Николай Струтинский - Дорогой бессмертия
— Ткаченко.
Был он худощав, с выразительным запоминающимся лицом и пышной каштановой, посеребренной проседью шевелюрой. Внешне он напоминал художника или композитора.
Паша и Алексей Дмитриевич встретились глазами.
— Вы?
— Как видите!
— Я очень рада!
— И я.
— Не ожидал вас здесь встретить! Вы все время в Луцке?
— Да, если не считать нескольких дней, когда я пыталась пробиться на восток.
— Живете на старом месте?
— Нет, пришлось поселиться в другой квартире, вернее комнате.
— Где работаете?
— Собираюсь…
Галушко и Белоконенко догадались — встретились довоенные друзья.
Мария Григорьевна пошутила:
— Вот и устроила тебе неожиданное свидание.
Все улыбнулись. Разговор сначала не клеился, и Ткаченко чувствовал себя неловко. Поглаживая полосы, смущенно сказал, что давно собирался навестить Марию Григорьевну, да время не позволяло. А сегодня довелось побывать в этой части города, вот и зашел непрошенным.
— И хорошо сделали, Алексей Дмитриевич, — перебила Галушко. — Старый друг лучше новых двух! Работаете, Алексей Дмитриевич, по специальности?
— В знакомой отрасли, однако не по специальности. Да я и не сетую, лишь бы при деле находиться. Это все же привносит относительное равновесие в жизнь.
Алексей Дмитриевич положил свои большие руки на стол, как будто не зная, куда их деть.
— Такого равновесия, в котором мы живем сейчас, хуже не придумаешь, — осторожно намекнула Паша.
Алексей Дмитриевич уловил ее настроение. Маска равнодушия исчезла с его лица. Он подсел поближе к девушкам.
В тот вечер подружки узнали о том, что Алексей Дмитриевич работает в типографии.
Это очень хорошо, — подумала Паша. А когда Ткаченко рассказал, как бы невзначай, что в этой типографии печатается «всякая дребедень — “аусвайсы”, “мельдкарты”», — Паша сузила глаза, стараясь скрыть волнение.
— А для чего все эти бумажки? — наивно спросила Белоконенко.
— На всякие нужды, — неопределенно ответил Ткаченко и, заметив неудовлетворенность собеседниц, добавил: — Известно дли чего, их отправляют в Ровно, а оттуда во все города, крупные населенные пункты Украины.
— Ну?
— Ну и ну! Выдают, кому полагается.
— За бланками присматривают? — тихо спросила Паша.
— Известно, смотрят в оба. — И гут же дал повод для размышлений: — Все равно за всем не уследят!
Через полчаса Ткаченко ушел, а Паша, Шура и Мария Григорьевна долго еще сидели в затемненной комнате.
— Вы давно знаете Ткаченко, Мария Григорьевна?
— Давно. Он инженер. Хороший, душевный человек. А вы, Паша, до войны с ним знались?
— Познакомились, когда я работала в банке. Да, заметили, как откровенно намекал он о бланках: «За всем не уследят!» Может, помог бы? Удостоверения пригодились бы для военнопленных.
Деловой разговор с Ткаченко состоялся во время третьей встречи. В тот день Паша, как условились, подождала его возле типографии. Оттуда они направились в сквер. Алексей Дмитриевич был одет в темный костюм и светлый плащ. Паша накинула на плечи зеленую шерстяную кофточку, ее короткие волосы подхватывала газовая косынка.
— Так вот, Алексей Дмитриевич, — начала спокойным тоном Савельева. — Вы, вероятно, догадывались — мы интересуемся вами неспроста. Видно, и вы не очень перечите этому, иначе для чего дружбу заводили? Мы хотим прибегнуть к вашей помощи.
Алексей Дмитриевич чуть двинул плечами. Лицо его было спокойным. Взгляд из-под нахмуренных бровей скользнул по девушке, он сказал, немного запинаясь:
— Что за «совет» такой объявился? Известно, девичий он?
— Нет, не девичий, Алексей Дмитриевич. И вы можете войти в него, коль сами того пожелаете.
Беседа затянулась. Паша не скрыла истинного намерения. Правда, у них нет еще опыта, но все, кто с ними объединился, стараются поступать как можно лучше, разумнее, осмотрительно. Военнопленных, пусть даже несколько человек, но отпустят при наличии документов, подтверждающих, что они уроженцы здешних мест и что, мол, есть дома жена, дети.
— А раз вы работаете в типографии, — почти шепотом заключила Паша, — то, возможно, все решится проще? А?
— Что же я должен сделать? — без восторга осведомился Ткаченко.
— Нам нужны бланки удостоверений. Мы их сами заполним, поставим печать и секретно передадим военнопленным.
