Юрий Туманов - Планшет разведчика
Щукин знает немецкие повадки, любят те с удобствами устраиваться. Он вытаскивает из окопчика громадную подушку — постель солдата, валяющегося рядом, и снимает наволочку.
— Под белым флагом? — сомневается Рагозин. — Мол, фрицы в плен торопятся?
Щукин отрицательно качает головой.
— С белым флагом никак нельзя, товарищ, если не запамятовал ваше звание, лейтенант. Фашисты по белому флагу злее огонь дадут!
Под наволочкой оказывается красный чехол. Щукин быстро вытряхивает пух из подушки, встает над кабиной, подымает красный лоскут, затем, подержав его над головой, опускает руку.
— Пошел! — командует Андрей, он одобрил задумку Щукина.
Завадский трогает машину. Щукин стоит на подножке в своей немецкой шинели. До поры до времени он наволочку не подымает. Но как только мы становимся менее досягаемы для вражеских пулеметов — часть из них скрыта строениями деревни, — Щукин высоко вскидывает свой флаг.
Так, под красным развевающимся флагом мы и летим прямо на бронетранспортер, его пулемет не отводит от нас дула.
Фашисты тоже не оставляют нас без внимания, но успевают бросить всего несколько мин. Через две минуты мы в деревне.
Останавливаемся возле «виллиса», загородившего дорогу. Дверца раскрыта, из нее грозит кулаком пожилой офицер.
— Где вас черти носили?! — кричит он.
Пока Андрей выбирается из кабины, офицер кроет нас на чем свет стоит.
А мы глазам своим не верим. Вот удача! Перед нами полковник Хохлаков — начальник политотдела той части, куда мы добираемся. Между тем полковник увидел мои и Андрея майорские погоны и даже зашелся от негодования.
— От всех отстали, товарищи старшие офицеры! Даже от поваров! — И он презрительно отворачивается от нас.
Андрею трудно удержаться от смеха.
— Отставить!
Хохлаков резко поворачивается и удивленно глядит на нас.
— Постойте, постойте!.. Да ведь вы?..
Он стремглав выскакивает из своего «виллиса» и идет к нам навстречу.
— Постойте!.. Так, значит… Ну, молодцы! Ну, удружили, артиллеристы! — Он бросается обнимать нас. — Слов не найду! До чего здорово! В самое время приехали. Никого не убило дорогой?
Хохлаков кивает на машину, которую озабоченно оглядывает, ощупывает Завадский.
Вид у нашего «мерседеса» действительно жалкий. Стреляли в нас не часто, но разрывные пули во многих местах вспороли тент, и клочья его свешиваются бахромой по бортам, разбито ветровое стекло, белеют расщепленные доски кузова.
— А этот вояка тоже с вами?
Хохлаков с удивлением глядит на Щукина, который стоит, вытянувшись в струнку, и мнет в руках красную наволочку. Одежда долговязого бородача не может не броситься в глаза.
— Наш штурман, он же лоцман, он же сигнальщик и знаменосец, — объясняет Андрей и весело кивает Щукину. — Из плена домой шагал, да решил нам помочь. Делом доказал, что разведчик.
— Не всегда домой ведет быстрее та дорога, которая короче, — с каким-то не то сочувствием, не то сожалением в голосе говорит Хохлаков и тут же хлопает себя по лбу. — Голодные вы, наверно, как черти?
Шофер «виллиса» между тем уже тащит флягу, кусок сала и еще что-то.
Рагозин стал было отказываться от еды, но перед ним на каком-то ящике уже навалена гора снеди.
Пока мы подкрепляемся, полковник знакомит нас с обстановкой.
Кое-что нам известно. Мы знали, что до города Нойберга наши войска не встречали серьезного сопротивления. Там они разгромили сильный заслон противника и снова ускоренным маршем двинулись вперед. Это последние сведения, полученные нашим штабом.
Полковник подтверждает, так и было. Главные силы врага встретились с нашими подразделениями только через восемь часов после боя у Нойберга. Фашисты не рассеялись по лесам после контрудара, а стали пятиться к Одеру.
— Одер близко, а связи ни с кем нет, — жалуется полковник. — А тут еще с тыла насели немцы, из тех, кого мы били четыре дня тому назад. Связь нужна. Посылаем на восток офицеров, посылаем мелкие группы — только людей гробим. Ясно одно: у нас в тылу еще сильные части противника, и они идут по нашим пятам на запад. Вступать с ними в бой? Увязнешь надолго. Ударили что было сил на запад. На плечах противника вырвались к Одеру и сегодня утром форсировали его.
— Форсировали?!
У Андрея уже карта в руках, отставлены в сторону кружки с чаем крутой заварки.
— Где форсировали?
— Какими силами?
