Марк Ефетов - Игорь-якорь
— Вот что, дети, я выяснил, что происходит на соляных промыслах. Смешно говорить о каком-то колдовстве. Неизвестно пока только одно: куда исчез Прокопыч.
Кто-то из учеников выкрикнул с места:
— А тень на облаках? Я видел её своими глазами!
— Правильно, — подтвердил Гавриил Иванович, — тень на облаках была. Но эту тайну уже удалось раскрыть, и я надеюсь в ближайшие же дни рассказать вам, как всё это произошло. Потерпите день-другой и перестаньте передавать всякие нелепые слухи, а главное — не сплетничайте. Продолжим наш урок.
Урок этот для Гавриила Ивановича оказался предпоследним. Дело в том, что за день до того, как город заняли белогвардейцы, в классе произошёл необычный случай. Началось с того, что сын городского полицмейстера Олег Дубровский во время урока поднял руку…
6. Горилла
Тут надо, кстати, сказать о руке Олега Дубровского. Сам Олег был не из маленьких, во всяком случае, выше Гавриила Ивановича и многих взрослых. Когда Дубровский стоял рядом с учителем литературы, учитель выглядел много ниже ученика. При этом об Олеге, судя по внешности, можно было подумать: неряха и неуч. На щеках у него пробивалась уже щетина, а руки всегда в чернилах. Руки эти были у него к тому же непропорционально велики. Они болтались по сторонам туловища, как у гориллы. В классе его и называли Гориллой, но называли так только за глаза. Он терпеть не мог этого прозвища, хотя оно подходило к нему как нельзя лучше. Дело было не только в его длинных, как у обезьяны, руках. Челюсти Олега были шире лба. А его рука, сжатая в кулак, казалась молотом кузнеца. Олег очень любил при каждом удобном случае хвастать своей силой. Своими ручищами он разгибал на колене подковы, а пальцами легко сгибал самые большие гвозди.
Когда в классе Олег поднимал руку, казалось, что выросло дерево или мачта упёрлась в потолок. В тот раз он выбросил вверх руку как-то особенно лихо.
— Что тебе, Олег? — спросил Гавриил Иванович.
— Разрешите выйти. Стреляют.
— А ты что, первый раз стрельбу услышал? В нашем городе уже два года стреляют. Садись, Олег.
Гавриил Иванович не любил Дубровского называть по фамилии. Может быть, именно потому, что как раз тогда в училище проходили произведения Пушкина, и в том числе «Дубровского», и как-то особенно чувствовалось это, как бы сказать, несоответствие.
Каким был Олег Дубровский, об этом ещё будет рассказ впереди.
Так вот, Гавриил Иванович сказал Олегу «садись», а тот на это ответил:
— Нет, не сяду. Разрешите выйти!
— Как так — нет! Кто здесь учитель, а кто ученик?
— Пока что вы.
— Что значит «пока что»? Ты совсем обнаглел!
В это самое время как трахнуло! Зазвенели не только стёкла — зазвенело в ушах.
Ударило по барабанной перепонке, загудело, сдавило голову…
— Слышите? — сказал Дубровский. — Дальнобойки бьют с моря. Завтра наши придут, и мы с вами не так поговорим.
Это Олег сказал уже на пороге, выскочил в коридор, шумно захлопнул дверь, и в классе только слышно было, как топают его башмаки. Бегать этот парень был мастак. Ноги были такие же длинные, как руки. Никто из класса не пытался его догнать. Все знали, что это бесполезно, и в тот раз его не догоняли. Рванулся кое-кто из-за парты, и первый среди них Яша Смирнов, но Гавриил Иванович как будто шашкой рубанул:
— Сидеть! Кто разрешил вскакивать с места? Продолжаем урок.
Это был последний урок Гавриила Ивановича и последняя его стычка с Гориллой. Первая ограничилась тем, что учитель литературы записал в дневнике Дубровского: «Разговаривает во время урока и мешает заниматься своим товарищам». Это было, так сказать, начало. Следующие записи были серьёзнее: «Сплетничает», «Курит», «Забирает у младших завтраки», «Зачинщик драк»…
Нет, всех художеств Гориллы не перечислить.
Когда в городе была Советская власть, он ещё вёл себя относительно прилично, но, как только вошли белые, обнаглел и угрожал Гавриилу Ивановичу.
Трудно сказать, донёс ли отцу на своего учителя Олег Дубровский. Кто знает?
Горилла был из тех ребят, которые умеют далеко сплёвывать сквозь зубы, свистеть так, что за три квартала слышно, и не задумываясь лезть в драку, зная, что противник слабее. За такими, как Олег Дубровский, обычно тянется целый хвост почитателей, которые умножают славу своего вожака, а тот может любому из своих ординарцев приказать: «Отдай завтрак!.. Дай деньги!.. Подними! Отнеси. Принеси!»
