Павел Автомонов - Каштаны на память
— Мы с Андреем смотрели и слушали внимательно, а кое-кто в свое время даже задержал трех нарушителей границы.
— Тебе, Оленев, просто повезло, — с деланным равнодушием заметил старшина.
Несмотря на то что Колотуха и Оленев служат вместе уже третий год, относились они друг к другу как старослужащий и новобранец. А после того как Максим подменил карточку Ивана, отношения между ними, казалось, разладились навсегда.
— Андрей! Как ты считаешь, спросить у старшины формулу спирта? Или не стоит, потому что все равно не знает. Ведь знать формулу спирта — вещь более сложная, чем его попивать.
— Что-то я тебя не пойму! — сказал Колотуха, приложив руку ко лбу Оленева. — Может, температуришь?.. А пить я люблю не спирт, а молдавское вино. Что касается формулы, то могу сказать, — глубокомысленно продолжал дальше старшина.
— Скажи на всякий случай! — подзадорил старшину Андрей.
— Вот именно! Говори… — не терпелось услышать ответ Оленеву.
— Одним словом? Или можно по слогам? — спросил Колотуха, хитровато прищурив глаз. — Так слушайте: ал-ко-голь…
Стоколос захохотал, а Оленев ошарашенно заморгал глазами, удивляясь, что старшине удалось выкрутиться.
— Скажешь, что неправильно? — озорно прищурил глаз старшина. Но в это время с крыльца канцелярии громко позвали Стоколоса и Оленева, и уже мирно Колотуха добавил: — Идите!
2
Всегда будет помниться Андрею та страшная и долгая, как полжизни, ночь. Отец прибежал с заставы и отдал матери винтовку и мешочек с патронами.
— Может, и не придется стрелять, Марьяна, но с винтовкой как-то уверенней!
Мать уже давно просила его, чтобы принес винтовку и побольше патронов. Всюду по Амуру рыскали остатки белогвардейских банд, то и дело через реку пробирались контрабандисты, шпионы.
В ту же ночь отец с конниками отправился преследовать банду. А шестилетний Андрей и мать остались в избе, стоявшей на околице села. Во дворе был их верный пес.
Бандиты узнали, что начальник заставы Стоколос поехал в тайгу, и подкрались к его дому. Каштану кинули кусок мяса. Пес яростно залаял. Тогда кто-то выстрелил ему в голову.
Началась настоящая осада избы. Вскоре вылетели все стекла. Мать Андрея стреляла то из одного окна, то из другого, то из дверей. Один из бандитов прокрался вдоль стены и бросил через разбитое окно гранату. Раздался взрыв… В эти страшные минуты Андрей прятался в углу за мешком с гречихой. В мешок впилось несколько осколков, но зерно они не прошили. Он остался жив и, когда развеялся дым, увидел сквозь оконный проем неестественно большой месяц, а на полу в луже крови неподвижную мать с раскинутыми руками. А утром на подводе привезли из похода мертвого отца. Мальчика взял к себе начальник соседней заставы Семен Кондратьевич Шаблий. С тех пор и остался Андрей в семье Шаблиев названым сыном.
Андрей относился к Семену Кондратьевичу как к родному и называл его отцом. А вот жену его матерью не называл, хотя она всем сердцем стремилась к мальчишке и любила его так же, как свою дочурку Лиду. Не мог называть матерью Полину Шаблий, потому что когда смотрел на нее, то почему-то всегда перед его глазами стояла родная мать…
Может быть, Андрей считал ближе, роднее Семена Кондратьевича еще и потому, что любили его все пограничники, и это понимал и видел мальчуган. Семена Кондратьевича не раз отмечали на оперативной работе, и зарекомендовал он себя как вдумчивый и смелый чекист, способный выполнять любое боевое задание, обезвредить, разоружить группу нарушителей или заманить их банду в ловушку. Командование выносило благодарности Шаблию, премировало его ценными подарками, а во время конфликта с белокитайцами он был награжден именным оружием — саблей. Шаблия всегда посылали служить туда, где было трудно.
В начале тридцатых годов Семена Кондратьевича послали учиться в Москву, в Высшую пограничную школу. Полина с Андрейкой и Лидой жили во Владивостоке, который Андрей считал самым лучшим, самым величественным городом на свете. Вернулся из Высшей школы Шаблий уже командиром маневренной группы войск Наркомата внутренних дел, и его направили служить в Даурию. Больше трех лет здесь не служили, учитывались тяжелые условия. На этом плоскогорье схватывались ветры из монгольской степи, Сибири и Арктики. Вихри эти неистовствовали, принося летом песок, а зимой нестерпимые холода. Вблизи заставы не было даже пресной воды. Воду привозили в бочках.
