Георгий Красковский - На дорогах войны
И сейчас на Канатной босоногие мальчишки пускают голубей в небо и, задрав головы кверху, смотрят, как проносятся, прочерчивая белые полосы, реактивные самолеты. Мальчишки теперь мечтают о космосе. Ваня Птицын мечтал о рабочей спецовке. Он первым в семье принес в деревянный домик на Канатной запах заводской гари и машинного масла. Завод стал его романтикой, его гордостью. Глядя на фотографии, с которых смотрит широколицый подросток с крупными чертами и юношеской припухлостью губ, мать до сих пор не может понять его тогдашнего упрямства:
— Пошел на мартен работать. Приходит домой грязный, я его корю — кто, говорю, на тебя стирать будет? А он все равно продолжал ходить на завод. Молчал и ходил. А потом поступил в техникум.
Старая женщина протягивает еще один, пожелтевший от времени снимок. На нем — учащиеся вечернего техникума. Внизу твердо, размашисто написано: «Сквозная бригада Ивана Птицына». Бригадир возмужал, раздался в плечах. Его огрубелые руки умеют теперь не только колоть дрова, но и варить сталь. Учится играть на баяне, ходит в заводской клуб, участвует в самодеятельности. Братья вспоминают, как любил он песню варяжского гостя из оперы «Садко» — «О скалы грозные дробятся с ревом волны»…
Плечистый, гибкий, с добродушной искринкой в больших серых глазах — таким он запомнился матери, когда уходил в армию. Его признали годным для морской службы. В родном городе, в мартеновском цехе познал он стихию огня, теперь ему предстояло познать стихию моря. Что ж, и жаркий огонь, и высокая упругая волна — удел сильных и смелых. Те, кто знал близко Ивана Птицына, не удивились, когда, отслужив на флоте положенный срок, он остался на сверхсрочную. Родные увещевали его: «Когда жить, как все, будешь?»
А Ивана влекла кочевая жизнь моряка. Вот он на фотографии — рослый матрос в полосатой тельняшке, в бескозырке. А еще через год Иван Птицын присылает фотографию, где он в форме морского офицера. На обороте тот же четкий, размашистый почерк: «На добрую память родителям. Снимался после дальнего плавания». Он не раз бороздил океан, повидал чужие страны.
Однажды в плавании Птицын услышал полулегенду, полуисторию о загадочном острове Ахилла в Черном море. Будто во время бури на море появляется среди скал огненная фигура Ахилла, и протянутая рука указывает путь кораблю в скрытую гавань. Но как только стихнет шторм, корабль должен покинуть укрытие, иначе ему грозит гибель. Веря старым преданиям, многие моряки далеко обходят таинственный остров.
Сказочный герой Троянской битвы Ахилл пробудил в военном моряке увлечение древней историей. В тридцать два года Иван Птицын неожиданно оставил морскую службу и поступил на археологическое отделение Московского университета. Он пришел в аудиторию в бушлате и тельняшке, но профессор Артемий Владимирович Арциховский, увидев его, не выказал удивления. Встряхивая черной шапкой волос над высоким лбом, профессор обратился к первокурсникам со словами:
— Археология — история, вооруженная лопатой и киркой. Поле деятельности археологов — не письменный стол, а степь и горы, леса и пустыни, моря и реки. Вы — разведчики прошлого, открывающие тайны человеческой истории.
Профессор хотел, чтоб студент в бушлате не жалел о море, а понял, что в новой науке тоже свой штормовой ветер, ветер странствий. В конце учебного года профессор объявил, что готовится в экспедицию в древний Новгород. Он возьмет с собой тех, кто не только проявит себя на экзаменах, но и сноровист, вынослив в «черной работе», умеет крепко держать в руках кирку и заступ. Недавний моряк был спокоен на этот счет. Экзамен он сдал успешно, а физической силы и выносливости ему не занимать. Его просоленная морем кожа вынесет любые испытания.
Они вместе сидели в аудитории: Иван Птицын и Георгий Федоров, тоже любивший романтику в жизни. Они стали закадычными друзьями. Велика была их радость, когда узнали, что оба едут в экспедицию с профессором.
— Нам, студентам, участникам экспедиции, — вспоминает теперь Георгий Борисович Федоров, — было поручено «охранять» в поезде наши «орудия производства»: ящики с ножами, рулетки и огромную бутыль с формалином. Где-то на стыке рельс вагон сильно тряхнуло и бутыль разбилась. С воплем кинулись пассажиры и студенты кто куда. В вагоне остался один Птицын. Он спокойно выбросил разбитую бутыль в окно и смеялся над нашей трусостью.
…Жаркое августовское солнце палило нещадно. Окаменевшая земля трудно поддавалась кирке. Она изматывала, изводила студентов, к вечеру все валились с ног. А Иван Птицын, намахавшись лопатой, шел к реке Волхов и часами плавал. Однажды где-то в глубине земли камень сменился кирпичом. Профессор сказал студентам:
— Это граница вольности великого Новгорода. И эту границу открыли вы…
Еще до окончания университета Ивана Захаровича Птицына направляют работать в Загорск. В центре старинного подмосковного городка, утопающего в зелени, высятся зубчатые серые стены Троице-Сергиевой лавры. Долгие годы лавра служила крепостью и усыпальницей царей, была прибежищем монахов и попов. Со всех концов России шли сюда верующие поклоняться гробнице. Таинственные подземелья, надгробия укрепляли суеверия темных людей.
Иван Захарович Птицын — директор антирелигиозного музея в Загорске и одновременно научный работник. Здесь же вместе с ним работает его друг Георгий Федоров. Надо раскрыть тайны древних плит и надписей, восстановить правдивую историю лавры, а вместе с тем помочь людям освободиться от слепой веры таинства. Вот еще одна фотография того времени — Иван Захарович с группой рабочих и ученых во время раскопок. В центре любимый профессор. На Птицыне белая рубашка, чуть стянутая у шеи галстуком. Теперь всем своим обликом он напоминает человека тонкого интеллектуального труда. Руки его касаются хрупких древних предметов — по ним он читает историю свой Родины.
Птицына не покидает заветная мечта — совершить поход к острову Ахилла. Он часто делится этой мыслью со своим другом. Они не только много говорят о предстоящей экспедиции, но и готовятся к ней. Возможно, удастся направиться в экспедицию летом…
Война оборвала его мечту. Ушел на фронт друг Ивана Птицына Г. Б. Федоров. Птицын едет в Москву, настаивает, чтобы его отправили добровольцем на фронт, ведь он военный моряк. Ему возражают, он ученый и его долг сейчас — сохранить научные ценности. Вот приказ — вывезти имущество Загорского музея на Урал.
На барже по Москве-реке увозит Птицын экспонаты музея, заколоченные в деревянные ящики. В Соликамске баржи задерживаются, и Птицын на несколько часов заезжает в Ашу проститься с гостившей здесь женой и маленьким сыном Леонидом.
— Ты скоро вернешься? — спрашивает жена и он честно отвечает:
— Нет.
Сдав научные ценности на хранение, Иван Птицын добровольцем уходит на фронт. Черное море. Все эти годы сюда устремлялись его мечты — мечты археолога. Ведь где-то здесь, за горизонтом, остров Ахилла, остров его мечты.
Иван Птицын — командир отряда советских военных катеров. Каждый день по нескольку раз отчаянные бои. Первое ранение и госпиталь. И снова морские бои. Каждый день и каждый час подстерегает смерть, слабого она находит быстрее. Иван Птицын это хорошо знает. Своим четким, размашистым почерком заносит он в записную книжку слова Дмитрия Фурманова:
«Если быть концу — значит надо его взять таким, как лучше нельзя. Погибая под кулаками и прикладами, умирай агитационно! Так умри, чтобы и от смерти твоей была польза. Наберись сил, все выверни из нутра своего, все мобилизуй у себя — в мозгах и в сердце. Не жалей, что много растратишь энергии — это ведь последняя твоя мобилизация!»
Если случиться концу, то он умрет с пользой для дела. Еще один дерзкий рейс в тыл врага, второй, третий. Но однажды, когда катера, выполнив задание, возвращались на базу, катер командира потопила вражеская бомба.
— Мы получили письмо из военкомата, — вспоминает Екатерина Матвеевна. — Жена его у нас была, читала. Я стою, смотрю, а у нее по щеке-то крупная слеза катится: «Видно, от Ванюши не получать больше нам писем». — Вот так она проговорила, и слеза у нее на бумагу упала…
Да, писем от Ивана Птицына получать больше не пришлось. Но в тот роковой час Черное море не сомкнуло над ним своих волн, а бережно вынесло его, тяжело раненного, на безымянный остров. Ветер на лету разбрызгивал морскую пену, а Иван Захарович Птицын слабеющей рукой что-то писал в свою записную книжку. Пройдет много лет и его друг Георгий Федоров узнает, что и в предсмертный час не покидали Ивана Птицына мысли о древнем острове Ахилла. В бреду горячки виделись умирающему моряку пещера и статуя древнегреческого героя.
Годы хранили о нем молчание. Георгий Борисович Федоров после демобилизации поступил в аспирантуру Института археологии Академии наук. В 1946 году защитил кандидатскую диссертацию, а через несколько лет докторскую. Не один раз с болью вспоминал он друга, пропавшего без вести. Вечерами в лагере экспедиции, беседуя у костра с молодыми археологами, он рассказывал о погибшем товарище — веселом, мужественном ученом-романтике, которого всю жизнь, пока жил, влекла мечта о неведомом острове.