— Это не так просто. Но если взяться, известно, получится. Я, возможно, помогу кое в чем.
— Я знала, вы не откажете.
— Почему?
— Да потому, что вы, как вижу, честный советский человек. Я живу на Хлебной, № 14. Найдете, когда будет необходимость. Ладно?
— Известно, найду…
Паша рассказала Шуре Белоконенко о верном человеке. Они радовались такому знакомому.
— Прежде всего мы должны устроиться на работу. Легче станет жить, да и меньше подозрений падет на нас.
— Ты права, Паша, но устроиться по специальности нелегко. Придется…
— Я согласна на любую работу, — перебила Паша подругу.
С таким намерением девушки отправились в город. Они заходили в магазины, вели переговоры в учреждениях, но ничего конкретного им не предлагали. В одном месте они прослышали, что в военную столовую требуются официантки.
— Пойдем? — обратилась Шура к подруге.
— Пойдем!
Хозяин столовой их принял не сразу. Пришлось подождать. Потом в дверях показался высокий, худощавый, лет пятидесяти мужчина с оттопыренными ушами.
— Вы подруги или сестры? — сняв очки почему-то спросил хозяин.
— Подруги.
— Фамилия?
— Моя — Савельева.
— Я — Белоконенко.
— Что вы думаете делать?
Девушки замялись. Действительно, какую работу они могут выполнять?
— Вам нужны официантки, да? Нас это вполне устроит, — тоном согласия произнесла Паша.
— Да-а, — протянул хозяин. — А кто за вас поручится? Здесь столуются очень приличные люди, их должны обслуживать только те, в ком я абсолютно уверен!
Умоляющие глаза девушек смягчили сердце предпринимателя. Сам он недавно вернулся на эти земли из-за границы, куда бежал в 1939 году, и мечтал теперь о большом деле, поэтому придирчиво относился к тем, с кем ему предстоит работать.
— Значит, никто не поручится? Тогда в официантки не возьму!
— Простите, до свидания.
— Попробуйте достать поручительства.
— Попробуем.
Хозяин проводил симпатичных девушек долгим взглядом и, как бы сожалея об их уходе, вдогонку бросил:
— Приходите, в судомойки возьму.
— Спасибо, господин хозяин, если достанем рекомендации, обязательно придем.
Через несколько дней Шура устроилась на работу в лагере военнопленных, а Паше пришлось воспользоваться приглашением хозяина столовой и пойти в судомойки.
— Немного поработаю, а там устроюсь в другом месте. Как ты думаешь, Шура?
— Устраивайся, не понравится — уйдешь.
— Жить-то надо, а тем временем буду что-нибудь подыскивать.
С тех пор у Паши и Шуры оставалось меньше свободного времени, но зато они меньше опасались подозрений. Когда к Савельевым нагрянули полицейские проверять документы, Паша к этому отнеслась равнодушно. Слова «работаю в офицерской столовой» произвели нужное впечатление.
Шли дни. И вот Паша взволнованно поделилась с Шурой новостью — её вызывает хозяин столовой. Подруги насторожились. По какому поводу?
— Раз вызывает, — советовала подруга, — пойди, только раскуси замысел старого волка.
Хозяин встретил Пашу расплывшейся улыбкой.
— Как работается, барышня? Нравится у нас?
— Уже привыкла.
— О другой работе разве ты не мечтаешь? — сделал он ударение на слове «ты».
— От меня ведь не зависит.
— А от меня зависит! Но прежде надо научиться приличным манерам, понимать желания офицеров. Приходи сегодня вечером, посидишь, присмотришься, а там и работать начнешь.
— Благодарю за внимание, но я не могу, тем более одна.
— Подумай!
Паша все до мелочей рассказала Шуре. Сомнений не оставалось — у хозяина нечестные намерения. Не пойти, значит разгневать «старого сухаря». Как быть? Но ведь можно его использовать в своих интересах? Так ведь? Появился план: Паша пойдет, «пронюхает» обстановку! Пригодится знание немецкого языка.
— В обиду тебя не дадим. Мы с товарищами будем внимательно следить за тобой.
Паша оставалась неподвижной, смотрела вдаль. Затем медленно, но отчетливо отчеканила:
— Пойду!
К хозяину столовой она явилась перед ужином.
— О! — бурно выразил восторг предприниматель. — Я знал, ты благоразумна.
Чуть согнувшись, он заискивающим тоном говорил:
— Понимаешь, тут один офицер… Ну, как тебе объяснить, уж очень ты ему пригляделась. «Кто такая?» — все спрашивал, а потом признался: «Хочу, говорит, познакомиться». Я сейчас, подожди минуточку.