Сергей Мартьянов - Первые залпы
Ему хотелось идти быстрее, бежать, но он сдерживал себя и шагал не торопясь. И все ему казалось, будто сзади на него смотрят «Судеты» с «вахи», целятся в него из винтовок и вот-вот прозвучит выстрел.
Но все было тихо и покойно кругом. До Буга оставалось шагов пятьсот. Скоро — луговина, где можно немного покосить для вида.
Павел Калистратович шел, не прибавляя шага. Сзади шлепали босыми пятками Ваня и Мишка. Вторую зиму они нигде не учились, потому что здание школы в Бубеле-Луковиском осенью тридцать девятого года заняла германская «ваха». А он в свои годы начинал учиться именно в этой школе. В ней был один-единственный учитель, по фамилии Козлик — добрый человек, садовод и любитель литературы. Он учил детей на русском языке и однажды за успехи на уроках «родной речи» наградил Павла книжкой «Конек-горбунок». После смерти учителя остались фруктовые сады по всему Прибужью и добрая память.
Неизвестно почему, но Павел Калистратович вспомнил сейчас именно об этом — о русском учителе Козлике и русской сказке «Конек-горбунок».
Вот и луговина. Небольшая поляна между кустами. За ними — Буг.
На поляне кто-то косил. Высокий, широкоплечий, седобородый. О, да это его родной дядя Иван Копытюк. Ну, этот — свой человек. Этому можно все рассказать.
Дядя Иван выслушал Павла серьезно, одной рукой опираясь на косу, а другой разглаживая окладистую седую бороду.
Да, непременно надо предупредить русских, и он, дядя Иван, поможет Павлу в этом!
Переговариваясь, осторожно оглядываясь по сторонам, они вдруг заметили, как по лугу вдоль Буга шли два немецких солдата. Это были «Судеты» с «вахи». Шли друг за другом неторопливо, посматривая вокруг. Но косарей они, видимо, еще не заметили.
Шикнув на ребятишек, Дудко и дядя Иван схоронились в кустах — от греха подальше. И долго выглядывали оттуда, пока «судеты» совсем не скрылись вдали.
— Теперь можно! — сказал дядя Иван.
Солнце уже клонилось к западу, длинные тени ложились на луговину.
Послав мальчишек в кусты — следить, не покажется ли новый патруль, — Дудко и дядя Иван спустились к самой реке.
Оба разделись. Дудко Снял только рубаху и обувь, аккуратно сложил одежду, отмахиваясь от комаров. Из кустов выглянул Ваня, издали помахал рукой:
— Тятя, все в порядке! Дядя Иван перекрестился:
— Ну, господи благослови…
Мужчины вошли в воду. По лодыжки, по колени, по грудь. Сначала рядом друг с другом, чтобы потом старик остался у берега, а Дудко поплыл…
И тут они увидели, как из кустов на советском берегу вышли два пограничника и направились вдоль берега вниз по течению. Они не могли не заметить двух людей в воде и пошли тише, настороженнее.
— Давай, Павел, — подтолкнул его дядя Иван. Вода была теплой, коричневой, на ней колыхался тополиный пух.
Дудко плыл осторожно, бесшумно, не шлепая по воде ни руками, ни ногами.
Советский берег отсюда, с поверхности реки, казался низким, беззащитным. Осока, трава, кусты краснотала… И больше ничего. И никого, если не считать этих двух пограничников.
Сейчас он им скажет…
До них каких-нибудь тридцать-сорок метров. Пора!
— Товарищи! — крикнул он не очень громко, чтобы не услышали немцы, но так, чтоб услышали русские. — Эй, товарищи! Передайте своему начальству, что Гитлер готовится ударить войной на Советский Союз. Двадцать второго июня в четыре часа утра. Будьте готовы!
Пограничники чуть повернули головы в его сторону и так же не спеша продолжали свой путь, но он понял, что они услышали и передадут кому следует его слова. И поплыл обратно. И только сейчас, когда он уже выполнил, что задумал, Павлу стало страшно. Руки словно окаменели, в теплой воде ему стало холодно. Он с трудом добрался до берега. Что, если его слышали фашисты? И удивился: почему он не думал об этом раньше?
— Ничего, Павло, все хорошо, не бойся, — успокоил его дядя Иван.
Они оделись и все вместе пошли домой. Шли молча. Мальчишки, так и не выкупавшись, шагали притихшие и серьезные. Ближе к селу по дороге им попадались односельчане, но Дудко ни словом не обмолвился ни с кем о своем «купанье».
В деревню пришли в сумерки. Дядя Иван свернул к себе, а Дудко к себе. Дома все было будто спокойно. Жене он так и не сказал ничего, а она не расспрашивала. Поужинали, не зажигая света, вышли на крыльцо, присели под темнеющим небом. Что же их ожидало послезавтра? Останутся ли живы?
3. К чужому берегу
Шифрованное донесение с Новоселковской заставы принял дежурный по Волчинской комендатуре Давид Милославский. Он тут же доложил шифровку коменданту участка и начальнику штаба комендатуры. Комендант позвонил в отряд. Все это заняло буквально несколько минут — как и положено на границе в такой ответственной обстановке. Не успел Павел Калистратович вернуться домой, как об его сообщении уже знали в Бресте и Белостоке, в управлении войск округа.
Вскоре Милославскому позвонил из Бреста капитан Солдатов. Он предупредил, что завтра приедет в комендатуру и во всем разберется на месте. И хотя сказано об этом было, по-телефонному неопределенно, Милославский понял: назревают серьезные события.
Наступила ночь на двадцать первое июня. Милославский продолжал дежурить, не смыкая глаз. Было время подумать о своей жизни, о событиях последних дней. Вспомнилось, как в Донбассе учился в индустриальном институте, мечтал стать горным инженером, но вот в тридцать восьмом году его вызвали в райком комсомола и сказали: будешь работать в органах советской разведки, так надо. Ну, раз надо, значит надо. И стал чекистом — сначала в органах госбезопасности, затем в погранвойсках, в штабе Волчинской комендатуры.
Сюда приходили со всех застав участка данные о сосредоточении гитлеровских войск вблизи советской границы. Несколько дней назад комендант, участка собрал всех командиров для оценки обстановки. Было очевидно, что противник к чему-то готовится. Было решено усилить наблюдение за противоположным берегом Буга. О подтягивании фашистских войск к границе доложили в штаб отряда, а Милославского послали в Высоко-Литовск, чтобы проинформировать об этом командование расположенной там стрелковой дивизии.
На следующий день после совещания в комендатуру приехал из Бреста майор Ведякин. Вместе с ним Милославский выехал в Новоселки и Величковичи. В течение двух суток они вели наблюдение за чужим берегом.
Гитлеровцы сосредоточивались в трех-четырех километрах от границы. Было видно, как из тыла прибывают все новые и новые колонны войск, как они исчезают, рассредоточиваются в лесах и населенных пунктах. Но это происходило ночью, а днем ничего подозрительного не отмечалось. Как и раньше, на полях работали крестьяне. Однако наблюдатели заметили, что местных жителей, направлявшихся к Бугу, задерживали немецкие патрули и отправляли обратно.
Девятнадцатого июня майор Ведякин уехал в отряд, а работники комендатуры стали ждать, что данные наблюдения будут доложены высшему командованию.
Капитан Солдатов, как и было условлено, прибыл на следующий день, в два часа пополудни. Он приехал на отрядной полуторке (за неимением легковой машины) и не один. Вместе с ним был человек в штатском — высокий, сутулый, с морщинистым усталым лицом и щеточкой рыжих усов. Приехавших встретили, провели в кабинет; вскоре туда пришел начальник штаба комендатуры капитан Кондратьев, и между ними состоялся разговор, сугубо секретный, при закрытых дверях.
С точки зрения командования отряда и округа, сообщение неизвестного человека о том, что война начнется в четыре часа утра 22 июня могло быть правдой, а могло быть и провокацией фашистской разведки. То и другое было вполне возможным. Но у командования имелись и другие данные, из других источников о том, что в самые ближайшие дни Германия нападет на Советский Союз. Еще 18 июня на стыке Августовского и Пружанского погранотрядов перешел границу житель той стороны и тоже предупредил о том, что готовится нападение. Об этом немедленно доложили в Белосток, а оттуда — в Москву.
Казалось бы, все как и должно быть. Но вот Москва присылает распоряжение: перебежчика немедленно доставить в столицу, в Наркомат внутренних дел, сообщение его тщательным образом проверить, а на офицера, допрашивавшего перебежчика, представить подробнейшую служебную характеристику: что он за работник? Можно ли ему доверять? Не предатель ли он?
«Это может быть провокацией. Продолжайте вести усиленное наблюдение и больше никаких мер пока не предпринимайте».
И действительно, нужно было опасаться настоящих провокаций со стороны наглой и коварной фашистской разведки. Уж кто-кто, а пограничники не раз испытывали на собственной шкуре ложные удары и обманные действия противника, маскирующего свои подлинные замыслы.
