Аарон Аппельфельд - Цветы тьмы
– Что, дружок?
– Куда мы идем?
– Ты сам слышал, – коротко ответила она.
Выяснилось, что они были очень близко к городу и совсем рядом с рекой. Хуго ясно помнил долгие прогулки с отцом. Это всегда были часы созерцания и любви к природе. Особенно он любил такие прогулки летом. По пятницам после обеда на обратном пути им встречались бородатые евреи, шедшие в синагогу. При виде этих евреев папа отчего-то умолкал. На вопрос Хуго, действительно ли это настоящие евреи, папа давал длинный ответ, который больше запутывал дело, нежели прояснял. Сейчас Хуго вспомнилось это папино легкое смущение и следовавшее за ним молчание.
– Мы пойдем через город? – спросила Марьяна, не оборачивая головы.
– Штаб на окраине. Мы уже недалеко.
– Почему бы вам не отпустить меня, братики? – обратилась она к ним без мольбы в голосе.
– Мы при исполнении, нам служба не позволяет.
– Мы же братья, украинцы и дети украинцев. Что если вы скажете, что не нашли меня?
– Мы тебя уже три дня ищем и не можем возвратиться с пустыми руками.
– Я вам вдвое заплачу.
– Мы коммунисты и верим товарищу Сталину.
– Мы украинцы и верим в Бога и в Иисуса, Его Мессию. Один вождь уходит, другой приходит, а Бог пребывает навеки, – в ее голосе ощущалась сила.
– Коммунизм отменил старые верования! – Конвоира она не убедила.
– Я бы поостереглась Бога дразнить. Бог на небесах все слышит, и в Судный день мы все перед ним предстанем.
– Ты что, угрожаешь нам?
– У меня нет пистолета, чтобы вам угрожать. Я хотела предупредить вас, что украинцы не теряли веру в Бога даже в самые мрачные дни.
– Чего ты хочешь? Мы всего лишь выполняем, что нам поручено. Если у тебя есть претензии, выскажешь их в штабе. Там они все выясняют, во всем у них порядок, тебя выслушают и отпустят.
– Я хотела вам напомнить, что я верная дочь нашего племени. Никто из нас не без изъяна. Я и в преисподней была с Богом наших предков. Ни на миг не оставляла Его.
– На небесах тебя оправдают, – коротко ответили ей.
– Я надеюсь, что и вы меня оправдаете, хотя бы ради моего сына, у которого живой души нет на этом свете.
– А где его отец?
– Бог его знает.
– Расскажешь все в штабе, они тебя выслушают и отпустят.
– Они же коммунисты, они в Бога не веруют. Я бы на вашем месте сейчас отпустила. Сколько вам за меня заплатят?
– Мы тоже коммунисты и все делаем по убеждению, – отверг он ее просьбу.
Они вошли в городское предместье, и Хуго сразу узнал его. Все тут было усажено тополями, высившимися в каждом дворе и на каждом тротуаре. У его папы был приятель юности, украинец, к которому они иногда заходили на обратном пути домой после прогулки вдоль реки.
Шли они по этому спокойному месту, как вдруг со всех сторон послышались крики. Сперва Хуго показалось, что они выражали удивление и сочувствие, но тут же выяснилось, что это на самом деле злобные выкрики и проклятья. Не прошло и нескольких мгновений, как на них обрушился град камней. Марьяна схватила свой чемодан, пытаясь защитить лицо, как она это делала, когда как-то пошел настоящий град. Конвоиры ухмыльнулись:
– Люди тебя узнали. Откуда, интересно, они тебя знают? – спросил один из них, зная ответ и желая поддеть ее.
– Они с ума посходили, – ответила Марьяна, как будто все это к ней не относится.
Они шли, окруженные зеленым покоем весны. То, что произошло с ними всего за несколько минут до того, казалось сейчас случайной вспышкой, и Марьяна возобновила свои просьбы:
– Пожалейте меня. Отпустите меня домой.
– Куда это – домой?
– Моя мать умерла, я пойду к сестре.
– Твоя сестричка не очень-то обрадуется.
– Откуда ты знаешь?
– У меня с ней был долгий разговор.
– У моей сестры часто меняется настроение, – попробовала она оправдаться.
Но когда они вышли из длинной тихой аллеи, ее снова узнали и снова стали швырять в нее камни. На этот раз конвоиры действовали быстрее и встали на ее защиту, покрикивая на бросавших. Когда это не подействовало, стали стрелять в воздух. Камни же швырять перестали.
– Это вы хорошо сделали, – сказала Марьяна, вздохнув с облегчением.
Они были уже неподалеку от штаба. Марьяна бормотала не переставая, но конвоиры не реагировали. Они были напряжены, и каждому, кто осмеливался швырнуть камень или тяжелый предмет, конвоир грозил пистолетом. Как видно, им было важно доставить Марьяну в штаб в целости и сохранности.
