил командиру, что в районе четвертого орудия огромная пробоина. Заделать ее невозможно. А с кормы и носа докладывали о всплывших минах, которые ветром несло на корабль. Капитан третьего ранга Ефет приказал выставить по борту матросов с шестами и отводить мины за корму. Затем, взяв мегафон, крикнул командиру приближающегося минзага:
— На «Урале»! Проходите стороной. Не приближайтесь, здесь мины. Пришлите катера МО. Пусть заберут людей!
Своим офицерам Ефет скомандовал:
— Спустить шлюпки. Произвести посадку людей. Мы с комиссаром уходим последними.
Один из МО, подойдя к борту «Гордого», снял семьдесят два человека. Шлюпки тоже были заполнены людьми. К эсминцу подошел второй МО. Едва на катер успели перебраться несколько матросов, как раздался новый взрыв…
Последняя мина нанесла смертельную рану. Миноносец вздыбился и стал медленно погружаться в воду.
Катерники слышали, как военком Сахно запел «Интернационал». Офицеры и матросы, оставшиеся на эсминце, подхватили гимн. Их голоса были громкими.
Катерники сняли шапки. Кто-то с высоко задранного носа «Гордого» надрывным голосом крикнул:
— Прощайте, товарищи!
И эсминец скрылся под волнами в семи милях севернее острова Найсаар.
Подобрав плававших людей, катера помчались догонять ушедшие вперед корабли.
К Ханко пришли лишь БТЩ-215, «Урал» и два МО.
16 ноября. Я вернулся в Кроншлот на посыльном катере. Шторм не унимается, залив весь в барашках.
Первым делом я, конечно, набросился на центральные газеты, которых накопилась целая пачка.
Одна весть очень неприятная: гитлеровцы захватили Тихвин. Перерезана железная дорога, по которой перевозились грузы к Ладожскому озеру. Скоро нечем будет кормить население. Сокращен и наш паек.
Англичане и американцы обещают нам открыть второй фронт. Сталин назвал Черчилля «старым боевым конем», тот тоже не пожалел комплиментов. Рузвельт желает личных контактов. Похоже, что у нас налаживаются взаимоотношения с союзниками.
Гитлер в эти дни выступал по радио, уверил, что он не хотел войны, вступил в нее, опасаясь нападения, и жаловался на осеннее бездорожье, мешающее наступать.
После отбоя тревоги я поспешил на свежий воздух.
Над отмелью светился наш маяк. Воздух чист и прозрачен. Небо покрыто яркими звездами. И не оттого ли, что после душного каземата легко дышалось, на душе вдруг стало радостно, точно уже наступил перелом в войне и близилась победа.
