Кен Фоллетт - Галки
В конце коридора была дверь с табличкой «Центр допросов». Дитер вошел. В первой комнате были голые белые стены, яркие лампы, дешевый стол и жесткие стулья. Он прошел в смежную комнату с кирпичными стенами. Здесь свет был слабее, стояли забрызганный кровью столб с крюками, на которых подвешивали людей, подставка для зонтов с набором дубинок и стальных прутьев, операционный стол с обручем для головы, ремнями для запястий и лодыжек и электрошоковый аппарат. Это был пыточный застенок. Дитер немало их повидал, но его в таких местах по-прежнему тошнило. Ему каждый раз приходилось напоминать себе, что сведения, полученные в застенках, помогают спасти жизни славных молодых немецких солдат.
В подвал заводили пленных. Первой была женщина, которая прятала под летним пальто пистолет-пулемет «стен». Дитер был доволен – иметь женщину среди пленных всегда полезно. Женщины могут держаться на допросах не хуже мужчин, но обычно мужчину легко заставить заговорить, избивая у него на глазах женщину. Эта высокая интересная женщина вроде бы не была ранена.
Дитер дружеским тоном обратился к ней по-французски:
– Как вас зовут?
Она надменно на него посмотрела:
– Женевьева Дели.
– Красивое имя для красивой женщины.
Он махнул, чтобы она проходила.
За ней шел мужчина лет шестидесяти, из раны у него на голове текла кровь.
– Не староваты ли вы для подобных переделок? – спросил Дитер.
– Я взорвал дверь, – вызывающе ответил мужчина.
– Имя?
– Гастон Лефевр.
– Просто запомните, – мягко заметил Дитер, – боль будет длиться столько, сколько вы захотите. Когда надумаете ее остановить, она кончится.
Следующим был юноша, Дитер не дал бы ему больше семнадцати лет. Красивый, до смерти перепуганный мальчик.
– Имя?
Он ответил не сразу, видимо, еще не отошел от контузии.
– Бертран Биссе.
– Добрый вечер, Бертран, – приветствовал его Дитер. – Милости просим в ад.
Юноша дернулся, словно получил пощечину. Дитер подтолкнул его вперед. Тут появился Вилли Вебер.
– Как ты сюда попал? – спросил он грубо.
– Вошел. У тебя паршивая служба безопасности. Кстати, я намерен допросить захваченных.
– Это работа гестапо.
– Фельдмаршал Роммель просил меня, а не гестапо лишить Сопротивление возможности разрушить его линии связи.
– Я сам их допрошу и передам результаты фельдмаршалу, – упрямо заявил Вебер.
– Значит, мне придется действовать через твою голову.
– Если сможешь.
– Конечно, смогу, болван! – рассвирепел Дитер. Он повернулся на каблуках и вышел.
Жильберта и Искра ехали по проселочной дороге к Реймсу. Они не могли разогнаться из-за множества перекрестков, но как раз это не позволяло гестапо перекрыть все дороги из Сент-Сесили. Тем не менее Искра кусала губы – их может остановить случайный патруль. Она не сумела бы объяснить наличие на заднем сиденье мужчины, истекающего кровью от пулевого ранения.
Искра поняла, что не может везти Мишеля к нему домой. Слишком многие знали, где он живет. В Сент-Сесили кое-кого из группы захватили живыми. Даже самого сильного человека гестапо заставит предать своих ближайших товарищей. Никто не в силах бесконечно терпеть страшную боль.
Поэтому Искра должна была исходить из того, что врагам известно местожительство Мишеля. Куда еще она могла его отвезти?
– Как он? – встревоженно спросила Жильберта.
Искра оглянулась. Мишель заснул, но дышал ровно. Искра повернулась к Жильберте. Молодая, незамужняя, она, вероятно, все еще жила с родителями.
– Где ты живешь?
– В предместье Реймса, на улице Серне.
– Одна?
Жильберта почему-то испугалась.
– Конечно.
– В доме, квартире или комнате?
Жильберта неохотно ответила:
– В двухкомнатной квартире.
– Едем к тебе. Черный ход там имеется?
– Да, выходит в проулок у стены маленькой фабрики.
– То, что надо.
Ночью Искра возвращалась в Лондон. На лугу у деревни Шатей, севернее Реймса, ее должен был забрать самолет.
Ее мысли вернулись к оставленным на площади товарищам. Погиб или нет молодой Бертран? А Женевьева? Может, лучше было бы им всем погибнуть. Уцелевших ждали пытки.
Искра безумно хотела, чтобы их страдания не оказались напрасными.