В ту пору фашистская Германия упорно готовилась к войне. Необходимо было укреплять западную границу СССР, и туда направили служить многих опытных начальников застав. Перевели на Днестр и Шаблия начальником штаба отряда. Когда Андрей перешел в восьмой класс, Шаблий отвез мальчика в село под Белую Церковь, к своей тетке Софье. Поэтому и учился Андрей три последних года до призыва на военную службу в селе. Семен Кондратьевич тем временем стал начальником пограничного отряда, а осенью сорокового года его отозвали в Киев — в Управление пограничных войск округа.
Одноклассники Андрея пошли осенью сорокового года в армию и на флот. Андрей в это время помогал колхозу, работал на комбайне. А когда землю сковало морозами, устроился на работу в радиоузел. Весной — снова в поле. Рассыльный из сельсовета принес ему повестку в тот день, когда боронили, закрывали влагу. А потом Андрей попал на западную границу, в отряд, которым еще недавно командовал Шаблий.
Нынешняя встреча Андрея с отцом была первой с тех пор, как он пришел на службу.
Всю неделю полковник Шаблий ездил вдоль границы. Был на Западном Буге, на Сане, в Карпатах и вот заглянул в бессарабские степи, в свой родной пограничный отряд.
На этом участке заставы Шаблию все знакомо: и здания бывшей таможни, в которых разместилась застава, и тропки в плавнях, и деревья на дворе, и даже клумбы.
— Обстановка напряженная — это очень общо! — обратился Шаблий к начальнику заставы Тулину. — А конкретней?
— В трех местах на том берегу расквартировано две дивизии. За последние три недели мы задержали двадцать пять лазутчиков. Непрошеных гостей интересует дислокация частей Красной Армии, аэродромы, типы самолетов, а также степень технического оснащения войск.
— Ведут себя наши соседи довольно нахально, — заметил Шаблий.
— В дотах на том берегу устанавливают пушки и пулеметы. Дней десять тому назад начали выселять местных жителей с прибрежной полосы. Только против участка нашей заставы — пехотный полк, пограничный батальон, три артиллерийских дивизиона.
— Вот это уже довольно конкретно, хотя для нас и неутешительно, — сказал Шаблий.
— Их силы нам известны, — продолжал капитан Тулин. — А вот намерения…
Двери в канцелярию открылись, и, чеканя шаг, вошли ефрейтор Иван Оленев и рядовой Андрей Стоколос.
— Товарищ полковник. По вашему приказанию явились… — начал докладывать Оленев.
— Вольно! — радушно, по-отцовски сказал Шаблий и усмехнулся. — Здравствуйте!
Полковник подошел к Оленеву и пожал ему руку. Потом прижал Андрея к груди.
— Сын мой!
Сняв с Андрея фуражку, Семен Кондратьевич провел рукой по ершистому чубу Андрея. Каким дорогим был для Шаблия этот названый сын, не по летам задумчивый. Шаблий был не из тех, кто стыдился своего чувства на людях, потому что было оно искренним, и он не прятал его от других.
Еще раз взглянув на сына, Шаблий подошел к карте. Он как будто собирался с мыслями. На лоб спадала прядь русых волос. Серые глаза смотрели будто из глубины и были задумчивые и грустные. На гимнастерке орден Красной Звезды и серебряная медаль «20-летие РККА». Полковник был, как всегда, подтянутый и стройный.
— Что скажете? — обратился он к пограничникам, кивнув на карту.
— На той стороне реки подозрительная возня, — ответил Андрей.
— Вот именно! Только чуть стемнело, так и начали греметь танки прямо до утренней зари, — горячась, добавил Оленев.
Стоколос заметил, что в канцелярии, кроме двух телефонных аппаратов, стоял еще и высокий ящичек, на котором блестела панель с черными ручками. Это рация. Еще взгляд — и перед ними карта. План участка границы, за который отвечала перед страной их застава, все бойцы знали хорошо. А вот полосу государственной границы всего отряда с укреплениями, уже построенными, и теми, что строятся, Андрей видел на карте впервые.
— Их техника сосредоточивается вот в этом урочище, — показал на карте Андрей. — Тянули ночью и гаубицы — на перекатах тягачи шли на первой скорости.
Капитан Тулин и полковник Шаблий переглянулись, скрывая улыбки. Им понравилась в ответах бойцов убедительная доказательность.
— Да вообще солдаты на том берегу ведут себя слишком нагло. Один жандарм из их пограничной службы, заметив меня и Оленева, погрозил кулаком, — продолжал докладывать Стоколос. — А на рассвете через Прут перелетел немецкий «Фокке-Вульф-190». А вот почему наши не шуганули его — неизвестно!