Алексей Ивакин - Прорвать Блокаду! Адские Высоты
На пайки молодежь сделала стойку: интересно им – а что там такое? Консерва рыбная, консерва мясная. Галет кучка, пакетик чая, парочка кофе. Витаминный напиток.
И еще таблетки сухого спирта.
Юди делает ямку под него. Степка тем временем открывает банки.
Разводим в ямке огонь. Ставим на него сначала одну банку. Дожидаемся, когда сало растает.
А потом макаем в нее хлеб, передавая банку по кругу. Заедаем дольками лука. Запиваем чаем с водкой. Вот это – самая вкусная на свете еда – макать хлеб в растопленный жир тушенки и запивать его горячим сладким чаем с водкой. И никакие суши с профитролями рядом не стояли.
И разговариваем.
– Слышь, пацан, а ты на кой хрен пиво взял?
– Так вкусно же!
– Ты же обоссышься сейчас со вкусного-то! – лошадино ржем над пареньком.
– А мы водку не пьем…
– Хе… Ты вообще… Первый раз, что ли?
– Ага! – в голосе пэтэушника жизнерадостный восторг щенка.
– Ты вообще зачем сюда поехал? – спрашиваю я, с хрустом пережевывая лук с салом.
– Пряжку хочу найти. Немецкую. Чтобы там надпись – «Гот минс унс».
– Мит унс, – машинально поправляет его Васька и ухмыляется.
А мы замолкаем… Только я продолжаю:
– А нах?
– В городе носить буду! На ремень надену!
– Встречу в городе – уебу лопаткой, – Буденный не смотрит на пацана. Он макает хлеб в горячий жир тушенки. Потом утирает подбородок и повторяет: – Уебу. Понял?
– А чо? А? – удивляется пацан.
– Ничо а, блять ты такая. Просто так.
– Нацик, что ли? – спокойно говорит Еж, хрумкая галетой. Когда Еж спокоен – жди беды.
Парень вдруг теряется.
– Нацик… – констатирует факт Юди. – Тут его прикопаем или?
– Оглянись, что видишь вокруг? – это уже я подал голос.
– Ээээ… Поле.
– А кто на нем лежит?
– Мы вот сейчас лежим…
– Идиот ты, – говорит Дембель.
Я продолжаю разговор, не обращая внимания на реплики:
– Бойцы тут лежат. Русские бойцы. Так?
– Ну… Да…
– А ты хочешь носить пряжку немца, который этих бойцов убивал? Что бы они, эти бойцы, с тобой сделали, если бы встретили в Кирове сорок второго?
Молчание. Только ложки скребут по банкам.
– Позже прикопаем. После захоронения, – опять вздыхает Юди. – И билет сдадим. А бабло пропьем!
Васька ухмыляется. Найти эту пряжку тут – дело тяжелое. А носить ее… Последнее дело.
И, конечно же, начинаем спорить.
Спорить о том, что видим вокруг.
О том, что нужно ли было класть солдат в этих болотах? Так ли был бессмыслен Невский пятачок? Может быть, стоило просто держать оборону, дожидаясь побед под Сталинградом?
– Немцы бы оттащили отсюда резервы, и тогда можно было бы прорывать. Ведь в итоге так и получилось!
– Ага… Получилось бы… Это кто ж в августе сорок второго года знал о Сталинградской победе? Немцы были так уверены в своей победе на юге, что одиннадцатую армию фон Манштейна перекинули не на юг, а именно сюда. Под Питер. И если бы наши тут просто сидели в болотах, что бы было?
– И что? Потерь бы было меньше!
Я не выдерживаю и вставляю свои пять копеек:
– А то же самое, что и во Франции. Сидели себе за линией Мажино – в футбол гоняли. Потери были минимальны. Какого-то капрала шлепнули через два месяца после начала войны. Немцы, наверное, долго извинялись перед родственниками. А потом раз! И нет Франции.
– На войне стреляют, знаешь ли… – это Степка прожевал кусок хлеба с салом.
– Не… Ну, так это понятно. Зачем толпой на пулеметы-то бегать?
– Можно подумать, немцы так не делали. Или англичане с американцами. Леха, скажи!
И я говорю:
– Потери американцев в Первую мировую войну только убитыми – двести тысяч человек. За два месяца. Сто тысяч в месяц. Потери России за три года убитыми – девятьсот тысяч. Двадцать пять тысяч в месяц. Ну ладно, это Первая мировая. Во Второй мировой при высадке на Сицилии янкесы сами себя разбомбили, а потом едва не сбежали, когда их три дивизии немцы одной контратаковали.
– Зато они жизни солдат спасали!
– Зато наши солдаты спасали жизни своих детей.
Спор вечен. Вечен и бесконечен. Солдат, поймавший пулеметную очередь, – жертва бестолкового командира или герой, приблизивший Победу на несколько секунд?
Кто из нас прав – я или мой оппонент?
Да никто. Солдат – прав. Жаль, я никогда не узнаю – что думал он перед боем, чем жил, как чувствовал?
Жить – можно. И нужно. Но если нужно – бывает такое – то надо и умереть. Чтобы другие – жили.
