Владислав Шурыгин - Реквием по шестой роте
Из нескольких сотен танков, БМП, БТР, САУ, вошедших в город, обратно вышли единицы.
Лгут и ерничают «демжурналисты» о том, что техника у нас некачественная. У тех редких танков, которые смогли вырваться, меньше пяти попаданий из гранатомета автор этих строк не насчитал ни у одного. И практически ни у кого не был израсходован даже наполовину боекомплект.
— Я не видел целей, — сказал мне один из танкистов, — а те, которые видел, достать не мог. У меня танк, а не зенитная пушка, чтобы стрелять вверх…
От мотострелкового полка, прибывшего из Самары, осталось несколько офицеров и чуть больше десятка солдат. На девятые сутки в расположение наших войск вышел капитан Евгений Сурин и с ним шестеро солдат — все, что осталось от стрелкового батальона.
От танковой роты на улице Орджоникидзе остались в живых только двое рядовых — москвич Андрей Виноградов и Игорь Куликов из Лобни.
Это было преступление и безумие — загнать в город, напичканный боевиками и оружием, колонны войск. Но грачевские генералы сделали это. Позор им и презрение.
* * *За двое суток новогодних боев мы понесли чудовищные потери — больше тысячи убитыми и пропавшими без вести.
Даже воздушно-десантные войска — элита армии, единственные действительно боеготовые части на этой войне, за эти три недели боев до Нового года потеряли убитыми двадцать шесть человек, а за двое суток, 1–2 января, — больше восьмидесяти.
Части морской пехоты были спешно доукомплектованы перед выездом моряков с кораблей. Им не дали даже недели на подготовку. Батальоны были брошены в бой, невзирая на то, что почти каждый четвертый моряк автомат в руки впервые взял три дня назад…
К штабу дивизии у горбольницы прибыл сводный полк Закавказского округа. Ротный одного из батальонов бесхитростно спросил: «Где тут можно пристрелять оружие, все новое со складов, не пристрелянное».
Через несколько часов этот батальон был уже введен в бой…
Вообще слово «сводный» — самое распространенное в группировке. Им маскируется та степень развала, до которой дошли войска под руководством «главверха» Ельцина и министра Грачева.
«Сводный» — это значит набранный с «бору по сосенке». Не осталось в Российской армии полнокровных частей и соединений, и потому на войну торопливо собирают все, что можно собрать.
От дивизии собирается «сводный» полк, куда «забивают» всех, кто не может отвертеться от войны. И даже в «сводном» виде этот полк едва укомплектован процентов на пятьдесят…
В «сводных» полках, брошенных на Грозный в новогоднюю ночь, сплошь и рядом экипажи знакомились друг с другом на марше, а уж ни о каком боевом сколачивании подразделений речи не шло.
Один типичный диалог:
Танкист рядовой Еремеев. Из самарского «сводного» полка. Документов у танкиста нет.
— Ротный собрал.
— А как фамилия ротного?
— Не знаю. Нас ему 31-го передали. Не успел запомнить.
— А где он сам?
— На Первомайской сгорел…
Даже в десантных войсках за громкими словами «дивизии», воюющие на том или ином направлении, скрываются «сводные» два-три батальона…
Умываясь своей кровью, под непрерывным огнем противника «сводные» полки становятся боевыми полками, а «сводная» армия чеченского похода становится боевой армией. Становится… но какой ценой?
За три недели боев в одной только Северной группировке из строя выбыло больше тысячи человек убитыми и ранеными…
* * *Наверное, таким, как этот пехотный комбат, был артиллерийский капитан Тушин у Толстого. Невысокий, плотный, чуть лысеющий, весь какой-то мужиковатый майор Иван Петрович больше похож на тракториста. Сходство усугубляет замызганный до бесцветности грязью бушлат, прокопченные руки.
Батальон Ивана Петровича неторопливо, но упрямо идет к центру Грозного. В день одна-две улицы.
— Так боевой устав, дорогой мой, читать надо, — убеждает меня, хитровато улыбаясь, Петрович. — Уставы же, не зря говорят, кровью пишутся. В городе роте на день ставится задача взять улицу. Батальону — квартал. У нас, считайте, под ружьем (как раньше говорили) чуть больше трехсот бойцов вместо пятисот положенных. Нам квартал — сложно. А вот пару-тройку улиц — возьмем с божьей помощью.
Сначала на улицу просачивается разведка. Если противника там не обнаруживает, то занимает верхние этажи, крыши, а на улицу входят штурмовые группы. Они «чистят» дома и подвалы.
— Каждую квартиру проверь, в каждый закуток залезь, — инструктирует в который раз уже комбат. — Боишься — закати впереди себя гранату, только за угол не забудь спрятаться, да посмотри, чтобы стенка не из фанеры была.
После того как группы «сядут» на дома, на улицу броском выдвигается боевая техника — батальоны, бэтээры и «Уралы» с минометами?
Их сразу рассредоточивают, маскируют среди домов так, чтобы были полностью укрыты от огня гранатометов, занимают оборону, а разведка опять идет вперед.
Петрович совершенно стоически выслушивал льющийся на него из наушников поток отборной матерщины какого-то старшего начальника, требующего «немедленно… броском… с ходу… вперед…» После чего батальон вновь неторопливо двигается по Грозному.
Тактика простая и, как мне кажется, очень эффективная. За неделю боев в батальоне Петровича всего двое убитых и трое раненых. За это же время, как сообщил «по секрету» начальник штаба, «вычистили» больше сотни боевиков.
— Товарищ майор, к вам женщина просится, — докладывает какой-то солдатик из охранения.
— Чеченка?
— Нет. Русская.
Вопрос резонный. Дней пять назад в расположение батальона пришла чеченка. Спросила командира. А потом вытащила из кармана лимонку… Еле выбить из рук успели, благо, она толком и не знала, как с ней обращаться.
— Дети есть? — спросил ее на допросе Петрович.
Давясь слезами, та кивнула:
— Д-двое.
— И что тебе больше делать нечего, как с гранатой бегать по городу? Муж есть?
— Нет. Убили.
— Сейчас?
— Нет. Год назад.
— Так какого же хрена ты дурью маешься?
— Тесть послал.
— Тесть?.. А что же он сам не пошел?
— Старый. Плохо ходит. И у него жена новая. А я вдова. В доме тесно, сказал, детей воспитает сам.
С напутствием тестю оторвать женильный аппарат женщину выгоняют из расположения…
— Русская? Веди!
Заходит женщина. Как все гражданские люди в этом городе — без определенного возраста. Усталость, грязь, изнеможение. Если она скажет, что ей тридцать — поверишь, но если скажет, что пятьдесят, тоже поверишь.
— Здравствуйте, — спокойно здоровается она. Обводит взглядом всех. Останавливается на Петровиче, сразу признав в нем начальника. — У меня сверху живет чеченец из дудаевской контрразведки. Он сейчас дома вещи собирает. С ним еще четверо. У них автоматы и труба, которой танки жгут. Я могу проводить.
— Где это? — спрашивает Петрович.
Женщину подводят к карте. Она называет адрес. Уточняют, как пройти.
Наконец комбат вызывает разведчиков. Ставит задачу сухощавому старшему лейтенанту. Женщина вызывается проводить, но ее оставляют в штабе. Возможно, «на всякий случай»…
Пока ожидаем разведку, слушаем бесхитростный ее рассказ.
Нина Сергеевна по профессии — воспитатель в яслях. Была. Муж — инженер-нефтяник. Двое сыновей росли. Незадолго до прихода к власти Дудаева муж Нины Сергеевны, родом из Краснодара, сам казак, увлекся историей Сунженского казачества, ездил по станицам, встречался с людьми. Была у него мечта возродить сунженское казачество.
Через месяц после прихода к власти Дудаева за мужем пришли. Вооруженная группа чеченцев. Без ордера, без вещей мужа забрали и увели. Больше его Нина Сергеевна не видела. Старшему сыну было в ту пору семнадцать, младшему — четырнадцать. Через полгода после восемнадцатилетия старшего тоже точно гак же ночью увели. Младшего Нина Сергеевна вывезла в станицу к знакомым. Там сейчас и живет.
— Почему сама не уехала?
— Жить у чужих людей горько. Да и хоть какая-то надежда оставалась — вдруг вернутся…
Где-то неподалеку вдруг начинается перестрелка, но сразу резко обрывается.
— Все «чики-чики», командир. Двоих взяли, остальных «завалили». Вести?
— Нина Сергеевна, вас сейчас старшина покормит, есть хотите, небось? Даст продуктов с собой, чем богаты, поделимся. И проводит. Не надо, чтобы ваш сосед вас видел.
Но женщина неожиданно жестко возражает.
— Нет, я не уйду. Пусть этот гад меня увидит. Он, сволочь, полтора года мне в лицо скалился: что, мол, тварь русская, извели твое семя?
Заводят двоих. Солдат вслед заносит четыре автомата, самодельные подсумки с магазинами и трубу гранатомета.
Один высокий, сероглазый, лет двадцати пяти. По его заметавшимся глазам понятно — он и есть сосед. Второй лет тридцати пяти, смуглый, бородатый.
