Тадеуш Шиманьский - Серебряные звезды
Я уже имел винтовку, добытую в схватке, и потому чувствовал себя увереннее. Несмотря на сильный огонь со всех сторон, наши потери оказались относительно небольшими. Парни дрались как львы. Были ранены Лювик Буйнович (Гайовый), Шпак и Игнаций Лопюн (Толек) из Александрувки. Гитлеровцы же понесли большие потери. Мы захватили много оружия. Группы партизан стали пробиваться собственными силами. Часть из них во главе с Гжибовским двинулась на север, а двенадцать партизан с Шелей и поручником Бухариным (Рысек) пробились к Малинецу. Немцы организовали преследование, которое продолжалось до вечера. Гвардисты отстреливались все реже — патроны кончались. Покружив в лесных зарослях, бойцы все же вышли из окружения.
В деревне Малинец в пустой избе Левандовского (все жители убежали в лес, когда началась стрельба) партизаны нашли вареную картошку, приготовленную для свиней. С утра у ребят во рту не было и маковой росинки. Оставаться в деревне было большим риском, поэтому Шелл, посоветовавшись с поручником Рысеком, решил выйти на восточную окраину Липских лесов — к деревне Парама. Там они нашли мать Малого Рысека, которая накормила их приготовленными на скорую руку клецками из ржаной муки на воде — ничего другого у нее не оказалось. На рассвете они снова выбрались из леса, выслав одновременно в штаб района тринадцатилетнюю Каролину Пловасювну с донесением о бое под Коханами. Просто не верится, что за день девочка прошла 34 километра — путь туда и обратно, — принеся партизанам ценные сведения.
Тем временем группа, в которой находился я, с боем вышла к узкоколейке. Мы окончательно выбились из сил, потому что несли тяжело раненного Толека. Оставить его мы не могли: боялись, что прибьют немцы. Когда перебегали через железнодорожное полотно, нас обстреляли гитлеровцы, но, к счастью, никто не был ранен. Однако к врагу прибывало подкрепление. Мы видели Шелю с поручником Рысеком: перебежав через железнодорожное полотно, они исчезли в лесной чаще. Я решил изменить направление отхода. Нас снова обстреляли, когда мы вышли на полянку. Несколько гранат, несколько метких выстрелов — и мы невредимыми вышли из очередной стычки с фашистами, пробились в глубь лесов, уходя все дальше в болотистые места. Мы были спасены.
Передохнув, мы через болото и заросли добрались к вечеру до деревни Гвиздув. Идя дальше на север, невдалеке от дороги услышали чьи-то голоса, доносившиеся из канавы. Нас охватила большая радость, когда мы увидели Гжибовского. Грязные, измученные, мы бросились друг другу в объятия. Отряд вышел в это место незадолго перед нами и, к счастью, не открыл огонь. Мы сидели в канаве и отдыхали, не веря, что остались живыми и невредимыми. Неожиданно где-то невдалеке разгорелась ожесточенная перестрелка. Позднее выяснилось, что два немецких отряда, разыскивая партизан, напоролись друг на друга. Немцы в панике бросили радиостанцию, грузовик, оружие и боеприпасы. Все это досталось нам.
Теперь мы уже думали только о наших раненых. Их нужно было собрать, переправить в медпункты. Убитых — похоронить. Капитан Ястшомб, прикрытый мхом, целые сутки лежал с простреленным животом и слабел с каждым часом. Ястшомба нашел поручник Богдан, который занялся ранеными. Толек умер. Курека, Ястшомба и Шпака (Кудытын) перевезли в Тшидник на возах, застланных соломой. У нас было пятеро убитых, из них двое русских, четверо тяжело раненных и семь — легко. Наши отряды обнаружили двадцать шесть уничтоженных вражеских солдат. Кроме того, гитлеровцы вывезли своих раненых и убитых на шести грузовиках.
Ночью мы из Липских лесов направились в Госьцерадовские леса. На пепелищах нас встречали крестьяне. Мы были буквально потрясены их приемом, а они при виде нас плакали от радости, что мы вырвались из немецкой облавы. Это нам придало сил. Они знали, что мы боремся за общее дело и что народ наш поддерживает борьбу с гитлеровцами. Крестьяне выносили нам хлеб и молоко. Жали нам руки, а мы с трудом сдерживали слезы. Мы были горды и счастливы, что являемся солдатами народной Польши.
Двадцатитрехлетний капитан ГЛ Антоний Палень (Ястшомб), несмотря на старания врачей, через несколько дней умер. Мы отправили в Красник Ромека, чтобы он привез лекарства. Ястшомб лежал у Александра Рыня в Загуже и был на попечении Дзядека. Ястшомб до последнего вздоха был в сознании. Перед смертью он обнял Рыня и попросил, чтобы тот от его имени приветствовал всех партизан. Умер он так же, как и жил, — по-геройски. Когда Ромек вернулся из Красника, во дворе у нас увидел столяра Антония Северского, который делал гроб для Ястшомба.