Обычно свита такого парня состоит главным образом из подхалимов и ябед. А вокруг Олега Дубровского кружились буржуйские сынки.
Да, тут не было сказано, что происходит с такими гориллами, если вдруг противник оказывается сильнее и бьёт гориллу.
В этих случаях гориллы бегут, как самые жалкие трусы. Но с Олегом Дубровским такое не случалось, может быть, потому, что он был самым сильным не только в классе, но, пожалуй, и во всей школе. И потому ещё, что при белых он чувствовал себя героем.
Что же до случая с учителем, которому Горилла пригрозил, то известно только одно. На второй день прихода интервентов, когда Яша Смирнов пришёл домой с двумя вёдрами воды, у ворот на скамеечке сидел Гавриил Иванович. Он жил в одном доме со Смирновыми и, должно быть, пришёл незадолго до Якова, увидел, что ворота закрыты, и сел ждать. Яша же, подойдя к запертым железным воротам, буркнул только: «Здрасте, Гавриил Иванович», поставил вёдра и ну колотить по железу.
А дальше произошло то, что слышала из своего окна Татьяна Матвеевна. Лязгнул запор, скрипнули ржавые петли, раскрылись ворота. И вот они стали лицом к лицу: на улице Яша с двумя вёдрами воды и Гавриил Иванович, а в полутёмном подъезде четверо вооружённых людей — один с шашкой наголо, а трое со взведёнными курками винтовок и нагана.
Татьяна Матвеевна, услышала громкий приказной голос: «Руки вверх!» — и ответ-вопрос Яши: «И мне?» Но она не могла увидеть, как при этом офицер махнул шашкой мимо своих сапог и мотнул головой. В это время он в упор смотрел на Яшу, и это означало: «Проходи». Яша успел только шагнуть, как за спиной услышал два выстрела и шум упавшего тела. Он обернулся, но теперь шашка была занесена над его головой. Белогвардеец ничего не сказал, но и так всё было ясно: «Проходи, щенок, а то рубану тебя, как капусту».
Яша прошёл вслед за ним во двор, а в подворотню зашёл человек в пенсне на шнурке. У него было худое лицо и маленькая бородка. Человек этот обошёл тело Гавриила Ивановича и медленным шагом направился во двор. Белогвардейцы его не задерживали.
7. Человек в пенсне
В то время как Татьяна Матвеевна, обнимая и прижимая к себе Яшу, старалась остановить его дрожь, успокоить его, привести в нормальное состояние, человек в пенсне поднялся на площадку третьего этажа. Здесь его встретила соседка Смирновых Анна Михайловна. Без шляпки она казалась совсем другой. Гладко зачёсанные русые волосы с большим пучком на затылке, глаза светлые, лицо ясное, без всякой пудры и помады. Теперь в ней было меньше дамского, и она скорее походила на учительницу или женщину-врача.
Увидев человека в пенсне, она протянула к нему руки и негромко произнесла:
— Алекс, ты жив?
— Мёртвые не поднимаются по лестнице, они витают в облаках. — Алекс чуть мотнул головой, отчего пенсне слетело с носа и повисло на шнурке.
Анна Михайловна хотела обнять Алекса, но он мягко отстранил её руки, сказав:
— Пройдём в комнату.
Они вошли в дверь, которая была как раз напротив квартиры Смирновых.
— Алекс, а почему там, в подворотне, стреляли? — спросила Анна Михайловна мужа. — Я так напугалась! А?
— В наше время нельзя быть пугливой, — уклончиво ответил Алекс.
— Ну, как магазин? — спросила Анна Михайловна.
— В порядке, Аня, в порядке. — Он медленно поглаживал маленькую бородку, а потом так же медленно протирал четырёхугольное пенсне. — Я уйду к себе. Хорошо? Ты не тревожь меня. Ладно?
— Ладно… Но всё-таки почему же стреляли?
Алекс не ответил. То ли он не расслышал, входя уже в комнату и закрывая за собой дверь, то ли не хотел рассказывать жене о том, что произошло в подъезде с Гавриилом Ивановичем.
Вообще говоря, Алекс, а точнее, Александр Александрович Кушкин, был человеком странным. В доме, где жил Яша, он появился в годы революции, когда вообще как-то менялись жильцы, люди как бы перетасовывались — кто оказался на фронте и не вернулся, кто убежал от революции, а кого-то вселили на место сбежавших.
Менялась жизнь по всей стране, менялась она и в доме, где жили Смирновы. Кушкины стали соседями Смирновых, когда отца Яши в семье уже не было. Татьяна Матвеевна вскоре не то чтоб подружилась, но как-то по-соседски сошлась с женой Кушкина, Анной Михайловной. А с самим Кушкиным за год жизни на одной площадке так и не пошла дальше, как говорится, шапочного знакомства: «здравствуйте», «доброе утро» или «добрый вечер», и всё.
