Ежи Путрамент - Сентябрь
В принципиальной критической оценке недавнего прошлого — непреходящая актуальность романа. И сейчас, через двадцать три Года после выхода в свет первого издания, «Сентябрь» сражается.
«…Огромное значение в нашей деятельности, — говорил недавно член Политбюро, секретарь ЦК ПОРП Ян Шидляк, — имеет борьба с любыми попытками умаления ответственности реакции за трагедии, вызванные ее фанатическим антисоветизмом… Актуальной задачей остается для нас разоблачение вины санации и других прокапиталистических группировок за катастрофу 1939 года, за глубоко ошибочную концепцию польской политики в годы оккупации, за отказ от создания единого фронта с левыми силами, а также за развязывание гражданской войны, когда на фронтах борьбы с немецким фашизмом и для восстановления чудовищно разрушенной страны был нужен каждый человек, каждая пара рук». Именно эти неизменно актуальные политические задачи решает Путрамент средствами литературы в романе «Сентябрь» и многих других книгах.
«Сентябрь», второе по счету крупное прозаическое произведение, было этапным для художника. Роман способствовал самоутверждению Путрамента как творческой личности, ибо писатель, по его мнению, начинается со второй книги. Действительно, здесь была продемонстрирована отточенность художественных приемов. При самостоятельном стилистическом решении отдельных глав книга в целом глубоко органична. Перефразируя известные слова А. В. Луначарского о богатстве стилей как критерии зрелости литературы, можно сказать, что наличие стилевого разнообразия внутри этого романа, несомненно, доказывало профессиональную зрелость автора. Знаменательно и то, что с выходом «Сентября» Путрамент прочно закрепляется на позициях мастера остроконфликтной социальной прозы, его по праву следует считать основоположником жанра политического романа в. народной Польше.
Известный критик А. Я. Щепаньский, размышляя недавно в газете «Трибуна люду» над творчеством Путрамента, отмечал, что роман «Сентябрь» и с нынешней точки зрения «самое выдающееся, наиболее яркое его произведение. Однако не менее, чем в книгах чисто художественных, блещет писатель и в документалистике, не менее, чем романы одни читатели ценят его очерки, другие — задорные фельетоны». Действительно, Путрамент принадлежит к наиболее творчески активным польским прозаикам. Общее число названий созданных им книг перевалило за сорок. Как художник он удовлетворяет самым широким читательским запросам. Его литературная продукция, чрезвычайно богатая по содержанию, отличается жанровым разнообразием. В творческом активе Путрамента есть и детективные, приключенческие книги, поэтические новеллы о природе и рыбной ловле, заслужившие похвалу Ярослава Ивашкевичу. А недавно он вынес на читательский суд оригинальную документально-психологическую повесть «20 июля…», в центре которой образ графа фон Штауфенберга, совершившего покушение на Гитлера.
Но куда бы ни влекла писателя фантазия, жажда эксперимента или непоседливая натура путешественника, он неизменно возвращается к политическому роману, отражающему столкновение двух мировосприятий, двух идеологий. Впрочем, темперамент политического писателя отчетливо ощущается и в тех произведениях, которые находятся вне основного русла его идейно-эстетических поисков. Так, суровый мазурский пейзаж, воспеваемый в сборнике новелл «Черные сосны» (1965), наводит автора на глубоко патриотические размышления: «…Эта земля не какая-нибудь. Только прикосновение к ней позволяет ощущать вкус иных, более прекрасных краев. Она мерило всего, и великолепнейшие пейзажи юга обретают смысл лишь после того, как их сопоставишь потом с этими обнаженными кустами, серыми глыбами взорванных дотов, решеткой железнодорожного моста, свинцовым небом, пронизывающим ветром… Это тот нулевой километр, от которого отсчитываются все расстояния мира…»
Признанный мастер политического романа, Путрамент является автором целого ряда острополитических рассказов. Показателен его сборник новелл «Пустые глаза», где историческая проблематика разработана в особом ракурсе, придающем ей современное, актуальное звучание. В новелле «Пустые глаза», рассказах «Истоки» и «Ultima Thule» он обнаруживает незаурядный темперамент писателя-гуманиста, последовательного антифашиста и боевую партийную непримиримость, недвусмысленно утверждая, что в классовой борьбе не бывает передышки.
