Сергей Арсеньев - Ленка-пенка
И в этот момент на улице мерзко завыли сирены. Опять налёт. Тьфу, заразы. Нужно вставать, будить всю малышню, спускать их с верхних полок и тащиться через столовую в бомбоубежище.
Ну, а спать мне когда?..
Глава 38
- ...Глупости ты говоришь, Лена.
- Почему это глупости?
- Лена, в твоём представлении детский дом - это что-то среднее между тюрьмой и казармой. Поверь, это не так.
- Не так?
- Конечно, не так. Я полвека проработала в приютах и детдомах. Полвека, Лена. Я их разные видела, но ни разу, ни разу не было ничего хотя бы отдалённо напоминавшее тюрьму.
- Но почему нельзя оставить всё как есть, Галина Степановна?
- Это от меня не зависит. В детский сад нянечками я вас взяла. Откровенно говоря, из жалости взяла, хотя вы справлялись в целом неплохо. Для новичков, а так, конечно, опытная нянечка справилась бы лучше. Но в детдом взять нянечкой одиннадцатилетнюю девочку я не смогу.
- А в чём разница-то? Работа, что ли, другая?
- Работа такая же. А разница - в руководстве. Надо мной тоже ведь руководство есть. В детсад взять тебя на работу я смогла, в детдом не смогу. Сашку ещё можно попробовать, ему хоть двенадцать лет. А одиннадцатилетнюю мне никто не разрешит взять, даже и пытаться не стану.
- Мне 9 мая тоже двенадцать лет будет.
- Вот и приходи 9 мая.
- Так нам что, уходить?
- Вы можете остаться, но я уже сказала тебе, как. Оставайся, Леночка. Формально ты вполне подходишь, никто не придерётся. Родители погибли, брат на фронте. В детском доме тебе самое место. Ты хорошая девочка, Лена. Да и ребята к тебе уже привыкли.
- Нет, не хочу в детдом.
- Ты снова сможешь ходить в школу, нянечку найдём.
- Нет. Там у меня дом.
- В детдоме кормят лучше. В детдома даже в декабре, в декабре (!) завозили не только хлеб. Иногда и мясо было, я знаю, общалась с другими заведующими.
- Дом! Ну, как Вы не поймёте, Галина Степановна, там дом! Я родилась там и выросла!
- Мне очень жаль, Лена. Действительно, жаль.
- До свидания, Галина Степановна. Полы мы помыли, лямку Сергееву на штаны я пришила. Саш, пойдём с ребятами прощаться. Мы уходим.
- До свидания, Лена. Если передумаете, возвращайтесь. Мы будем рады вам...
Заходящее солнышко светит, свежий снег хрустит под валенками. Мы с Сашкой идём вдвоём домой. Вот и всё, окончилась наша трудовая жизнь. Сейчас нам нужно ещё зайти в домоуправление за карточками на февраль, а то завтра нам хлеб не продадут в булочной.
Ой, хлеб! Уже неделя прошла, а я всё радуюсь. Хлеб! Хлеба стало много! По карточкам служащих мы с Сашей всю эту неделю получали аж по триста граммов. Триста граммов хлеба в день! Так много! Теперь, правда по 250 станем с завтрашнего дня получать, но и это много. Всё никак не могу забыть эти страшные 125-граммовые кусочки. Разве забудешь такое?
Больше мы не работаем в детском саду. Теперь я снова - безнадзорный ребёнок, а Саша - иждивенец. Непонятно только, на чьём он иждивении. На моём, что ли?
Всё потому, что с завтрашнего дня, с воскресенья 1 февраля, наш детский сад упраздняется. Вернее, на его базе создаётся новый детский дом. Детей, которым нужен именно детский сад, переведут в другие детсады. Но таких немного, человек шесть или семь. Остальные у нас действительно безнадзорные, хотя и не обязательно сироты.
Вон, брат и сестра Ковалёвы, например. Женьке восемь лет, а Петьке четыре. Так у них отец домой пару раз в неделю всего приходит, кушать приносит. Мама у них умерла ещё в декабре, и они всё время сидели вдвоём в холодной квартире.
Впервые Ковалёвы пришли к нам в садик 24 января. В этот день как раз хлебную норму повысили, все были радостные. На улице погода была хорошая, и мы решили вывести малышню на прогулку. А то, что они всё время в доме-то сидят? Ненадолго, на полчасика, просто воздухом подышать. Одели всех, вывели, походили с ними по двору, а потом вернулись обратно. Минут через десять слышится стук во входную дверь. Сашка открыл, а там они стоят, Ковалёвы.
Худющие, одни глаза огромные на лице. Мальчишка в шаль замотан, на девчонке взрослая мужская шапка, она её всё время поправляла, так как та на глаза ей сползала. Просятся к нам, они нас во дворе в окошко увидели. Возьмите, говорят, и нас в детский сад. Но мы их не взяли.
Нельзя. Без карточек - нельзя. С этим очень строго. Галина Степановна сама чуть не плачет, но говорит, что нельзя. Миленькие, говорит, приносите свои карточки, возьмём обязательно. А у них нету карточек, карточки папа уносит с собой на работу. Ну, что с ними делать?
У нас как раз обед наступает, сейчас наших ребят накормят. Хоть суп из дуранды или отрубей, хоть каша из чечевицы, но что-то обязательно будет. Пока мы с Сашкой в садике работали, за это время столовая дважды закрывалась для посетителей из-за недостатка продуктов. Но наши ребята без еды не остались ни разу, для детского сада продукты подвозили. Нас обязательно кормили три раза в день. Хоть чем-нибудь, но кормили. А если был налёт и сидели в бомбоубежище, то конфеты раздавали, и нормально кормили уже после налёта. Я сама конфеты и раздавала.
Сашка уводит наших в столовую, обедать, а Ковалёвы так и стоят вдвоём у двери. У них карточек нет. Я сказала им подождать и сама прошла в столовую, где к ребятам обратилась нашим. Давайте, говорю, поделимся с ними, они же умирают. Ведь хлеба больше сегодня дали, давайте чуть-чуть поделимся. Взяла я пустую тарелку, отломила от своего кусочка чуть-чуть и на тарелку положила. А потом наши ребята подходили по очереди и тоже маленькие кусочки хлеба на тарелку клали. Всего мы так граммов триста, наверное, собрали. А может и больше, я не взвешивала. Сергеев же из кармана конфету достал и тоже на тарелку положил. Говорит, с вечера ещё она осталась у него.
Принесла я тарелку с кучей крохотных кусочков хлеба обратно в нашу спальню. Вот, говорю, мы собрали вам. Кушайте. Женька сразу один кусочек Петьке в рот сунула, один себе, а потом шапку сняла свою и в неё остатки ссыпала. У неё под шапкой ещё платок был повязан. Спасибо, говорит, тётенька. А завтра можно прийти?
Так мы их и подкармливали три дня. Потом же они пришли вместе с папой, который и метрики их принёс, и карточки. С тех пор Ковалёвы в нашем садике живут и больше их не нужно подкармливать. Они, как и все, горячий обед получают.
Вот, по привычке сказала "в нашем". А он больше и не мой уже. Так уходить не хотелось оттуда. Кто ребятам книжки читать будет? Галине Степановне тяжело, у неё зрение слабое. Днём ещё читает кое-как, а вечером, при свете коптилки, читать почти не может. Ну, сегодня-то ладно. Сегодня Елена подежурит, она и почитает. Но каждую ночь она не может ведь приходить.
Но в детдом я всё равно не хочу! Не хочу!! Я домой хочу. Сейчас придём, буржуйку затопим, тепло будет. За водой схожу, чай попьём. У меня две конфеты есть. Нет, что я говорю?! Не пойду я за водой. Сейчас не декабрь месяц, сейчас всё иначе. За водой Сашка сходит. На детсадовской еде он окончательно вылечился и теперь уже он сильнее меня. Вот и пусть воду таскает. Причём в ведре, сейчас он и ведро сможет унести.
Надо, наверное, нам опять в график дежурств записаться, зажигалки ловить. Пожалуй, я вместе с Сашкой запишусь, вдвоём на чердак лазить станем. Фашисты что-то обнаглели в последнее время. Наверное, пытаются отыграться за то, что им под Москвой по зубам дали. Как бы у нас тут опять штурм города не начался. Этой ночью тоже налёт сильный был, мы до четырёх утра в бомбоубежище спали, сидя на лавочках.
Всё, почти пришли. Вот и наш... дом?
Эээ...
Как? Как же так? Наш дом? Но... но у нас ведь там всё, все вещи, вся наша жизнь. Документы, деньги, довоенные фотокарточки, ёлочные игрушки, мои старинные золотые серёжки, зелёный чайник, книги дяди Игоря, Сашкины вязальные спицы, там всё! Всё это сейчас скрыто под огромной кучей битого кирпича и покорёженного кровельного железа. По этой куче бродят какие-то люди, а из-под неё местами всё ещё слабо курится дым. Этой ночью наш дом разбомбили фашисты. Наверное, прямое попадание фугаски.
Сволочи. Сволочи!! Они убили родителей, убили Мишку, Вову, дедушку, бабушку, четырёхмесячную Вареньку. Теперь, наверное, погиб и Толик Мелкий, который давал мне на один день свою шубу. И они разрушили мой дом. Мой любимый дом! Суки!!!
Саша взял меня за руку и сказал:
- Успокойся, Лена. Когда наши придут в Германию, они заплатят за всё. За всё. И за это тоже. Они заплатят.
- Мне жаль, что Гитлера можно будет убить только один раз.
- Мне тоже. Пошли.
- Куда? Куда нам идти теперь?
- Обратно. Мы с тобой передумали насчёт детского дома...
Глава 39
Наш районный ЗАГС тоже оказался страшным местом. Очереди. В ЗАГСе очереди, длинные очереди. Там поставили дополнительные столы, и всё равно очереди. Стоят очереди к столам с табличками "Регистрация смертей". Мы с Сашей также отстояли одну такую очередь и разом зарегистрировали смерти всех наших умерших родственников.