В один голос поздравляем Хохлакова. Еще бы! Плацдарм на Одере! Первый в корпусе и армии. Первый на фронте. Плацдарм! Маленький, вчера еще ничем не примечательный, никому не нужный клочок береговой земли возле поселка Фюрстенвальде. Сегодня о нем знают уже тысячи бойцов. Завтра к нему должны устремиться крупные силы. Удержать плацдарм! Во что бы то ни стало удержать!
В ответ на наши поздравления Хохлаков только поморщился.
— Рано поздравлять: плохо на том берегу. Одна рота, да и ту уже могли сбросить в воду: вся защита — вот она! — указывает он на машины с боеприпасами.
Патроны и снаряды на исходе. И вот полковник возглавил бронеотряд и десант пехоты, вернулся с Одера, бросился в контратаку на гитлеровцев, стоящих на пути наших тылов. Теперь бронеотряд с мотопехотой отбиваются от наседающего со всех сторон противника и ведут колонны с боеприпасами к подразделениям, бьющимся у плацдарма.
Удержать плацдарм… Огненной завесой прикроют артиллеристы героев, которые вырвались на западный берег Одера. Гвардейские минометы, тяжелая артиллерия — все будут завтра защищать этот плацдарм. Авиация, танки, конница — все будет брошено сюда. Но для этого вышестоящий штаб должен срочно получить карту с точным обозначением плацдарма.
Вместе с отрядом Хохлакова мы движемся к Одеру. Частые обстрелы не останавливают, не задерживают нас. Хлестнут несколькими очередями по опушкам пулеметы бронетранспортеров, переберется через кювет самоходка, прогрохочет Десяток пушечных выстрелов, а колонна, не снижая скорости, идет на запад, оставляя позади умолкнувшие засады.
Одер! После хмурого дня на несколько минут проглянуло солнце. Засверкали, запрыгали по реке яркие блики. Густая черная тень высокой дамбы скрыла западный берег. Ослепило глаза солнце, уходящее за дамбу. Тихий весенний вечер. Словно и нет войны. Слышно даже журчание ручейков, тянущихся к реке.
— Здесь плацдарм? — спрашиваем мы Хохлакова. — Непохоже.
— Смотрите, смотрите, что делается! — внезапно вскрикивает Завадский, показывая на дамбу.
Там на гребне обозначаются выросшие как из-под земли десятки и десятки силуэтов людей. Они недолго виднеются на гребне и тут же исчезают в тени, отбрасываемой дамбой. На смену им вырастают новые, и идеально ровная неподвижная линия верхней кромки дамбы несколько секунд кажется изломанной, живет, шевелится… Это цепи гитлеровцев, идущих в атаку.
— Опять! В двенадцатый раз! — скрипит зубами артиллерист рядом со мною.
— По атакующему противнику!.. — несутся отовсюду команды.
Оглядываюсь. Из-за деревьев и кустарника, которым обсажена дорога, идущая по берегу, высунулись длинные зеленые стволы орудий, поставленных на прямую наводку. Минута — и не слышно работающих на том берегу пулеметов: все поглотил грохот орудийного огня с нашего берега. Еще минута — и только дым разрывов, багровея в лучах уходящего солнца, клубится над дамбой, только он напоминает об атаке, несколько минут назад затеянной противником и уже оборванной. Тишина. Опять тишина. Скрылись пушки. Умолкли пулеметы. За дорожную будку, под прикрытием которой стоит уже «виллис» Хохлакова, солдаты закатили еще тяжелое противотанковое орудие.
— Он, гад, думал, что не взять его на перекрестье: солнце будет в глаза бить, — весело говорит, вытирая лицо платком, невысокий, коренастый артиллерист. — Нет, брат, не на таких напал!
…Тот, у кого со словом «рота» связано старое представление, живущее со времен парадов, наверно, растерялся бы, если бы попал на западный берег Одера. Тринадцать смельчаков — вот и вся рота — переплыли ночью широкую полынью воды, разлившейся поверх льда посередине реки. Немцы встретили их огнем, и пловцы залегли под дамбой на залитом водой берегу. Вся их огневая мощь — два ручных пулемета.
Их было больше, когда они начинали переправу… Двигались на форсирование Одера и станковые пулеметы и легкие пушки. Шли рядом с этими бойцами и другие. Но не дошли…
От восхода до захода солнца через каждые полчаса-час фашисты атакуют. Атаки отбиваются артиллерийским огнем с восточного берега.
Трупы фашистов устилают скат дамбы. Двенадцать атак — не шутка…
Вместе с Хохлаковым обходим передний край, наносим обстановку на карты. В блиндаже наблюдательного пункта артиллеристы показывают нам разведданные. Много огневых позиций немецких тяжелых батарей.