Со временем Хуго будет много думать об этом мучительном походе. Будет пытаться припомнить каждое сказанное и каждое непроизнесенное слово. Марьяна знала, что ее ждет. Она пробовала спастись, но все были против нее, и ее мужество ей не помогло.
Они были уже близко. И сейчас он любовался ее сдержанными движениями и гордой красотой. Даже унижение не омрачило ее ясного взгляда.
– Боже, защити Марьяну, – сказал он и ощутил дрожь в коленях. И тут они подошли к воротам штаба.
– Ну, вот и все, – сказал человек с пистолетом, довольный, что ему удалось довести свою добычу до клетки.
Марьяна поставила чемодан на землю и сказала:
– Постереги чемодан, дружок, скоро я вернусь, никуда не уходи.
Она поцеловала его в лоб и не спеша подошла к низким воротам, пригнулась и исчезла из виду.
61Хуго застыл на месте. Это был его город, ему были знакомы его улицы и переулки. И по этому не слишком роскошному району он проходил не однажды. Он огляделся в поисках кого-нибудь из знакомых, но увидел только русских солдат в длинных шинелях. Шли груженные охапками дров крестьяне, да голодные псы слонялись по улицам.
Прошел час, а Марьяна не возвращалась. До него только теперь дошло, что ее допрашивают о ее связях с немцами и обвиняют в измене. Как будто сквозь пелену представилось ему, как она кричала и рыдала, когда над ней издевались по ночам, как угрожала ей по утрам мадам. Тогда он не вполне осознавал весь этот кошмар. Сейчас же, когда он стоял возле часового и ждал ее, зерно истины как бы очистилось от скрывавшей его шелухи. Через пару часов он устал, сел на землю, раскрыл чемодан и, к своему удивлению, нашел в нем еще немного сыра и хлеба. Он съел их, и голод прошел. Оглядываясь вокруг, он заметил повариху Викторию в сопровождении двух солдат. Ее появление удивило его, и он хотел было подойти к ней, как подходят к знакомому человеку в чужом месте, но тут же вспомнил, что она его не любила и обвиняла в том, что он ставит под угрозу обитательниц заведения.
– Что вам от меня нужно? – спросила она одного из конвоиров.
– В штабе все объяснят, – ответил тот раздраженно.
– Я уже не молодая, – сказала она и улыбнулась.
Улица заполнилась народом. Среди местных жителей выделялись беженцы в длинных мешковатых пальто.
– Ты кто такой? – обратился к нему один из беженцев.
– Меня зовут Хуго, – не стал он скрывать.
– Ты сын Ганса и Юлии?
– Верно.
– Ступай на площадь, там суп раздают, – сказал тот и пошел дальше.
Это неожиданное обращение к нему и то, что кто-то вспомнил имена его родителей, вызволило его из состояния страха, в которое он был до сих пор погружен. Перед глазами встали папа и мама, не в образе испуганных беженцев, мечущихся по улицам, а спокойно идущие – так они по вторникам шли в кафе повидаться с друзьями.
Одна за другой появлялись обитательницы заведения. Их сопровождали солдаты, а народ встречал оскорбительными возгласами. Даже Сильвию, пожилую уборщицу, и ту привели. Ее маленькое морщинистое лицо застыло в изумлении и как бы говорило: „Это ошибка, я уже старуха, я была только уборщицей“. Конвоиры не обращали на нее внимания. Они настороженно стояли рядом с арестованными женщинами возле запертых ворот. Из-за тесноты собравшаяся толпа имела возможность выражать свою радость не только глумливыми криками, но и похабными жестами. Часовые даже не пытались никого утихомирить.
Хорошо, что Марьяна уже внутри и избавлена от этого издевательства, подумал Хуго.
Большинство из женщин он знал, хотя и не по именам. Среди них выделялась, как и всегда, Кити. Лицо ее выражало нескрываемое удивление. Тут она выглядела еще более по-детски, чем в заведении, и ее глаза как будто спрашивали все время: из-за чего весь этот шум?
Арестантки не жаловались и не протестовали, а только удивлялись, почему ворота не открываются. Если бы ворота открылись, это избавило бы несчастных от проклятий и насмешек, сыпавшихся на них со всех сторон. Хуго подошел к ним поближе и разглядел получше: симпатичные женщины, некоторые из них похожи на Марьяну. А вместе они смотрелись кучкой обездоленных сирот. Ему очень хотелось подойти к ним и что-нибудь сказать, но суровые конвоиры не позволяли никому приближаться. Так продолжалось еще долго, казалось, что женщины так и будут стоять, пока их не отпустят. Одна из них, высокая и очень похожая на утонувшую Нашу, спросила конвоиров:
