Петер Хенн - Последнее сражение. Немецкая авиация в последние месяцы войны. 1944-1945
– Мы никогда не увидим их снова, – сказал я Зиги.
Глава 17 ТРЕТЬЯ КАТАСТРОФА
Несколькими неделями позже я с остатками своей эскадрильи приземлился на аэродроме Таксерул, около Плоешти. Большая часть группы осталась в Нише.
Моя машина вернулась после капитального ремонта с новым двигателем, механик удовлетворенно потирал руки.
– Теперь я имею форсированный двигатель, герр лейтенант, которого никогда прежде не было. Он работает так ровно, словно он шарикоподшипник. Он урчит, как швейная машинка. Никакой утечки масла, ни малейших подтеканий охлаждающей жидкости, и магнето также первоклассное. Вы сможете выжать максимум из своих 1500 лошадиных сил. Если вы дадите ему максимальные обороты, то должны развить по крайней мере 565 километров в час. Я гарантирую это.
– Хорошо. Посмотрим. Ты действительно думаешь, что я смогу развить эту скорость?
– Я не думаю – я знаю.
Спустя десять минут нам приказали взлетать. Незамедлительные действия.
– Ну смотри у меня, Франц, не подведи. Я собираюсь попытаться достигнуть 565 километров в час.
– Удачи, герр лейтенант.
Я взлетел с тремя машинами. Мы должны были присоединиться к остальной части группы над Турну-Северином, около Железных Ворот.[149] Американцы снова собрали свои «горшки» и появились с тысячей самолетов.Я летел на бреющем. Метеоролог объявил, что нижняя кромка облачности находится здесь на 370 метрах, затем после Крайовы поднимается. Наше звено неслось в 45 метрах над землей. Я во главе и три унтер-офицера сзади. Мы летели над долинами, тянувшимися с запада на восток. Минут через двадцать полета курсом 275 градусов немного севернее Крайовы справа от себя я увидел деревню, расположенную по обеим сторонам дороги. Частично она была построена на насыпи, возвышавшейся над рекой. Слева был лес, низменные луга с подлеском, группами вязов, а дальше в 500 метрах справа от долины крутой склон, по которому вился серпантин дороги. Это было место, где меня поджидала моя судьба.
Я увидел перед собой яркую желтую вспышку, посыпались искры, я ощутил удар, а затем инстинктивно сбросил подвесной топливный бак и дернул на себя ручку управления. Самолет, освободившись от нагрузки, подпрыгнул и мягко заскользил вправо, в направлении деревенских садов. Я смотрел, как ко мне стремительно приближается побеленная крыша дома.
Цвета – только пляшущие цвета – красный, серый, зеленый, кольцами, кругами и волнообразные. Никакой боли, никаких ощущений, мой мозг был чист. Ничего. Отдых… Покой… Сон…
Внезапно серый цвет начал доминировать. Сначала бледный, он становился все гуще, пока не стал темным. Серый цвет опускался по спирали, неосязаемый, как туман, неуловимый, как дымка. Огромный диск спланировал и замер. Серый цвет был неподвижным, словно прибитым к месту, без движения, без толчков. Это могли быть море, слой облаков, проносившихся ниже крыльев самолета. Огромный парус, растянутый от одного края горизонта до другого. Я не чувствовал ничего. Я не слышал ничего. Ни звука. Неземное спокойствие. Я плавал в сером цвете, не видя ничего… купание в сером океане. Это был единственный цвет теперь, когда диск перестал вращаться.
Неожиданно я услышал над собой голос. Певучий, мелодичный женский голос. Я не понимал ни одного слова, которые она произносила, но голос продолжал звучать, и было приятно слышать его.
Впервые серая пелена начала распадаться. Женщина говорила. Конечно, женщина, потому что голос был нежным и ласкающим.
Туман понемногу рассеивался. Я ощутил какое-то движение – кто-то шел ко мне, медленно проталкиваясь сквозь сумрак. Наверное, это была женщина. Женщина, несущая свет и радость.
«Нет, она не должна уходить. Позвольте ей остаться». Это была моя первая мысль. Я сделал усилие, чтобы слышать ее, но серый туман немедленно снова сгустился, и голос стал более отдаленным, словно задыхающимся.
Меня охватила паника. Сильная паника. Казалось, что меня сжимало нечто теплое, мягкое и нежное.
Постепенно в моем мозгу прояснялось. Мрак прекратил накатывать на меня, и я ощутил себя больным. Медленно и равнодушно серый цвет превращался в белый, переливаясь тенями, которые плясали перед тем, как раствориться. Голос все еще был там. Беспорядочным эхом отражались другие голоса, но они не могли заглушить женский голос. Он парил подобно ангелу, восхитительный, синоним покоя. Я ощущал его где-то очень близко от себя. Я сжал руку в надежде удержать его, не дать ему улететь.
Внезапно я различил двигавшиеся расплывчатые образы, одетые в белое. Затем лицо, глаза – красивые глаза, глубокие и темные, смотрящие на меня, и приоткрытый рот.
– Как вы себя чувствуете?
Это был тот же самый голос. Я узнал его, хотя теперь он звучал по-другому.
Я сделал усилие, чтобы ответить, но отказался от этой попытки. Показалась рука. Маленькая, чуткая женская рука. Я ухватился за нее. Она спокойно легла на мою грудь.
– Сохраняйте спокойствие.
– Где я?
– Спите. Вы потерпели аварию… Сохраняйте спокойствие.
Новая серая волна унесла меня, и голос снова исчез. Я ощущал боль в голове, колющую, ноющую, неистовую. Пламя терзало мой лоб над левым глазом.
Падение. Скольжение. И дыра… большая черная дыра.
Когда я пробудился от своего кошмара, голос исчез. Все вокруг меня было бело, и я не мог понять, где я нахожусь.
Запинаясь, я произнес:
– Где голос? Тот, что только что…
Тогда я заметил, что лежал на кровати, в голове стоял белый ночной столик. На кровати белые простыни. Я почувствовал странный запах.
«Мне кажется, что это запах больницы, – подумал я. – Что я здесь делаю?»
Я был один в маленькой комнате, лишь в компании с цветами. Открылась дверь, вошла белая фигура, посмотрела и подошла к кровати.
– Вы чувствуете себя лучше?
Услышав этот вопрос, я хотел протянуть руку. Я ощутил, что все мое тело покрыто повязками. Я провел рукой по лбу и лицу. Много бинтов. Щеки, подбородок, уши исчезли под марлей и клейкой лентой. Мой нос, казалось, исчез.
– Где я?
– Не волнуйтесь. Вы должны отдыхать, – сказала медсестра, присаживаясь на кровать.
Она была молодая, с красивыми глазами, такими же как у цыганки в Бухаресте, но более прозрачными и более нежными. Бледное красивое овальное лицо с черными волосами, разделенными на лбу, зачесанными назад и наполовину скрытыми под колпаком медсестры.
«Я никогда не видел подобного колпака», – подумал я.
Затем я заметил, что еще раз взял ее руку. Незнакомка посмотрела на меня и улыбнулась. Она склонилась надо мной, и я услышал ее голос:
– Теперь вы должны немного поесть.
Я не был голоден и попытался покачать головой. Невозможно. Я был без сил. Женщина в одной руке держала ложку, а в другой – чашку. Она кормила меня словно ребенка. Я не чувствовал вкуса того, что глотал. Я знал, что это было нечто горячее и похожее на кашу. Я без сопротивления глотал ложку за ложкой. Мои глаза неотрывно смотрели на нее, на ее лицо, ее руки, ее волосы и, прежде всего, на ее улыбку. Она успокаивала меня и каким-то образом придавала мне мужества.
– Вы вели себя очень хорошо.
Медсестра поставила чашку на ночной столик и продолжала улыбаться. Я уже в третий раз спросил ее:
– Но где же я?
– Вы в Балше.
– Где это?
– В Балше.
– Балш… Балш – я не знаю такого. Что случилось? Во что я одет? Это не моя пижама.
– Вы в военном госпитале в Балше.
– Как я оказался здесь?
– Ваш самолет разбился. Вы летели очень быстро.
– Как?
– Да, вы упали на окраине города. Ваш самолет разлетелся на части.
– Нет.
– Да-да. – Она улыбнулась и погрозила мне пальцем. – Вы, немцы, слишком быстрые. А теперь успокойтесь и немного отдохните.
Что произошло? Что она мне сказала? То, что я потерпел аварию, а мой самолет разлетелся на части? Невозможно.
– Вас вытащили в последний момент. Было много крови, и ваша голова…
– Моя голова? Что со мной? Почему я обмотан, словно мумия?
– Говорите медленнее, или же я не пойму вас.
– Скажите мне, быстрее.
– Было четыре самолета, летевших очень низко. Вы сделали нечто похожее на это. – Левой рукой она изобразила пикирующий самолет. – Вы разбились в саду около дома. Они вытащили вас наружу. Теперь успокойтесь и спите.
– Я ничего не могу вспомнить об этом – вообще ничего. Скажите мне, что произошло. Я хочу знать.
Кто-то открыл дверь, и вошли два врача с другой медсестрой. Моя медсестра встала и подошла к одному из врачей. Он сел и взял мою руку. Я молчал. Он проверил мой пульс, кивнул, склонился надо мной и, потрогав мою голову, повернулся и стал говорить со своим коллегой.
Они были румынами, и я не понимал ни слова. Затем в разговор включилась моя медсестра. Именно ее голос я слышал некоторое время назад. Приятный, мелодичный, с большим количеством певучих интонаций. Когда она говорила по-немецки, он звучал более уныло и немного хрипло.
