Илья Маркин - Люди грозных лет
— Ничего пока, держатся, танк подбили, — ответил кто-то из пулеметчиков.
* * *К вечеру подошли еще два танка, и жандармы бросились в атаку. Отбиваясь, бондаревцы отходили к оврагу. Из пятидесяти в живых оставалось только шестнадцать. Когда сгустилась ночная тьма, Бондарь приказал Козыреву разобрать последний уцелевший пулемет и подготовиться к прорыву.
В кромешной тьме, рассекаемой беспрерывными вспышками выстрелов, рванулись шестнадцать человек через лес, через поле прямо на северо-восток. Не ожидая такой дерзости, немцы растерялись на мгновение, и бондаревцы, проскочив поле, вырвались в лощину. Позади отчаянно трещали пулеметные и автоматные очереди, впереди гремела отдаленная канонада, кровавыми всполохами горело ночное небо.
Глава семнадцатая
По жеребьевке с ребятами Алексею Гвоздову достались три гектара до пыли вытоптанного скотиной пара. Сам по себе этот участок был невыгоден и по твердости грунта и по расположению на косогоре. Гвоздов знал, что на таком поле трудно развернуться, но, несмотря на это, был уверен, что норму перевыполнит, не даст ребятам обогнать его. Прежде всего он достал скрываемый от ребят напильник, заново отточил сошники и, любуясь своей работой, снял колеса, прочистил ступицы, залил свежего машинного масла и, отрегулировав так, что колеса легко и долго вращались от малейшего толчка, поставил плуг в борозду.
Когда крайний от Гвоздова Ленька Бочаров уже объехал два круга, Гвоздов только пустил своих лошадей. Он плавно направлял их, захватывая землю на полные лемехи, и с удовольствием смотрел, как мягко отваливались две широкие ленты жирной земли. Лошади шли легко, помахивая в такт шагу головами. Гвоздов изредка шевелил вожжами, поторапливая их. После трех кругов лошади вспотели. Гвоздов остановился, перекурил и снова тронул. Погода была прохладная, и до наступления жары Гвоздов решил поднажать. Подхлестывая лошадей, он шел за плугом, не замечая, как все жарче припекает солнце, как лошади уже не только вспотели в пахах, а стали совсем мокрые, как Ленька и другие ребята уже несколько раз останавливались на отдых. Мысли Гвоздова перескакивали со своего хозяйства, с хорошо прижившихся пчел, с усыпанного яблоками сада на колхозные дела. Думая о председателе колхоза, он видел себя на этом месте и прикидывал, как бы он повел хозяйство, отчетливо представлял, как он выдвинется на первое место в районе, как почтительно будут говорить о нем. Эти мысли радовали, веселили Гвоздова.
Часам к двенадцати, когда солнце нестерпимо палило мокрую спину и взмыленные лошади все чаще и чаще спотыкались, Гвоздов остановился и крикнул проезжавшему невдалеке Леньке:
— Распрягай, довольно! Лучше вечерком прихватим.
Ленька, видимо, только и ждал этой команды, быстро поснимал хомуты с лошадей, вскочил на вороную кобылу и подъехал к Гвоздову.
— Ух, ты сколько махнул-то! — удивленно вскрикнул он, осматривая участок Гвоздова. — Ты же больше половины вспахал.
— Ну, откуда половина, — зная, что действительно вспахано более половины участка, с деланным недовольством ответил Гвоздов, — может, немного побольше трети.
— Даже если одна треть, и то целый гектар, — восхищался Ленька, — и как это у тебя все получается. Я вон, ну, не больше полгектара поднял.
— Привычка, браток, навык, — равнодушно ответил Гвоздов, — я на пашне с восьми лет. Считай, двадцать пять лет стажа.
— Нет, одна привычка ничего не значит, — не соглашался простодушный Ленька, — талант у тебя, вот что.
— Какой там талант, — отмахнулся Гвоздов, — разве у пахаря бывает талант. Да, а ты читал в газете, — навел он восторженного Леньку на давно подготовленный разговор, — там про одного сибирского пахаря. Так его расхваливают, и, знаешь, за что? За то, что на паре коней ежедневно по полтора гектара поднимает.
— А что ж тут особенного? — удивился Ленька. — Ты же вчера один и восемь вспахал, а нынче не меньше двух гектаров…
— Вот я и говорю — ничего особенного, — равнодушно сказал Гвоздов, — а пишут, и не где-нибудь, а в центральной газете.
Ленька ничего не ответил, мысленно решив нынче же написать в районную газету о рекордах Гвоздова. Но, вспомнив, как мала по размерам районная газета, он передумал, намереваясь писать прямо в областную. Эта мысль так взвинтила восторженную натуру Леньки, что он, не ожидая вечера, сразу же после обеда, пока кормились и отдыхали лошади, засел за статью. Как редактор колхозной стенной газеты, он считал себя заправским журналистом и в самом начале статьи хотел написать что-нибудь о природе, как она волнуется, встречая раненого фронтовика, однако природа почему-то не подчинялась Ленькиному перу, и он, порвав несколько листков, отказался от описания природы и начал статью так:
«Жителя деревни Дубки Алексея Мироновича Гвоздова на фронте постигло большое несчастье. Коварным вражеским осколком его ранило в руку, и он на всю жизнь остался с тремя скрюченными пальцами».
Такое начало особенно нравилось Леньке. Дальше он писал, как Гвоздов приехал в колхоз, как стал пахарем, как ежедневно перевыполняет нормы. Минут за сорок настрочив целых десять страниц, Ленька оставил место, чтоб вечером вписать сегодняшнюю выработку Гвоздова, и гордо подписал свою статью: «Рядовой колхозник А. Бочаров».
Каждый день с волнением ожидал он областную газету, торопливо просматривал ее и сердито бросал: его статьи все не было. Когда уже нетерпение Леньки достигло предела, в колхоз, на какой-то попутной подводе, приехала худенькая, остроносая женщина с военной сумкой в руках и прямо на пашне разыскала Леньку.
— Вы Алексей Бочаров? — спросила она оторопевшего Леньку.
— Я, — солидно ответил он, недоумевая, что этой городской женщине нужно от него.
— Я сотрудник областной газеты, — подала она Леньке совсем маленькую, как он определил, птичью руку, — Галина Червонкова. Меня прислал редактор по поводу вашей статьи о пахаре Гвоздове.
В газетах Ленька особенно любил рассматривать фотографии и под ними часто видел, как ему казалось, важную и гордую надпись: «Фото Г. Червонковой». Теперь эта самая Г. Червонкова, маленькая, неказистая, с жидкими, гладко зачесанными назад волосами, стояла перед ним.
«Вот если бы сфотографировала! Карточки, видать, она мировые делает, не то что на пятиминутке», — блеснула у Леньки заманчивая мысль.
А Червонкова, словно бисер рассыпая слова, продолжала неумолчно расспрашивать едва успевавшего отвечать Леньку. Ее интересовало буквально все: и когда Гвоздов выезжает на работу, и какие у него лошади, и какой плуг, и сколько лет самому Гвоздову, и где он воевал, и какая у него семья.
— Да вы с ним поговорите, — не выдержал Ленька вихря вопросов, — вон он, сам Гвоздов, пашет.
И Гвоздова сотрудница редакции осадила градом вопросов, но отвечал он, не в пример Леньке, строго и обстоятельно. Поговорив минут двадцать и что-то начеркав в своей потрепанной книжице, Червонкова достала, наконец, из полевой сумки так ожидаемый Ленькой маленький, весь в коричневой коже блестящий фотоаппарат, прицелилась на Гвоздова, щелкнула чем-то и игриво обернулась к Леньке.
— Ну, а теперь и вас заодно. Только это личное, не для газеты.
Хоть и оскорбителен был для не страдавшего скромностью Леньки смысл ее слов, он не обиделся и, подмигивая Гвоздову, принял ухарски красивую позу.
А вечером Ленька и Червонкова больше двух часов просидели в правлении колхоза, редактируя его статью. Мокрый, взъерошенный Ленька, вытирая обильный и такой постыдный для него пот с лица, спорил с Червонковой, отстаивая каждую свою фразу, но, сраженный целым потоком доказательств сотрудницы газеты, сдавался, принимаясь спорить за новую фразу.
Когда статья была закончена, переписана начисто и Ленька прочитал ее, у него от удивления пламенем загорелись уши. Большая, на восемь страниц, статья была так красиво и гладко написана, что ему только и оставалось шумно вздохнуть, крутнуть головой и сказать:
— Вот это да!
— А теперь подписывайте вот здесь внизу, — придвигая Леньке последний листок, сказала Червонкова.
— Как? Я подписывать? — удивился Ленька.
— Конечно, вы же автор.
— Кто, кто? — не понял Ленька.
— Вы автор этой статьи, — повторила Червонкова.
— Это, значит, писатель?
— Вроде, — засмеялась Червонкова.
— Нет, нет, — замахал руками Ленька, — уж на худой конец вдвоем тогда.
— Нельзя так. Вы наш корреспондент теперь, селькор. А я сотрудник редакции. Мое дело помогать молодым селькорам редактировать материал, за это мне и зарплату выдают и командировочные. Вот тут подписывайте, — уже совсем строго приказала она, и Ленька был вынужден покориться, дрожащей рукой выводя свои имя и фамилию.
Теперь областная газета для Леньки стала самым необходимым в жизни. Ни районная, ни центральная газеты для него больше не существовали. Едва завидев почтальона, он стремглав летел к нему, с ходу вырывал газету и тут же, не отходя, торопливо бегал по ней глазами.
