Михаил Прудников - Пароль получен
Между тем хор смолк. Ксендз скрылся за занавесом. Толпа стала редеть. На каменных плитах застыли в земном поклоне несколько старческих фигур.
Готвальд прошел мимо Алексея, не поворачивая головы, шепнул:
— Иди за мной.
У опустевшего клироса он скрылся за какой-то низенькой дверью. Алексей оглянулся — в костеле осталось с полдюжины молящихся — и двинулся к дверце.
В маленькой комнатке с низким сводчатым потолком Готвальд был один.
— Нечего сказать, нашел подходящее место, — Алексей пожал Готвальду руку.
— Вполне подходящее. Мой начальник очень набожный, требует, чтобы мы посещали церковь. Я сказался католиком и теперь по воскресеньям смогу приходить сюда.
— Ты думаешь, здесь безопасно?
— Вполне. Ксендз — мой дальний родственник, мать у меня наполовину полька. К тому же ты пришел, чтобы предложить мне крупную партию табака. Ты спекулянт, человек солидный и, если кто войдет, держи себя соответственно. Правда, глядя на тебя, — смеясь, добавил Валентин, — не скажешь, что дела твои идут блестяще.
— Я только начинающий, — в тон ему сказал Алексей, — подожди, у меня будет котелок на голове, манишка, сигара во рту и… что там еще полагается иметь солидному предпринимателю?
Валентин машинально достал пачку сигарет.
— Ты что, — остановил его Алексей, — здесь же храм!
— Ах, да…
Готвальд хотел было спрятать пачку в карман, но Алексей попросил:
— Поделись, брат, со мной. Ведь я не на довольствии…
Валентин отдал ему всю пачку.
— Мне нужно сообщить тебе кое-что важное, — он перешел на серьезный тон.
— Догадываюсь, что не зря мы встретились.
— Я познакомился с одним немцем — Вилли Малькайтом. Он обслуживает офицеров связи, прилетающих из Берлина. Оказалось, что он, как и мой отец, из Дрездена. Несколько раз я его подбрасывал в город — тут у него живет какая-то зазноба. За это он снабжает меня сигаретами. Он приставлен к двум оберстам, которые по очереди раз в неделю прилетают в Ретунь. Фамилия одного — Фукс, другого — Ланге. Запомни: Фукс и Ланге.
Алексей кивнул головой.
— Так вот. Через своего нового приятеля я узнал, что «юнкерс» с Фуксом и Ланге прилетает, как правило, в час дня. Я подаю машину прямо к самолету и везу их к гостинице. Ты ведь знаешь, как у немцев все строго по расписанию. Распорядок тут такой: в час дня прилетает самолет. Я жду на летном поле и везу в домик для приезжающих. Затем душ — двадцать минут, обед — пятнадцать минут, отдых — час.
— А после? — спросил Алексей, испытывая неожиданный прилив нежности к этому аккуратному, толковому человеку.
— Иногда я еду на Новые Выселки, знаешь? Это километрах в ста отсюда. Там, видимо, какой-то важный штаб. Какой — пока еще не знаю. Но чаще всего офицеры собираются в большом здании на самом аэродроме…
— Кто они, эти Фукс и Ланге?
— Точно не могу сказать. У каждого всегда при себе большой желтый портфель. Скорее всего, офицеры связи из крупных штабов.
— Вот оно что…
— Думаю, что именно так. Судя по тому, с какой почтительностью к Фуксу и Ланге относятся даже генералы…
Алексей пристально посмотрел на Готвальда и медленно проговорил:
— Ты принес очень важные сведения, Валентин. Ты даже сам не подозреваешь, как они важны…
* * *В знойный июньский полдень из соснового бора на шоссе, ведущее на аэродром, в трех километрах от контрольно-пропускного пункта, вышел немецкий офицер в новом, видимо только что сшитом мундире со знаками различия майора.
Подтянутый, чисто выбритый офицер посмотрел в обе стороны пустынного шоссе, затем укрылся в кустах, нагнулся и, достав из кармана кусок сукна, старательно, до блеска, начистил запылившиеся сапоги.
Солнце палило. Дышать было трудно. От сосен тек горьковато-терпкий смолистый запах. В покойную полуденную тишину тревожной нотой вплетался далекий, еле слышный рокот самолетов.
Офицер вытер носовым платком лицо и еще раз оглядел шоссе.
Над раскаленным асфальтом дрожало марево…
Ю-52 приземлился в 13.03 и подрулил к краю летного поля. По трапу неторопливо сошел полковник Фукс — седой краснолицый офицер в блестевших на солнце очках. Фукс вытянул руку, приветствуя военных, столпившихся у трапа, и направился к черному «опель-капитану». Валентин почтительно открыл перед ним дверцу. Фукс кивнул ему как старому знакомому.
