Богдан Сушинский - Река убиенных
Выстрел прозвучал не громче хлопка детских ладошек, поэтому, не поверив ему, оберштурмфюрер выстрелил еще раз, прямо между лопаток, и тотчас же выхватил из-за голенища нож.
Увидев, что, привалившись к стволу сосны, красноармеец медленно оседает, Штубер хотел было послать в него еще один патрон из своего «швейцарца», но в последнее мгновение передумал и резко, от бедра, метнул в него нож. Когда еще представился бы случай освятить его, по германскому обычаю, кровью врага?
— А, это вы, оберштурмфюрер… — каким-то совершенно угасшим, безразличным голосом признал его обессилевший десантник, как только Штубер добил русского ударом ножа.
— Самому с трудом верится. Но ведь поди ж ты…
Штубер успел заметить, что, глядя на надвигавшегося на него русского, этот «бранденбуржец» даже ничего не пытался предпринять, что могло бы спасти его. Очевидно, он был из тех, кто ставит на себе крест значительно раньше, чем это сделает противник.
— Спасли. Должник я ваш, так вроде бы получается…
— Можете не сомневаться, на всю жизнь — должник, — выдернул окровавленный нож из подреберья солдата Штубер. И кровь вытирать не спешил. Вид ее пьянил, как кровь на мече рыцаря.
— Честь имею. Напоминаю: лейтенант вермахта, он же бывший поручик Белой гвардии Розданов. Грибные места здесь, не правда ли, оберштурмфюрер?
— Возможно, в свое время мы действительно знакомились… — устало опустился по другую сторону огромного полуистлевшего пня Штубер.
— Так точно.
— Только я вас что-то не припоминаю.
— Не мудрено. С некоторых пор меня мало кто запоминает. И я вспоминаю — тоже неохотно.
— Война — времена изгоев. Так где и при каких обстоятельствах?
— Отложим воспоминания для более благостных времен. Вы что, тоже из русских?
— Из саксонцев, с вашего позволения. Странно, только сейчас уловил, что говорю с вами не на немецком.
Пулеметчик вдруг ожил и прополз с полметра в сторону десантников, словно все еще намеревался сразиться с ними. Упокоился же он, только привалившись на свой «дегтярь» и уткнувшись теменем прямо в подошву сапога Розданова.
Одна из пуль, очевидно, легко ранила русского в голову, и теперь кровь густо окрашивала его короткие пшеничные волосы. Но, похоже, ни отодвинуть его, ни отстраниться самому сил у Розданова уже не было.
— Саксонец, говорите? С таким истинно русским лапотно-рязанским говором?
— Наконец-то я хоть чем-то сумел удивить вас, поручик, — прокряхтел Штубер, поднимаясь. Пробежка по зарослям под дулами русских трехлинеек все еще давала знать о себе. — Благодарите Бога, что на вас остались эти лохмотья. Иначе первым пришлось бы уложить вас, а не этого волонтера.
— Окажите любезность, оберштурмфюрер, уложите. В этом больше чести, нежели бегать по лесам, спасаясь от местных провинциальных мерзавцев.
— «Провинциальных мерзавцев»? — хмыкнул Штубер. Определение явно импонировало ему.
— Вот именно.
— Этот неистребимый снобизм белогвардейских офицеров! — с ироническим пафосом процедил оберштурмфюрер. — Представляю себе, каково вам было с ним там, в России, в завшивленных траншеях офицерских батальонов.
— А мы в траншеях бывали очень редко, оберштурмфюрер. Отборный батальон дроздовцев. В основном нас бросали на прорыв. Тех, кто уцелел, отводили потом на постой. Окапывались же полевые части Добрармии.
— Понятно, элита.
— Зато на прорыв шли под барабанный бой. Со знаменами. Ничего не скажешь, красиво шли…
— Это немало значит: красиво идти на смерть, — заметил Штубер, прижавшись грудью к сосне и внимательно осматривая окрестности. Никого. Неужели русский преследовал Розданова в одиночку? Лихой парень.
Словно услышав его, русский вновь дернулся и то ли застонал, то ли прохрипел. Пораженный его живучестью, Штубер опять метнул в него нож.
— …И вот, дошли, — запоздало отреагировал на его слова белогвардеец. — Возвращаемся на свою землю в обозе германцев. Я вас не обидел, оберштурмфюрер?
Штубер молча сбросил маскхалат и, оставшись в форме красноармейского лейтенанта, вновь выдернул из убитого нож. Уже держа его в руке, словно хотел броситься на Розданова, эсэсовец прислушался к тому, что происходило в долине. Несколько выстрелов прозвучали совсем близко. Однако вряд ли там мог находиться кто-либо из «бранденбуржцев». Очевидно, преследователи яростно «расстреливали» подозрительные заросли.
