Борис Крупаткин - Поют черноморские волны
Серым ветреным утром подошли к эскадре. Море свинцовое. Тяжелые волны медленно перекатываются, глухо ударяют о борт корабля. С трудом занимаем свое место, видимое в волнах только опытному глазу военных моряков… И сразу же крейсер включается в бесшумный разговор прожекторов. Мигают, зажигаются и гаснут, и снова вспыхивают мощные прожекторы флагманского линкора. По радио звучат расшифрованные команды. И вот уже на борту крейсера, обращенному к флагману, так же как и на всех других кораблях эскадры, неподвижно замерла ровная черно-белая кайма. Это выстроилась команда (в форме № 2 — черные брюки, белые матроски и кителя).
Командирский катер под стягом командующего флотом отваливает от трапа линкора и, ныряя в волнах, объезжает эскадру. Вместе с брызгами волн ветер доносит приветственное «ура!», звуки оркестров.
Всплыли подводные лодки. На их узких спинах вмиг вырастает такая же черно-белая кайма: подводники в парадной форме приветствуют командующего.
Вечером огни эскадры — словно огни большого города в открытом море.
На кораблях звучат песни, музыка. Звучат они и на юте «Красного Кавказа». Разносятся по морю песни новые: «Ты, моряк, красив сам собою — тебе от роду двадцать лет», песни старые, извечные матросские песни «Раскинулось море широко…». Уносятся в ночь и совсем странные песни, ведь советская морская песня только нарождалась в те годы:
Солнце уж садилось, море глухо злилось,
вечер опускал свою завесу…
Штурман молодой, с русой головой
покидал красавицу Одессу…
Или:
Оружьем на солнце сверкая,
на рейде стоят крейсера.
Команда, приказ дожидая,
готова поднять якоря…
А то зазвучит и залетевшая из далекого прошлого грустная песня матросов старого русского флота:
Горит свеча дрожащим светом,
матросы все, понурясь, спят.
Корабль несется полным ходом,
машины тихо в нем стучат…
И еще более старая, развеселая:
Забелела в море пена —
будет, братцы, перемена.
Братцы, перемена…
А с рассветом крейсер живет одним — подготовкой к полным ходам. Все начальство корабля — в машинном, в котельных. Турбинисты, машинисты — герои дня. Наш «Боевой до места!» вышел под звонкой «шапкой»: «Полный вперед!..» Военкор машинист Авдеев успел дважды вечером забежать в типографию, прочел от строчки до строчки маленькие странички и уверенно сказал:
— Готовьте новую «шапку» про наше первенство. Полным ходом — победа в походе! Чем плохо!..
С утра пошли всей эскадрой. Кажется, нет ничего красивее. Вот идут могучие военные корабли в кильватер — строго в затылок один другому. Сигнал прожектористов и флажков: «Поворот все вдруг», и линкор, и крейсера, и эсминцы, и канонерки быстро и слаженно идут уже развернутым фронтом…
Снова сверкнули молнии прожекторных сигналов с флагманского линкора, и вся эскадра рассеялась по морю. В ряд, нос к носу, стали три морских богатыря — три крейсера: «Красный Кавказ», «Червона Украина», «Профинтерн».
— Вперед!
Глубоко рассекая волны острыми носами, в бурунах пены, крейсера рванулись, понеслись!.. 20 узлов, 25 узлов, 28 узлов.
— Самый полный!..
Крейсера мчатся, как торпеды. Кажется, море вокруг кипит и дымится. Но вот нарушается строй кораблей, на миг вперед вырывается «Профинтерн», его быстро обгоняет «Червона Украина», но мы уже вровень с ее носом, и вот рывок за рывком (кажется, мы все слышим тяжелое, напряженное дыхание наших машинистов!..), еще рывок — и мы обгоняем!
Вот она, скрытая сила второго измерения!.. «Красный Кавказ» стрелой мчится в открытое море, уже из голубой дали доносятся приветственные молнии прожекторных сигналов флагмана флота — со скрытого в морской дымке, чуть видимого линкора.
Эскадра держит путь на Одессу. А в пути — стрельбы. И снова весь крейсер в напряжении. Теперь внимание — артиллеристам. Наверное, прав наблюдатель Свирепый: крейсер — это орудийные башни. Здесь скрыта его огневая мощь…
Артиллеристы корабля для меня воплощались в те дни в одном человеке: командире второй башни. Константин Агарков — молодой лейтенант — коренастый, с круглой коротко стриженной головой, с крупными чертами крестьянского лица, скорее походил на колхозного тракториста.
В действительности же Константин Иванович, хотя в юные годы и крестьянствовал на Орловщине, с девятнадцати лет — фрезеровщик на ленинградском заводе… Были двадцатые годы, Нева, Балтика, волнующая, зовущая романтика нарождающегося Красного Флота. И молодой рабочий пошел по пути многих. Как и Николай Кузнецов, всю жизнь свою решил он отдать морю, военному флоту. Правда, нелегок и нескор путь к Кораблю. Артиллерийская морская школа, Военно-морское училище, годы учения, овладения орудием, теорией и техникой стрельб, морского боя… И, как Кузнецов, как и многие балтийцы, Агарков — на Черном море. Здесь крепнет флот, вступают в строй новые корабли, и непередаваемо было счастье молодого лейтенанта-артиллериста, когда он вступил на палубу новейшего крейсера, пришел к могучей орудийной башне. Пройдет совсем немного времени, и Константин Агарков уже «БЧ-2» — командир дивизиона главного калибра крейсера. Он — один из богов морского боя, уверенно владеет всеми специальностями крейсерской артиллерии — может и зорко наблюдать, и ловко заряжать, и метко вести огонь. А грозную орудийную башню свою лейтенант знает не хуже, чем обжитый кубрик. И вот сейчас он держит экзамен не только за себя, за весь корабль… Но Константин удивительно спокоен, хотя стрельбы ожидались очень сложные — на больших скоростях, по движущейся мишени.
Длинноствольное дальнобойное орудие давно «на взводе», Агарков не раз проверил механизмы наведения, поговорил с наводчиками, с электриками — в их руках электромоторы, спускался в «элеватор», откуда подаются снаряды, проверял и порядок в «погребах», посидел и на своем командном пункте… А сигнала все не было.
Наступил синий вечер, быстро наползла на море и густая темная ночь. Наверное, облачно: ни луны, ни звезд. Крейсер мчится в ночь, строго по курсу. Жизнь постепенно замирает. Все решили, что стрельбы перенесены на завтра.
И вдруг боевая тревога! По радио передается короткий приказ — быть готовым к артиллерийским стрельбам. Ночным!.. Мгновенно вспыхивают прожектора, лучи вырывают из темноты эсминец, буксирующий на длинных тросах щиты. Они быстро движутся, пропадают в волнах и снова появляются, исчезают в ночи и возникают в луче прожектора, как призрачные суда. Но это — реальные цели, и их нужно поразить.
Крейсер на боевом курсе. Едва светятся приборы башен. Не свожу глаз со второй башни. Где Константин? На своем командном пункте? А может быть, поднялся выше — на формарс?
— Залп!.. — Весь корабль и вся команда ощутили силу могучих выстрелов. Кажется, крейсер слегка отпрянул назад. Стволы осветились вспышками желтых огней, снаряды умчались в ночь.
— Первая башня!..
— Вторая башня!..
— Залп!..
Труба сыграла отбой. Корабль осветился огнями. Наш катерок отошел от крейсера для встречи с наблюдателями у целей, узнать результаты стрельб. Когда через час я встретил у трапа легко поднимающегося Агаркова, вопросы были не нужны. Улыбающееся лицо Константина ясно говорило об успехе:
— Все цели накрыли. Порядок!..
— Теперь отдыхать… Заслужили.
Но не успели мы разойтись по каютам, как вновь тревожно и резко заиграла труба.
— Боевая тревога! Задраить все люки и иллюминаторы! Погасить все огни!.. Все по местам!..
Ощутимо меняется курс, впереди вырастает темный и грозный силуэт линкора. Пристраиваемся в кильватер, следуя за чуть заметными зелеными огоньками на корме и мачтах. За нами, почти невидимо, также в кильватерном строю, вся эскадра.
И вдруг ночь разрывается как вспоротая кинжалом.
— Внимание! Внимание! Поворот все вдруг!.. Отразить торпедную атаку!
— Огонь — всеми видами оружия!..
— Залп!
— Залп!
Заметались но волнам яркие лучи, и мы увидели, как со всех сторон из ночной тьмы мчатся на эскадру десятки черных ревущих молний. Торпедные катера!.. Стальные москиты, готовые выпустить свои смертоносные жала, они метались среди пенящихся волн, стремились выскользнуть из лучей прожекторов и невидимо приблизиться к борту корабля…
В настоящей боевой схватке такой ночной налет «москитного флота» дорого стоил бы эскадре, хотя неминуемая гибель ждала бы и большинство бесстрашных катерников, — они несутся почти на верную гибель во имя победы над врагом.
Для нас всех это была лишь ночь учений, но память будет цепко хранить мечущиеся лучи прожекторов над ночным морем, безмолвие могучей эскадры, готовой к отражению торпедной атаки, и беззаветную удаль летящих из тьмы молниеносных катеров.
