Герберт Крафт - Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою
Моя машина, ставшая совершенно бесполезной на этой обледеневшей грязи, продолжала стоять в укрытии, в то время как я участвовал в действиях разведывательных и ударных групп, нес караульную службу в окопах или помогал вытаскивать из зоны огня раненых и убитых, которых потом отвозили в тыл на полугусеничных машинах.
Наконец-то прибыло пополнение из Рейха. Это были еще молодые добровольцы, поступившие на службу в войска СС. Однако они могли лишь частично восполнить потери. Их хватило только для того, чтобы постепенно сменять постоянно сидящих в окопах солдат, чтобы те смогли пройти санитарную обработку, сменить обмундирование и отдохнуть.
После отражения попытки прорыва русских войск и нашего перехода в оборону на замерзшей местности на нашем участке фронта стало значительно тише.
Это значит, что мы, как и прежде, лежали в окопах под градом бомб вражеской авиации, отражали попытки русских ударных групп нащупать слабые участки в нашей обороне, перерезать наши линии телефонной связи, прятались от снарядов и мин противника, слушали разлагающую пропаганду, которую противник вещал через громкоговорители на прекрасном немецком языке, обещавшую хорошее обхождение с пленными и перебежчиками, еду, крымское вино, женщин и самое главное: жизнь и возвращение на родину. В полосе соседней 30-й дивизии противник подстрекал теми же средствами против нас: «Вы, храбрые солдаты вермахта, истекаете кровью на фронте, в то время как эсэсовцы едут в отпуск, чтобы по заданию Гиммлера оплодотворять ваших жен для воспроизводства нордического пушечного мяса. Вы голодаете, тогда как ваш паек отдают в качестве дополнительного пропитания эсэсовским ублюдкам. Не давайте этому продолжаться! Вы тоже имеете право на отпуск, общение с женами и пропитание!»
И так — каждый день.
На деревьях еще кое-где сохранилась листва, когда начались первые снегопады. Уже в конце октября термометр показывал минус десять градусов. Грязь под ногами превратилась в камень. Все водители должны были следить за тем, чтобы их машины не вмерзли в грунт, чему способствовали перепады температуры.
Мы снова стали строить зимние землянки. К тому времени мы уже кое-чему научились. Саперы не могли работать за всех. Они еще иногда занимались тем, что при слякотной погоде строили гати из бревен, чтобы обеспечить движение по дорогам весной. Все свидетельствовало о том, что мы надолго останемся на достигнутых позициях, и это было для нас хорошо. Это бы внесло снова порядок и организацию в наше снабжение.
Михальцово — маленькая точка между находящейся на дороге к Красее и находящейся по ту сторону Каменной Горы у теперешней линии фронта. Доктор Бутцаль, в то время унтерштурмфюрер СС и батальонный врач, его санитар унтершарфюрер Ваннер с помощью пленных советских солдат приступили к строительству зимней землянки.
Сначала мы целый день жгли огромный костер на размеченной площадке между развалинами домов. После того как оттаял верхний слой, мы начали кирками и ломами разбивать землю и вынимать ее лопатами из ямы 4 на 4 метра. Я был постоянно с добровольными русскими помощниками, наблюдал за ними и работал вместе с ними. Они получали такое же пропитание, как и мы, для них было большим преимуществом быть прикомандированными к дивизии. За ночь дно ямы снова замерзло. Но наученные горьким опытом, мы еще вечером вырыли в дне глубокие узкие шурфы, в которые утром заложили ручные гранаты, которые подорвали взрывом еще одной гранаты. Благодаря этому удалось хорошо разрыхлить землю.
После нескольких неудачных попыток мы построили землянку отчасти по русскому образцу, отчасти по немецкому практичному разумению. Землянка была сделана в три наката из тщательно подобранных бревен, накаты были пересыпаны слоями земли. В обозе мне удалось «организовать» большой кусок трофейного брезента, который мы положили сверху на земляную насыпь для защиты от дождя.
С помощью пленных я начал складывать большую печь. В то время как снаружи в большом котле разваривали глину, чтобы скрепить ею добытые в руинах деревенских домов кирпичи, в землянке подрастала моя первая конструкция. Это была комбинированная печь — спереди помещалась большая топка с плитой, добытой в разрушенном доме, а за ней — многоходовая печь двухметровой высоты. К Рождеству мы закончили последние работы по сооружению нашего жилища. Доктор Бутцаль и Ваннер пригласили пленных к столу. Пока они пробовали с ними разговаривать по-чешски, они смогли поесть досыта и получили еще еды с собой, когда я отводил их в охраняемую землянку. Потом мы попробовали провести первую топку, которая, к моему разочарованию, совершенно не удалась. Каждый раз пламя вырывалось из топки наружу и наполняло землянку дымом, пока санитар не догадался снаружи сунуть в трубу комок горящей бумаги. Тогда возникла тяга, печь растопилась и раскалилась плита. Почти торжественно мы поставили на нее котелки, наполненные снегом, и стали наблюдать за его превращением в воду. До сих пор мы были вынуждены разогревать все на открытом огне снаружи. Это можно было делать только днем, вечером на костер обычно сразу же слетались «подарки» с другой стороны. Втроем мы стояли вокруг нагревающейся печи и радовались как дети тому, что можем уже не мерзнуть на улице. Ранняя зима принесла нам уже температуру ниже 30 градусов. Ну и что такого, что наша печка дымила изо всех швов и делала похожей нашу землянку на сауну? Три наката бревен, толстая дверь, утепленная тряпьем, отделяли нас от ледяной ночи, а ясный огонь в топке не давал нам больше замерзнуть. Чего еще не хватало нам?
По случаю сочельника сегодня выдали маркитантские товары: шнапс, вайнбранд, сигареты и шоколад. Как стемнело, подъехал тягач с полевой кухней, в которой было великолепное свиное жаркое с гарниром. Раздали рождественскую почту. Мне пришли письма от матери и от Эрики.
Чехословакия, Польша, Франция, Советский Союз. Куда еще забросят наши войска? Из узкого круга моих товарищей вырвало уже двоих. Бфифф лежит уже далеко позади в Уторгоши, а Буви в двух километрах за мной в Горшковичах. Где приютился Мик в эту рождественскую ночь? Где-то гремит артиллерия. Фронт продолжает действовать и в эту ночь. Дальше к юго-востоку наши товарищи воюют в излучине Волги при тридцатиградусном морозе и пурге. А мы можем сидеть в земном лоне, в нашей землянке, под тремя накатами бревен и у теплой печи.
После Рождества температура постоянно снижалась. Сильный ветер нес кристаллики льда, и с открытыми глазами ходить было невозможно. Нам противостоял новый противник — зимняя ударная группа, хорошо обученная, вооруженная, стойкая и жесткая, как сталинская гвардия. Ее солдаты атаковали днем и ночью на лыжах, неприметные в своих маскировочных халатах.
Советы своевременно позаботились о своих солдатах. Валенки, ватные штаны и телогрейки, меховые рукавицы и шапки, лыжи и сани были их стандартным оснащением. Оружие их тоже хорошо стреляло на морозе. А мы без зимнего обмундирования лежали в наших ледяных пещерах. На летние шинели мы набрасывали одеяла, словно накидки в армии Наполеона. Через до смешного тонкие шерстяные перчатки продувал ледяной ветер. В окаменевшие от мороза сапоги мы закладывали газеты. Единственной пригодной частью обмундирования на таком холоде были шерстяные подшлемники, на которых у рта постоянно нависали сосульки.
Мороз пробирал до костей. Наброшенные одеяла деревенели на морозе. На затворах замерзала даже жидкая смазка. После первого выстрела пулеметы безнадежно клинило. Серая полевая форма на белом снегу делала из нас великолепные мишени для противника. С горечью мы признавали неспособность руководства.
Разнесся слух, что рейхсфюрер СС Гиммлер приедет на фронт. Я бы его с большим удовольствием поводил бы по заболоченному лесу.
Насколько мы уважали своих фюреров, настолько мы не любили Гиммлера. Причина этого заключалась не в последнюю очередь в том, что одно время нас заставляли охранять концлагеря. А его мы считали за это ответственным.
— А он что, будет здесь гулять в черном летнем пальтишке? — спросил нас доктор Бутцаль.
— И завернутым в «Фёлькишер беобахтер» вокруг живота, — добавил Ваннер.
Ужасный мороз способствовал быстрому сокращению снабжения войск. Казалось, что мы надолго сели на сушеные овощи и сыр в тюбиках. Поддерживать машину на ходу становилось все труднее. Аккумулятор приходилось хранить у теплой печи. Но даже с помощью заводной ручки он с утра не смог завести мотор. Со свечой всю энергию на себя забирал стартер. Жидкого зимнего моторного масла не было. Только с большим риском разведя огонь под картером, можно было рассчитывать на перспективу запустить мотор. Последствием этого было неизбежное сжигание изоляции и короткие замыкания проводов. К несчастью, из-за этого вышел из строя «Мерседес» командира, и он ухватился за меня с моим «Адлером». Поэтому я стал часто бывать в Демянске — маленьком городке южнее нашего района обороны. На самом деле это местечко на Валдайской возвышенности было «задницей дивизии». В нем сидели все службы: командный пункт дивизии, колонны снабжения, ремонтно-восстановительная рота, хлебопекарная рота и колбасный завод, госпиталь, лазарет для военнопленных, короче все, что на солдатском немецком обозначается словом «сзади».