Она подумала об украденном у Антуанетты пропуске. Группа могла бы войти в замок под видом наемных работников. Искра сразу отмела мысль о том, чтобы выдать бойцов за телефонистов. Это квалифицированная работа, чтобы обучиться ей, потребуется время, а вот орудовать метлой умеет каждый. К тому же немцы, вероятно, не обращают внимания на простых уборщиц. Может, имело смысл рискнуть.
В СОО замечательно умели подделывать документы. Там могли быстро состряпать пропуска, взяв за образец украденный у Антуанетты.
Когда Жильберта остановилась у низкого здания в пригороде Реймса, было уже темно. Она заглушила мотор. Искра резко обратилась к Мишелю:
– Просыпайся! Надо отвести тебя в дом.
Когда женщины вытаскивали Мишеля из машины, он застонал, но обнял их за плечи, и они помогли ему одолеть узкий проулок за фабрикой и задний двор небольшого многоквартирного дома, куда вошли с черного хода.
Это был пятиэтажный дом без лифта с дешевыми квартирами. К сожалению, Жильберта жила на последнем этаже. Соединив руки крест-накрест, женщины подвели их Мишелю под бедра и приподняли его. Таким манером они отнесли его наверх, одолев все четыре пролета.
Добравшись до квартиры Жильберты, они дышали как загнанные лошади. Мишеля поставили на ноги, он умудрился проковылять в квартиру, где и рухнул в кресло.
Искра осмотрелась. Типичная девичья квартирка, хорошенькая и опрятная. Жильберта суетилась вокруг Мишеля, пыталась устроить его поудобней, подсовывая диванные подушки, промокала ему полотенцем лицо, предлагала аспирин.
– Тебе нужен врач, – заявила Искра. – Как насчет Клода Буле? Раньше он нам помогал.
– После женитьбы он стал осторожней, – ответил Мишель. – Но ради меня придет.
Искра кивнула. Очень многие делали для него исключение.
– Жильберта, сходи за доктором Буле.
– Я бы лучше осталась с Мишелем.
– Пожалуйста, делай, что я говорю, – твердо сказала Искра. – Перед возвращением в Лондон мне нужно побыть с Мишелем наедине.
– А как же комендантский час?
– Если остановят, скажи, что идешь за врачом.
Жильберта с озабоченным видом надела пальто и ушла. Искра присела на подлокотник кресла:
– Полный провал. Больше никогда не поверю МИ-6.
– Мы потеряли Альбера, я должен буду сообщить его жене, – пробормотал Мишель.
– Этой ночью я возвращаюсь в Лондон. Скажу, чтобы тебе прислали другого радиста. – Искра взяла его за руку: – Как ты себя чувствуешь?
– Глупо. Неприличное место для пулевого ранения.
– Тебе нужно чего-нибудь выпить. Что, интересно, у нее найдется?
– Я бы выпил шотландского виски.
Лондонские друзья Искры до войны приохотили Мишеля к этому напитку.
– Крепковато для тебя, – заметила Искра.
Кухня находилась в углу гостиной. Она открыла шкаф и, к своему удивлению, увидела бутылку «Дьюарз» – нетипичный напиток для французской девушки. Там стояла еще початая бутылка красного вина, которое больше подходило для раненого. Искра налила полстакана и добавила воды из-под крана. Мишель осушил стакан одним махом – от потери крови его мучила жажда.
Искра оглядела комнату, затем заглянула в спальню.
– Ты куда? – резко спросил Мишель.
– Просто осматриваюсь. Мне нужна ванная.
– Она вниз по лестнице и дальше по коридору.
Искра так и пошла. В ванной она поняла, что в квартире Жильберты ее что-то настораживает, и принялась сосредоточенно думать. Искра полагалась на свой инстинкт, он не раз спасал ей жизнь.
Вернувшись, она заметила:
– Здесь что-то не так. Но что?
Мишель смущенно пожал плечами:
– Не знаю.
Как-то все это было связано – скованность Жильберты, то, что Мишель знал, где ванная, виски в шкафу. Искра решила осмотреть спальню. На покрывале сидела кукла, в углу была раковина, над которой висел зеркальный шкафчик. Искра его открыла – там лежали мужская бритва и кисточка. Это был набор с ручками из кости. Искра узнала его – она подарила этот набор Мишелю на тридцать второй день рождения.
Открытие поразило Искру, как удар молнии.
Она подозревала, что он кем-то увлекся, но не представляла, что дело зашло так далеко. Потрясение сменилось болью. Как мог он ласкать другую, когда Искра никого не подпускала к себе в Лондоне? Она была ему преданной и верной женой. Она вынесла одиночество, а он – нет.
Искра вернулась в гостиную.
– Ублюдок! Паршивый вонючий ублюдок. Как ты мог изменить мне с этой девятнадцатилетней пустышкой?