А иногда надо и замолчать.
Перекуриваем обед.
И снова вперед.
Змей и Юди – подымать блиндаж. Васька насвистел им трубу от печки. На помощь им отправляем пэтэушников.
А мы дальше – цепочкой по полю.
Вернее, змейкой. Со стороны забавно, наверное, смотримся. Бегает мужик со странной хренью в руках. Время от времени хрень гулко гудит. Толпа других мужиков отарой бродит за ним. Если отара услышит гудок – ускоряется и бежит с лопатками наперевес. Кто первый – тот копает. Маньяки…
А погода тем временем внезапно улучшается. Тучи ровным строем уходят на восток. И за этим строем ползут – высоко – перистые штабные облака. Впрочем, иногда и кучевые подносчики боеприпасов тоже ползут за фронтом. Низко, кажется, можно щупом достать.
Сыро. Ветрено. Солнечно.
Я улыбаюсь солнышку, скидывая мокрый капюшон.
– Леха! Тут! – Васька крестит миноискателем землю. Буденный пристраивается рядом.
У меня ржавая саперная лопатка в земле. У Буденного – подсумок. Пустой. Кожа хорошая. Отдадим Зайцу – пусть шьет чего-нибудь. А костей опять нет…
Вдруг я слышу за спиной резкий хлопок и машинально падаю мордой в мокрую землю. Потом оборачиваюсь – Артем сидит с побелевшими глазами и матерится. Оказывается, он со всей дури втопил «фискарем» – это лопата такая – в землю, а в ней лежал взрыватель от «эфочки».
Взрыватель взял и хлопнул. Работа у него такая – хлопать.
– Аж лопату подкинуло! – а потом долгая матерная тирада. Забористая такая русская молитва.
Я протягиваю фляжку – адреналин погасить. Артем хлебает лекарство как воду. Потом вытирает вспотевший лоб дрожащей рукой.
– Третий раз уже, бляха муха!
Артем – спасатель. Работает в МЧС. Вроде привыкнуть должен, скажете? Не… К этому не привыкается.
– Идем?
– Идем…
И мы шагаем дальше…
У каждого свои враги на Вахте. У кого-то взрыватели, у меня вот снаряды.
– Хорошо, что не шар ампулометный, – говорит Степан. – Было дело, у нас пацан щупом пробил его. Еле отскочить успел.
– Бахнуло?
– Пыхнуло. Волосы опалило. И хорошо, что не попало на него. Хрен потушишь эту смесь.
– Из чего ее делали-то?
Степка рассказывает. Я не запоминаю. Не хочу знать эту херню.
Случаев таких – много. Но Бог бережет дураков. Дураков, но не идиотов. Если ты будешь подкидывать взрыватель от противотанковой гранаты и долбать по нему лопаткой – рано или поздно ангел подправит осколок в нужную сторону, дабы спасти остатки мозга посредством черепно-мозговой травмы. Хотя одному мудаку каким-то образом в задницу осколок прилетел. Ангел-хранитель явно ругался, спасая своего идиота. Осколок-то горячий – все пальцы обжег. Потом, наверное, крыльями устал махать на ожоги.
Или вот бутылка как-то хлопнула с зажигательной смесью. Тоже тогда парень отскочить успел, только капля на ладонь попала. Мы его втроем держали, когда он руку сунул в зеленую воду болотной воронки. Один хрен – не помогло. Пока капля ладонь не прожгла насквозь – не потухла.
Идем мимо раскопа на блиндаже.
– Дед! На тебе подарок! – Юди протягивает бутылку.
Накаркали.
Вот и он. Тот самый коктейль того самого Молотова. И главное, почему Молотова? Какое отношение к сему химическому продукту нарком иностранных дел имел? А вот вошел же в историю таким странным образом…
И вот куда его девать?
В лагерь – нельзя. Тут оставлять – нельзя. Уничтожать – нельзя.
– А вона саперы шляются. Им и отдадим, – Еж махнул лопатой в сторону дороги.
Пока мы тут ползали – нарисовалась группа разминирования МЧС. Кой черт их принесло? Рояли, блин, из кустов. Посылаем, было, молодого к ним с подарком. И тут же останавливаем его.
Молодого пошлешь – а он или бутылку разобьет по дороге, или его саперы повяжут. Тем более вместе с ними могут быть и менты. А тут – напоминаю – другой район. Мгинский. Разрешения нет… И слово «нашел» – не прокатит.
Идем мы с Ежом. Но только делаем пару шагов, как «уазик» едет к нам. Отлично.
– Плесни-ка на пару пальцев… – Еж достает складной стаканчик. Я – фляжку.
– На пару – вдоль или поперек? – вспоминаю я бородатую шутку. Никто не смеется. И не отвечает. Хлопнули по граммульке…
И ведь никто не пьянеет, что удивительно. Кроме пэтэушников. Те пиво допили и снова послали своего гонца в магазин. Тот им притащил две полторашки какого-то жуткого ядовитого коктейля. По-моему, он еще хуже молотовского. Тот хоть просто горит. А этот еще и пахнет рвотой.
