Иван Кривоногов - Родина зовет
А самолеты все шли и шли. Эскадрилья за эскадрильей они появлялись в глубоком предутреннем небе, направляясь в сторону Перемышля и Львова. С интервалом в несколько минут издалека доносились тяжелые глухие удары.
Замаскировавшись на небольшом бугорке возле дота, наш наблюдатель с ручным пулеметом непрерывно следил за воздухом. Он подсчитывал пролетавшие самолеты и передавал через связного, стоящего у двери:
- Семьдесят восемь. Сто двадцать.
Все новые и новые звенья появлялись из-за горизонта, со стороны границы.
- Звено самолетов пикирует на дот, - крикнул наблюдатель, кубарем скатившись с бугорка и влетая в решетчатые двери дота.
И в ту же минуту содрогнулась земля, от сильного удара охнули мощные стены сооружения.
Вслед за первой атакой последовала вторая, третья.
Вступила в бой вражеская артиллерия. Снаряды, ударяясь в железобетон, или разрывались, или, скользнув по поверхности, уходили рикошетом в сторону. Гул и вой от разрывов бомб и снарядов заглушал все. Тяжелое сооружение дрожало и стонало.
Мы были уверены, что даже прямое попадание не пробьет железобетонные стены. Курсанты ждали только команды, чтобы открыть по врагу огонь. Молчали [18] пока и соседние доты. А фашисты продолжали долбить оборонительную линию с воздуха и с земли. Наземная телефонная связь порвалась в первые же минуты бомбежки. Это меня особенно волновало. Что произошло? Как действовать? Какова обстановка в районе? Где сейчас штаб? Подвезут ли еще боеприпасы и продовольствие? Ни на один из этих вопросов ответить было нельзя, не установив связи с командным пунктом. Так кого же послать на связь? Послать почти на верную смерть! Кругом рвутся бомбы и сотни снарядов. Гарнизон нашего дота - четырнадцать комсомольцев, я - кандидат партии. Кого же? Собрав гарнизон на короткое совещание, я обратился к бойцам:
- Товарищи! Обстановка сложная, будем драться до последнего снаряда, до последнего патрона. Родина нам поручила охранять ее рубежи. Отстоим, товарищи?
- Отстоим!
- Главная задача сейчас установить связь с командным пунктом. Выполнять это задание могут только добровольцы. Желающие, поднимите руки.
Все комсомольцы подняли руки. Я послал двоих бойцов пошустрее. С винтовками в руках выскочили они из дота и бросились в траншею, вырытую для подземного кабеля телефонной связи.
Враг усилил артиллерийский огонь. «Найдут ли обрыв? Сумеют ли добраться?» Через некоторое время в командирской рубке раздался низкий протяжный сигнал полевого телефона. Я схватил трубку и с силой прижал к уху ее холодную гладкую поверхность. Связь есть! Молодцы комсомольцы! В трубке послышался голос командира части:
- Началась война. Сейчас в атаку пойдет пехота. Отражайте атаку всеми имеющимися у вас средствами. Командование соседними дотами поручается вам. Действуйте самостоятельно, по обстановке. Связь осуществляйте ракетами: одна белая - все в порядке, белая и зеленая - дот блокирован и вызывает огонь соседнего дота на себя… Вопросы есть?
- Вас понял, - ответил я, - будем стоять на смерть.
- Вам присвоено звание лейтенанта, - продолжал командир части. - Поздравляю!… [19]
Но тут где-то совсем близко разорвалась очередная серия бомб: связь снова порвалась.
Вдруг наступила тишина, странная после адской огневой бури, так неожиданно налетевшей на нас.
В это время из траншеи выскочили двое наших бойцов. Ливень пуль ударил по решетчатой двери дота, но курсанты успели вбежать в сооружение.
- Вижу разведку немцев,-доложил наблюдатель.
Я прильнул к окуляру перископа. По лощине двигались штурмовые группы немецкой пехоты. Солдаты шли в полный рост, прижав к животам автоматы. Они шли уверенно, метр за метром приближаясь к дотам, не рассчитывая встретить сопротивление. Но когда до наступающих групп осталось не более пятидесяти метров, я скомандовал срывающимся от волнения голосом:
- По врагам Родины - огонь!
Заработала скорострельная пушка, три пулемета будто стальными лезвиями срезали первые шеренги немцев. Остальные, смешав ряды, повернули обратно…
Первая атака была отбита. Лощина опустела. Только убитые, очень много убитых осталось на ней.
Снова обрушилась на дот вражеская артиллерия всех калибров, но сооружение выдержало и на этот раз. Противник с еще большими силами двинулся на переднюю линию укрепленного района. Немцы шли напролом, но под пулеметным и пушечным огнем они падали, поворачивались и, сшибая друг друга, бежали назад. А потом снова группировались и лезли на штурм дота, мешавшего их продвижению вперед… От беспрерывной стрельбы, пороховых газов, раскаленных стволов пушки и пулеметов стучало в висках.
…Наступила ночь. Первая военная ночь в осажденном доте. Мы не ложились спать. Каждый оставался на своем посту, готовый в любую минуту вступить в бой. Я заменил первые номера наводчиков другими курсантами, на высотке возле дота выставил наблюдателя с ручным пулеметом, расставил дежурных. Свечи, зажженные в боевых казематах и командирской рубке, бросали неясный свет на усталые, посуровевшие лица бойцов. В углах лежали зловещие тени. Никто не разговаривал. Все мы думали, наверное, об одном: «Подойдут ли наши? Хватит ли сил сдержать врага?» [20]
Мы готовы были драться с врагом и ночью. Но немцы не появлялись: то ли ждали рассвета, то ли просто не торопились. Мы сидели и ждали, не зная, что враги уже далеко продвинулись в глубь нашей территории и мы оказались в тылу врага.
А утром снова над нами рвались бомбы и снаряды, и снова темно-зеленые волны штурмовых групп отражались на экране перископа. Наша пушка и три пулемета непрерывно вели огонь, расстреливая в упор наступающие шеренги фашистов.
Соседний дот лейтенанта Скрипниченко немцы блокировали с тыла, из леса, который с одной стороны подходил к самому сооружению. Над дотом то и дело взлетали ракеты: зеленая и белая. Скрипниченко просил помощи. Мы открывали огонь по подходам к его доту, и враги на время удирали в леса. Тогда мы снова переносили огонь на скопление войск на немецкой территории. На нас снова обрушивался шквал огня, и снова блокирующие группы противника шли на дот.
Поддерживая друг друга огнем, мы отражали атаку за атакой, нанося большие потери противнику.
24 июня через нас на немецкую территорию полетели крупнокалиберные снаряды, нащупывая вражеские укрепления. Как велика была радость всех нас!
Наши! Наши близко!
Каждому хотелось взглянуть в прицел или перископ, чтобы увидеть разрыв снаряда, прилетевшего с нашей земли на немецкие укрепления.
Некоторые курсанты выскакивали из дота и слушали свист летевших через нас снарядов. Я запретил это. Рисковать людьми мы не могли.
С еще большим азартом мы вели огонь по немецкой территории.
С немецкой стороны также полетели крупнокалиберные снаряды - они били по нашим батареям. Завязалась артиллерийская перестрелка.
Появление нашей артиллерии до того нас вдохновило, что если бы дот был на колесах и двигался, как танк, - мы пошли бы в нем в атаку.
На немецкой территории, недалеко от границы, стояли две наблюдательные вышки, с них противник корректировал свой артиллерийский огонь. Я из своей [21] сорокапятимиллиметровой пушки открыл огонь по одной из вышек, а лейтенант Скрипниченко, обнаружив вторую, начал стрелять по ней. Скоро обе вышки были сбиты.
Артиллерийская перестрелка длилась недолго. С нашей стороны местность была открытая, позиции невыгодные, и батареям, видимо, пришлось отойти.
Теперь немцы весь огонь артиллерии перенесли на нас. После длительной артподготовки блокирующие группы снова пошли на доты и снова были отброшены.
…Так прошло восемь суток войны. Днем и ночью отражая беспрерывные атаки, бойцы гарнизона почти не спали, подкреплялись на ходу сухарями и консервами. Отдыхали по нескольку минут, сидя на корточках около пушки и пулеметов.
Немецкое командование, видя упорное сопротивление, решило пустить в ход пропаганду. Нас забросали листовками, в которых говорилось:
«Гарнизону дота предлагаем сдаться в 6 часов по германскому времени. Иначе вы будете уничтожены мощным огнем артиллерии».
Мы отвечали еще более яростным огнем.
30 июня обстрел и атаки неожиданно прекратились, наступило затишье.
К вечеру я послал двух курсантов в соседний дот к лейтенанту Скрипниченко, чтобы узнать состояние его гарнизона. По противотанковому рву курсанты добрались до соседей и скоро вернулись обратно с посыльным лейтенанта Скрипниченко и запиской, в которой он написал следующее:
«Посылал в разведку к себе в тыл, чтобы выяснить обстановку. Кругом немцы, давай будем отходить. Скрипниченко».
Я отправил посыльного с обратной запиской:
«Приказа бросать сооружение не было - будем держаться до последнего. Скоро подойдут наши. Держись, браток. С приветом. Кривоногов».