Дочитав сборник, мы невольно возвращаемся к его названию, только теперь по-настоящему раскрывшемуся для нас. И в нашем сознании возникает стержневой ассоциативный образ, не только связующий воедино новеллы, но и побуждающий к интенсивной работе мысль читателя. Пустые, ненавидящие глаза врага… Глаза Гитлера и его подручных, разглядывающих карту фронта, прорванного советскими войсками под Сталинградом, глаза карателей, выслеживающих партизанский отряд, глаза Августина, бывшего полковника Армии Крайовой, который буквально гипнотизирует юную Барбару, пытаясь завербовать ее в антисоциалистическое подполье. Умудренные опытом давних и недавних событий, мы дополняем мысленно этот ряд новыми воплощениями пустоглазого врага: итальянским неофашистом, готовящимся метнуть бомбу в толпу, заокеанским «ястребом», ратующим против смягчения Международной напряженности, кликушей-маоистом, который подстрекает к бунту незрелую молодежь. И с новой силой убеждаемся, что умение быть бдительным, помогавшее партизанскому вожаку на войне («Истоки»), необходимо и в мирное время.
Нельзя не заметить, что в сборнике успешно применяются приемы изображения, апробированные в романе «Сентябрь». Например, показ врагов в кризисных, способствующих предельному саморазоблачению ситуациях. Поэтому отрицательные персонажи Путрамента — и те, которым сохранены в сборнике подлинные имена, и «раздокументированные», и вымышленные — отнюдь не являются лишь опознавательными знаками эпохи. «Трибуна люду» назвала созданный Путраментом портрет Гитлера («Пустые глаза») самым убедительным в польской беллетристике.
Принципиально по-новому изображен и генерал-губернатор Франк. Во всяком случае, по сравнению с его, казалось бы, наиболее достоверным в европейской литературе портретом, нарисованным в романе «Капут» Курцио Малапарте, который, будучи опальным журналистом, отправленным Муссолини на Восточный фронт ради «исправления», посещал резиденцию Франка в Кракове, беседовал с ним.
Оба писателя, польский и итальянский, выступают как разоблачители. Но если Малапарте прежде всего обнажает в «некоронованном короле Польши» пошляка и выскочку, претендующего на интеллектуальность и аристократизм, то у Путрамента он куда отвратительней и страшнее в своей будничной деловитости обер-палача польского народа. И вместе с тем гитлеровский сановник жалок и напуган растущим антифашистским Сопротивлением. Автор удачно использует невольное признание Франка о возникающем в Польше новом партизанском фронте, прозвучавшее на фоне тревожных вестей, которые поступают в гитлеровский штаб из-под Сталинграда, чтобы создать в рассказе ощущение наступательного порыва двух братских народов, внести отчетливую эпическую интонацию.
Среди ценных издательских инициатив А. М. Горького известна глобальная по своему охвату серия романов «История молодого человека XIX века». Нечто подобное, но на польском материале и в иных временных рамках осуществил собственными силами Ежи Путрамент. В целом ряде своих книг и рассказов, часто являющихся набросками к большим полотнам, он стремится последовательно, на конкретном историческом фоне проследить судьбы молодого поляка начиная с 30-х годов XX века, в непосредственной связи с проблемой мировоззренческого выбора. В «Действительности» он показывает молодежный редакционный коллектив, который борется против фашизации страны и военной угрозы.
В «Сентябре» — молодых героических участников событий 1939 года.
Отсюда закономерен и пристальный интерес писателя к проблеме польских «Колумбов», как с легкой руки Р. Братного, автора романа «Колумбы, год рождения 1920» (1957), были названы молодые солдаты подпольной Армии Крайовой, созданной эмигрантским лондонским правительством для осуществления своих политических целей. Впервые эту проблему Путрамент затронул в романе «Перепутья» (1954). Есть упоминания об аковцах в романах «Вепрь» (1964) и «Маловеры» (1967). Крупным планом они показаны в таких книгах, как «Пуща» (1966) и «Болдын» (1969). Здесь всесторонне рассматриваются некоторые сложные вопросы антифашистского Сопротивления и последствий войны. Оба эти произведения примечательны и тем, что в них ярко проявились черты литератора-бойца. Вот почему роман «Пуща» — о судьбе бывшего солдата Армии Крайовой, принципиально самоустранившегося от активного участия в строительстве новой жизни, — звучит как гневное обличение мещанской ограниченности. А в романе «Болдын» — об аковце уже иного плана, порывающем с лондонским подпольем еще в годы войны, — постепенно выкристаллизовывается важная тема сознательного идейного выбора.