Десять минут спустя «опель» остановился у домика для приезжих.
Готвальд снова услужливо распахнул дверцу машины и на отличном немецком языке пожелал оберсту хорошего отдыха после утомительного полета.
Однако Готвальд не повел машину в гараж. Он поднял капот и принялся возиться с автомобилем. Руки слегка дрожали, нервы были напряжены; когда рядом послышался шорох шагов, он обернулся слишком резко. К счастью, проходивший мимо обер-лейтенант не обратил на незадачливого шофера внимания.
Валентин закончил осмотр машины, закурил и пошел в гостиницу. В вестибюле, застланном коврами, было прохладно и тихо.
В коридоре Валентин столкнулся с добродушным румяным Вилли. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что Малькайт — любитель пива, карт и девочек. Осторожно ступая, он нес перед собой поднос с кофейником, маленькую чашку, какие-то тарелки, прикрытые накрахмаленной салфеткой.
— Скучаешь? — Он подмигнул Готвальду.
— Что делать… — Тот пожал плечами. — Хоть бы переброситься с кем в картишки…
Лицо Вилли приняло озабоченное выражение.
— Сейчас не могу, сам видишь, — он показал глазами на поднос.
— Понимаю, — Валентин сочувственно вздохнул. — Такая жарища, в горле пересохло. Совсем сморило… Эх, неплохо бы кофейку выпить, а то заснешь еще в машине.
— Пожалуйста, — Вилли не растерялся.
Поставив поднос на маленький столик, денщик достал из кармана складной металлический стаканчик, снял крышку с кофейника. Вырвалось облачко горячего пара. Валентин с наслаждением втянул запах, зажмурил глаза.
— Какой аромат!
— Настоящий мокко, только что помолотый, — пояснил Вилли, наливая кофе в стаканчик и передавая кофейник Валентину.
И вдруг крышка кофейника выскользнула из рук Готвальда и, гремя, покатилась под диван.
Валентин извинился за свою неловкость и продолжал мелкими глоточками отхлебывать кофе.
— Подержи-ка, — Малькайт нагнулся, чтобы поднять крышку. — Эх, черт, далеко закатилась, — и полез под диван.
Готвальд неотрывно глядел на Вилли, а тот все никак не мог дотянуться рукой до упавшей крышки кофейника.
Валентин проворно сунул руку в карман. В ладони оказались таблетки, которые он быстро бросил в дышащий паром кофейник.
Отдуваясь, Вилли с трудом вылез из-под дивана. Водворив крышку на место, он заторопился.
— Побегу, — бросил он приятелю и, еще на мгновение задержавшись, спросил: — В субботу подбросишь к девчонкам, а?
— Обязательно, — заверил его Валентин. — А ты не знаешь, когда сегодня потребуется машина твоему начальству?
— Думаю, через час с четвертью. Полковник собирается отдыхать. А что?
— Да что-то капризничает карбюратор. Хочу заехать в гараж.
— Валяй. Да смотри не опаздывай!
Как только Малькайт скрылся за дверью второй комнаты справа, Валентин выскочил на улицу, сел в свой «опель» и рывком взял с места.
Гостиница для приезжих находилась метрах в пятистах от контрольно-пропускного пункта. Готвальд до конца утопил педаль газа. «Опель» торопливо глотал серую ленту шоссе. Мелькали красноватые стволы сосен. Охрана хорошо знала Валентина в лицо, тем не менее при выезде за ворота у него тщательно проверили пропуск. На третьем километре у телеграфного столба с подпоркой Валентин взглянул в зеркальце над ветровым стеклом. Убедившись, что сзади никого нет, он притормозил, круто развернул машину и остановился на обочине. В ту же секунду из кустов орешника вышел немецкий офицер. Он сам распахнул дверцу и сел рядом с Готвальдом. Валентин с трудом узнал Алексея: твердо сжатые губы, сощуренные, холодно поблескивающие глаза под лакированным козырьком фуражки со свастикой.
— А где достали форму? — спросил восхищенный Готвальд. — Сидит как влитая.
— Корень прислал. У них всякие есть из трофейных. А Афанасий Кузьмич пригнал по фигуре.
Голос Алексея звучал глухо. Валентин украдкой взглянул на Алексея — он казался спокойным.
— Тише. Не гони машину, — скомандовал разведчик. В голосе его звучали незнакомые холодно-повелительные нотки. — Следи за лицом. Оно у тебя слишком напряжено. Постарайся придать ему скучающее, равнодушное выражение. Как обстановка?
Валентин посмотрел на часы.
— Фукс уже лег спать…
— Снотворное?
— В кофе.
Готвальд рассказал Алексею, как все было.
