Сергей Мартьянов - Пятидесятая параллель
В книжке перечислялись фамилии, имена, военные звания и должности командиров, сообщалось, сколько им лет, как они выглядят, какие у них привычки.
— Ясно? —повторил Борисов. — Такие сведения иностранная разведка оторвала бы с руками.
Он перевернул страницу и прочитал о себе: «У коменданта Борисова странная манера беседовать с людьми: говорит с одним, а смотрит на другого. Интересно, как он разговаривает со своей женой?»
— Слушай, кого ты привез? — взъярился майор. — Ходит тут, разглядывает, пишет... О себе ни слова. Вот отконвоировать ее сейчас в отряд, будут знать, как посылать к нам всяких встречных-поперечных на экскурсии.
Он был оскорблен до глубины души, и я не стал ему соболезновать.
— Ага! — воскликнул Борисов, вычитав следующую запись. — Тут и о тебе есть, слушай: «Лейтенант Миронов поехал со мной, видимо, без всякой охоты. Всю дорогу он терзался, бедняга, но не показывал виду, что у него что-то случилось. Очевидно, дома, и, по всей вероятности, очень серьезное. Милый, милый, смешной дуралей».
Кровь хлынула мне в лицо. Черт знает что! У этой москвички действительно снайперский глаз.
— Так, так... — похлопал меня по плечу майор. — Будешь знать, кого следующий ^аз привозить...
Я согласился с ним.
Далее шло о Петрове и Осипенко. «Эти солдаты говорят о себе меньше, чем о служебной овчарке. И в многотиражной газете написано о них так, будто ничего особенного не случилось. Обнаружили следы, прошли по ним двадцать шесть километров, задержали... Будто ходили в лес за грибами! Их бы нужно наградить орденами, а им объявили благодарность... Вот какие у них порядки».
— «У них» — это у нас, — пояснил Борисов. — А вот здесь какая-то философия пошла. Слушай: «Граница не только географическое понятие. Она незримо проходит через сердца людей, делая их чрезвычайно чуткими к добру и злу. Самое характерное, что отличает ее защитников, — это беспредельная преданность Родине. Иной пограничник, находясь ночью в наряде, слышит, как где-нибудь в Вышнем Волочке дышит ребенок и лопаются почки в саду у родного дома. Только об этом он никому не скажет, потому что о любви не говорят громко...» Да-а, — протянул Борисов и криво усмехнулся: — Ишь ты, «о любви не говорят громко». Как стихи.
Меня вдруг осенило:
— Товарищ майор, вы помните, кто автор книги «Пятидесятая параллель»?
— Помню. Татьяна Макарова.
Я вскочил со стула.
— Так она же писательница!
— Кто? — не понял Борисов.
— Ну эта... москвичка. Татьяна Михайловна Макарова. Смотрите, на записной книжке стоит эта же фамилия.
— Где?
— Да вот, — указал я на первую страничку, — и ничего подозрительного в книжке нет. Обыкновенные записи.
Майор был сообразительным человеком. Как ни в чем не бывало он сказал:
— А я что говорил? Как стихи... И глаз у нее наметанный. Как у писательницы.
Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись.
Потом Борисов о чем-то задумался. Он думал долго, хмурясь и упорно избегая смотреть в мою сторону. Словно было ему неловко и стыдно.
— Черт-те что... — проговорил он наконец. — Будто ходили в лес за грибами... Напишет тоже.
— Писательница? — не понял я.
— Да нет, редактор многотиражки! — отмахнулся майор с раздражением. — Если бы встречный-поперечный — другое дело. А то — свой же брат, который сам бывал в солдатской шкуре. Не-ет, прибедняемся мы, ой, прибедняемся! — и он посмотрел на меня с укоризной.
«Вот тебе раз!» — изумился я, но промолчал: ведь это я редактировал газету «Чекист на страже». Кроме того, майор не любил, когда с ним спорили. А главное — он был прав, черт возьми!
— Да-а, прибедняемся, скромничаем, — продолжал развивать свою мысль Борисов. — А вот приехал посторонний человек, посмотрел новыми глазами на нас и сказал, кто мы есть и чего стоим.
...Уезжая через три дня с заставы, Татьяна Михайловна подарила солдатам новенький экземпляр своей книги «Пятидесятая параллель» с собственноручной надписью: «Пограничникам — людям большого мужества и подлинной скромности. Татьяна Макарова».
Раньше я бы наверняка постеснялся, но сейчас осмелился и попросил ее подарить свою книжку и мне.
