Артур Черный - Комендантский патруль
Жестокая жара, кажется, расплавляет весь город. Рыжее солнце, зацепившись за центр неба, упрямо висит на месте и не может сдвинуться к горизонту. Сухой гроб нашего общежития, накалившийся всеми досками, выгоняет меня на задний двор отдела к крану с желтой водопроводной водой. Теплая и мутная, она слабо течет по моей шее, лицу, ладоням.
В середине дня в отдел приходят двое высоких чеченцев. Они долго переминаются с ноги на ногу и переговариваются, решая, писать или не писать заявление о краже. В конечном итоге раздумывают и собираются уходить. Дежурный майор спрашивает о причине отказа. Старший из заявителей охотно поясняет: «Вам скоро все равно всем влетит тут по первое число, так еще и нам достанется за эту бумажку. Вы что, не видите, люди из города валом валят?»
Ну что ж, хоть повеселимся немного. Надоело уже сидеть смерти ждать.
Перед вечерним построением в кабинете Тайда Рамзес Безобразный, упирая на нежелание Тамерлана строчить доносы на подчиненных, упрашивает начальника, чтобы тот поставил его на место последнего: «Я этих участковых заставлю работать! Гонять их каждый день буду! Мне здесь ни министр, ни президент не страшен!»
На самом построении Рамзес, скрючившись на крыльце перед строем, стягивает с ноги грязный, почерневший изнутри башмак и несколько минут, не обращая ни на кого внимания, ковыряется в рваном носке, поочередно засовывая пальцы в мелкие дыры. Надев башмак, этой же рукой он лезет в нос, извлекая оттуда зеленые сопли.
17 июля 2004 года. Суббота
В полночь в дежурной части отдела раздается звонок из республиканского МВД: силами РОВДа выставить на Минутку ночной патруль.
Я и еще десяток попавшихся под руку Безобразному, что так неудачно для нас заночевал здесь в роли ответственного, едем на площадь охранять спокойствие полковников чеченского МВД, что, надо полагать, спят и видят, как бы дать нам подмогу.
На трех машинах, без назначенного старшего патруля и без всякого сопровождения, наша группа въезжает на пустеющую Минутку.
Встав у центрального кольца, подставив открытые спины черным провалам улиц, мы замираем в молчаливом ожидании перемен. Как корабль, заплывший не в ту гавань, ищет свою оставленную родину, так и мы никак не можем найти свою. Пристань своих надежд. Надежд на будущее, которого нет. Разве есть оно у этого города? Разве будет когда-то? Кровавый туман прошлого застилает и не пускает его в путь. Слово-то какое: будущее!..
Где она, та родина, в которой нет этой раздолбанной Минутки, этих бессонных ночей, этого раздавленного, омертвевшего города? Потерянная страна детства. Есть ли она у нас, была ли когда-то? У меня да, была. И еще есть, еще не поздно вспомнить о ней. А есть ли она у них, чеченцев, стоящих рядом? А у них ее нет. Их родина залита кровью, разрушена и поставлена на колени. Мне есть куда вернуться отсюда, а им некуда. И до конца их жизни не состоится это возвращение на ту, оставленную когда-то родину. Кого винить в братоубийственной войне? Кто пролил первую кровь, стравил два народа, развел их по разные стороны? Русские ли? Чеченцы ли?..
Через долгие годы войны, через тысячи смертей и океаны людского горя мы снова пришли друг к другу и протянули руку помощи. Они нам, мы им. Вот они, стоят рядом: жизнерадостный и решительный Плюс, спокойный и храбрый Пророк, неторопливый и упрямый Воин Шахид. Все те, в ком я сейчас уверен не меньше, чем в самом себе. Мы ли враги, нам ли драться друг с другом?
Чернильные покровы крадущейся тьмы переплывают за порушенными многоэтажками. Грозный, который вряд ли встанет из развалин… Оставленные и поруганные храмы прошлого, словно вставшие из могил мертвецы, торчат из земли белыми костями расколотых плит.
Где-то со стороны Гудермесской тонко взвывает сигнальная мина. Часовые постов посылают во тьму кинжальный огонь из оружия.
Около двух часов ночи мы задерживаем двух непомерно дерзких алкоголиков, что без всяких документов, удостоверяющих личность, а при этом и на машину, раскатывают в таком виде по далеко не мирному городу. Оба доставляются в отдел. Сидевший за рулем садится на ступеньки крыльца и встать уже не может. Его товарищ почти час материт по-чеченски всю милицию и наш РОВД. Чеченцы отдела с интервалом в пять минут поочередно трясут того за грудки и без толку шумят. Для меня так и остается загадкой, почему он еще не лежит с разбитым лицом на асфальте.
Вскоре от криков просыпается Рамзес Безобразный. Он вносит корректировки в разборку и, пошушукавшись с буйным задержанным, отправляет того домой якобы за документами на себя, машину и товарища. Задержанный уходит, а второго, сломив сопротивление дежурного, боящегося любой ответственности, мы бросаем в отдельную камеру для такого рода пропойц.