Мы похоронили его на жечицком кладбище ночью. Со всей округи собрались крестьяне проводить в последний путь отважного партизана, сына нашей земли.
Летом 1944 года командование района узнало, что Гжегож Корчиньский получил приказ принять пост командующего Люблинским округом после Мечислава Мочара, который в это время уже командовал Келецким округом Армии Людовой.
Повторное прибытие на Люблинщину Корчиньского, знаменитого командира партизанских отрядов, имело огромное значение, так как в июле, когда линия фронта передвинулась на Западный Буг, партизанские отряды оказались в очень тяжелом положении. Оккупанты предприняли еще один шаг с целью ликвидации наиболее крупных партизанских группировок в Парчевских, Яновских и Билгорайских лесах.
В состав сил противника входили отряды абвера, СС, полиции, жандармерии, кавалерийского корпуса, а также артиллерия, танки и авиация.
18 июля немцы замкнули кольцо вокруг Парчевских лесов и окрестностей.
Головные немецкие отряды двигались в направлении Острува и Едлянки. Под Острувом партизаны внезапным и ураганным огнем нанесли немцам значительные потери.
Это дало возможность силам АЛ уйти в Парчевские леса. Лес относительно невелик, а превосходство противника очень большое. На совещании с командирами советских отрядов генералом Барановским и полковником под псевдонимом Черный было решено в ночь на 20 июля прорваться сквозь кольцо окружения. На северо-восток предстояло пробиваться советским партизанам, на юг — польским. Силы отрядов АЛ составляли около тысячи двухсот партизан, причем многие не имели оружия. После ознакомления всех с решением командующего округом подполковника Корчиньского колонна партизан с наступлением темноты вышла из района высоты 159. Бесшумно, быстрым маршем она двинулась к высоте 154, а оттуда — к выходу между озерами Клещув и Мейске. Надо было быстро войти в проход между Островцом и Едлянкой и как можно скорее вырваться из немецкого кольца. Гжегож Корчиньский, сидя на коне, следил за продвижением колонны. Все в порядке. Головной дозор, который вел поручник Енджеевский, продвинулся в направлении высоты 160 довольно далеко. Немцы беспрерывно освещали местность ракетами. Было светло как днем. Вскоре противник открыл ураганный сосредоточенный огонь из орудий с участка под Едлянкой. Поручник Енджеевский поднял своих людей в атаку. Корчиньский ввел в бой резервы. Цепи партизан перебежками прорывались вперед, поддерживаемые огнем двух противотанковых ружей. Немцы стреляли картечью. Атака захлебнулась. Партизаны отошли в Парчевский лес. Утром разведывательные самолеты, а затем артиллерия и пикирующие бомбардировщики обрушили удар на партизанскую группировку. Немцы ворвались в лес. Им удалось окружить южную часть леса от Охожи на северо-востоке до линии Тысьменица, Буйки на западе, а также Буйки, Едлянка-Подлесьна. Будучи не в силах преодолеть заслоны, расчлененная партизанская группировка весь день 20 июля вела ожесточенный бой, одновременно маневрируя в лесу. Ночью наступило относительное затишье. На рассвете 21 июля снова разгорелся бой, но уже не с такой силой, как день назад. Бой шел до полудня. Приближение частей Советской Армии заставило гитлеровцев поспешно отступить из Парчевских лесов. В боях с нашими отрядами немцы понесли большие потери. У нас погибло тридцать пять партизан, среди них Бонат (секретарь организации ППР) и Зигмунт Голавский (Нива)…
С 1941 по 1944 год вели мы вооруженную борьбу, а когда наконец настал долгожданный день освобождения, он оказался для нас одновременно и днем скорби. Трепетали вывешенные на домах бело-красные флаги. А на жечицком кладбище в это время мы опускали в могилу гробы с останками Вацлавы Марек (Поля), Александра Шиманьского, партизан Станислава Скочиляса, Дронга и многих других.
Через несколько дней я вместе с двоюродным братом со стороны отца Генем отправился в Красник, а оттуда — в Люблин, где создавались органы народной власти. В этом городе собрались партизаны Люблинщины, прославившиеся в боях, еще утомленные последними событиями, в истрепанной одежде, истощенные. Их ждало немало работы в освобожденной отчизне. Меня направили в Главное управление гражданской милиции на должность офицера по особым поручениям. Присвоили звание капитана и дали разрешение на право ношения пистолета как памятного партизанского оружия.