— Встать, поручик, встать! — оберштурмфюрер вытер пучком травы нож и сунул его за голенище сапога.
— Нет сил.
— Я сказал: встать! Сбрасывайте свои салонные лохмотья. Что там у вас под ними?
— Цивильное.
— Тогда примеряйте это, с убитого.
— Хватит того, что эти провинциальные мерзавцы заставили меня одеться в цивильное. Но снимать с трупа…
— Прекратить болтовню, — осек его Штубер, переходя на немецкий. К пулевым и ножевым отверстиям на гимнастерке он подносил зажигалку, и через несколько мгновений на месте их образовывались небольшие прожоги. — Вот так, дезинфекция и гигиена, — явно остался доволен своей смекалкой. — Быстро снять, переодеться. Следовать за мной. Заплату наложите, когда окажемся в безопасности.
Оберштурмфюрер выдернул из-под убитого пулемет, проверил. Странно: в диске все еще оставалось несколько патронов. На короткую очередь вполне хватило бы. Очевидно пулеметчика погубило тщеславие: захотелось во что бы то ни стало привести пленного.
— Как же он преследовал меня, провинциальный мерзавец! — тяжело поднимался Розданов. — Он ведь загнал меня, как гусарского жеребца.
— Быстрее, лейтенант, быстрее. Иначе придется пристрелить и вас. Не оставлять же такую «находку вермахта» врагу, — нервно торопил его Штубер, наблюдая, как тот медленно, брезгливо стаскивает с убитого обмундирование.
Он конечно же бросил бы Розданова, будь этот человек немцем. Но Бог послал ему в спутники русского! С чистым, петербургским, насколько он понимает, произношением. Это-то и поможет, когда придется предстать перед советскими офицерами.
5
Сняв гимнастерку, Розданов не спешил облачаться в нее, а обвязал рукавами вокруг себя и в таком виде подхватил вместе со Штубером тело пулеметчика. Замаскировав его листьями и ветками в соседней лощине, они еле успели спастись от цепи возвращающихся в лес красноармейцев, решивших еще раз прочесать этот участок леса до границ укрепрайона. Они замерли в небольшой ложбинке, прикрытой ветками молодой ели, в трех шагах от того места, где прошел русский офицер, и не заметил он диверсантов только потому, что на несколько мгновений отвлекся, подгоняя отставших солдат. «В цепь, в цепь! — рявкал он. — Не терять друг друга из виду!»
— Они ведь еще и службы не знают, провинциальные мерзавцы, — на ухо Штуберу проворчал поручик, как только спина красного командира скрылась в кустарнике.
— Так пойдите подмуштруйте их, — язвительно посоветовал Штубер. — Вам за это воздастся.
— Но ведь действительно обмельчали. Ни дисциплины, ни толковых офицеров.
— Самых толковых они перестреляли в Гражданскую, — не отказал себе в удовольствии Штубер. Все равно следовало несколько минут вылежать: вдруг позади вторая цепь или контрольный арьергардный дозор. — Уцелевшие же спасаются в эмиграции, пытаясь поучать: кто англичан, а кто германцев.
Розданов хотел что-то ответить, но Штубер захватил его за загривок и ткнул лицом в листву.
— Не дышать, — едва слышно приказал бывшему белогвардейцу. Расчет оказался верным: русские действительно пустили вслед за цепью арьергардные дозоры, которые должны были перехватывать прорвавшихся сквозь цепь. Один из таких дозоров, в составе троих бойцов, прошел метрах в десяти от них, полукругом охватывая поросшую кустарником лощину.
Розданову хотелось поскорее добраться до реки и попытаться переправиться на правый берег. Он понимал, что Штубера, как немца, могут взять в плен и поместить в лагерь. Его же, русского и бывшего белогвардейца, пленным офицером армии противника считать не будут, а повесят, как предателя. В лучшем случае, расстреляют. И конечно же не перед строем.
Именно боязнь оказаться в руках своих соотечественников и гнала его к Днестру. Он и сейчас продолжил бы путь к реке, хотя здравый смысл подсказывал ему: спасение только в более глубоком тылу русских. Подальше от укрепрайона, от места высадки, от скопления войск.
— Вы что, решили пригнать меня к Москве раньше дивизии СС «Дас рейх»? — вспыхнул Розданов, когда Штубер буквально под дулом пистолетика заставил его свернуть с кромки леса на поросший мелким ольховником склон долины.
— Понимаю, для вас предпочтительнее Санкт-Петербург.
— Хватит того, что ваши провинциальные мерзавцы забросили меня на левый берег Днестра раньше всех авангардных войск.