Безобразный строит нас на плацу и отправляет вновь до утра на Минутку, не забыв наказать, что после всех ждет грандиозная зачистка. Улучив момент, когда начальник ненадолго чем-то отвлекся, все бросаются врассыпную. Через минуту я уже засыпаю в кубрике.
В 05.00 мы строимся на зачистку.
Пригнанные аж с Шали армейцы гонят колонну своих БМП по улицам города. Пронзительный, режущий скрип траков и лязг десятков гусениц закладывает уши. Небывалая толпа военщины валит на землю из открытых кузовов «Уралов» и «ЗИЛов»: ОМОНы, ФСБ, ВВ, временщики, сотрудники нашего отдела. Не меньше трех сотен людей в разномастных камуфляжах берут в кольцо городской поселок Войково.
Я назначаюсь старшим армейского наряда. Экипаж БМП перекрывает выходящую из поселка дорогу. Задача вояк — не допустить и не выпустить ни одного транспорта из зоны зачистки. Моя задача — кропотливая и придирчивая проверка паспортного режима толкающихся здесь пешеходов. В самом поселке ковыряются ФСБ и ОМОНы.
Все вояки — контрактники. Может, в своей части этот экипаж живет вполне сносно и мирно, но здесь все лаются друг на друга, как собаки, порой из-за каждого пустяка: почему у тебя автомат в машине? что ты встал тут, конь? хватит кругами ходить, задолбал!.. и все в таком духе. Одеты они в засаленную, пропитанную мазутом, штопанную-перештопанную и выцветшую форму. Из-под смятых воротничков тянутся коричневые шеи. Нищая и завшивленная наша армия, умеющая только одно: исправно воевать и побеждать…
Никто из проходящих чеченцев не подает солдатне в протянутые руки своих паспортов, если рядом я. Увидев звезды на погонах, все скоро суют документы мне.
В обед вояки заводят свою БМП. Черный солярный дым мажет синий солнечный воздух. Выглянув из-за угла и увидев их, рассаживающихся на броне, мы собираемся домой в отдел. Зачистка окончена. На главную дорогу втягивается разорванная, растасканная по частям колонна. Подняв скорострельные свирепые пушки и расколов лязгом металла затишье, из города медленно выползают военные. Хвост гудящей стальной колонны исчезает за вздыбленными руинами Минутки.
На заднем дворе отдела второй раз на неделе я стираю пропитанный потом камуфляж.
В сонной тишине кубрика проходит целый день.
С вечера мы уже копим на утро силы для завтрашней зачистки. Оповещенный о ней заранее, я тихо радуюсь скорому приближению тоскливого этого мероприятия, за которым так быстро и неумолимо летят целые дни. Дни, которые приближают меня к дому.
Где-то вдалеке размеренно и тонко запел вечернюю молитву мулла. Стоящий на посту молодой чеченец в знак уважения закрыл глаза и плавно кивнул.
18 июля 2004 года. Воскресенье
Зачистка с красноярским ОМОНом. Нежилой сектор за Минуткой. Ночью был дождь, и вода стоит перед нами в высоких стенах трав. Здесь не перешагнуть через кусты и не обойти деревья. Здесь нет ни одной тропинки, не лежит под ногами твердое полотно дороги. Целая улица длиною в километр — сплошное месиво из желтых глиняных руин, утонувших в зеленых покрывалах природы. Огромные косматые заросли репейника и дикого винограда скрывают человека с головой. Колючки их когтистых лап дотягиваются до уцелевших крыш, скребутся о надломленные, падающие стропила. На месте одного из домов без крыши и стен, над проломленным крыльцом торчит покосившийся набок дверной косяк. Приоткрытая, изрешеченная пулями дверь надсадно скрипит при легком толчке. Так скрипит крышка гроба над покойником. Между некоторыми дворами нет даже заборов. Их очертания можно лишь угадать по слабым, неровным, бегущим в разные стороны буграм.
В конце пути мы взбираемся по рухнувшим, переломанным лестницам расколотых на части пятиэтажек. С дырявой крыши кирпичного исполина я раскачиваю и толкаю вниз крупный обломок стены. Пыльный и тяжелый, он громко шлепается под окнами первого этажа и тут же замирает. Кто-то из омоновцев внизу кричит своим:
— Участковый-то наш на тот свет решил всех отправить! Забыл, чью кашу по утрам жрет!
Вернувшись с зачистки, до самого обеда я сплю, а затем вместе со всеми участковыми и пэпээсниками убываю в личное распоряжение Великого и Ужасного Рамзеса Безобразного. Через пять минут мы уже едем на Окружную, где замечена разборка домов. Задача наша проста: найти, задержать, обезвредить, доставить Рамзесу. Нагруженный кирпичом «КамАЗ», водитель которого замешкался и не успел скрыться, под конвоем едет к отделу. По пути на водителя нагоняет страха сидящий на пассажирском сиденье пэпээсник Серый:
