Григорий Полянкер - Учитель из Меджибожа
И местечко он спасал от всех напастей. Даже от царских погромщиков — черносотенцев. Никогда Меджибож не подвергался нападению банд, грабителей. Они обходили Меджибож десятой дорогой. Боялись даже заглянуть туда. Спустя много лет, когда прославленный мудрец и исцелитель уже почил навеки, какая-то банда попыталась ворваться в местечко. Тогда простые люди — ремесленники — взялись за топоры, дышла, дубинки, а крестьяне из соседнего села похватали лопаты, вилы, косы, гуртом двинулись на банду и разгромили ее. С тех пор никто не осмеливался приблизиться к местечку. Недруги повелели детям и правнукам своим никогда не лезть туда.
Прошли годы, и люди стали вспоминать, в чем же была сила Меджибожа. Не иначе, как великий земляк Балшем, решили они, заколдовал его навсегда от всех бед и несчастий. И жили-поживали там веселые, работящие люди в мире и согласии, не зная ни пожаров, ни наводнений, хоть находились между двух крутых рек — Бугом и Бужком.
И узнику пришла в голову смешная мысль, от которой он улыбнулся: если после всего, что ему, Илье, довелось пережить, остался жив, то, должно быть, и он заворожен, уж как-нибудь да уйдет от преследователей!
И еще вспомнил свой родной уголок… Он, выходит, тоже был заворожен? А значит, и люди там уцелели?
Как там мать, сестры, родичи, добрые веселые жители милого сказочного местечка? Миновала ли их жестокая судьба, постигшая многие города и местечки того края? Ведь и там прошли фашистские орды. А что с его девушкой, с его Ритой, первой его любовью, с которой он даже не успел проститься? Трудно представить, куда ее забросила судьба. Если она успела выехать из города, то куда? А если выжила, то помнит ли его, думает ли о нем, ждет ли? Встретятся ли они еще когда-нибудь?
Его захлестнули воспоминания… Задавал себе уйму вопросов, но, как назло, ни на один не находил ответа.
Как бы там ни было, в своем угрожающем положении ни разу не подумал о смерти, словно чувствовал, что у него еще осталось достаточно сил для борьбы. И он с удовольствием, внутренне посмеиваясь, подумал, что знаменитый земляк его также заколдовал от смерти. В самом деле, он ощутил теперь в себе такую силу, что сумела провести его сквозь все опасности, преодолеть препятствия, обойти самого малхамовеса — ангела смерти, если тот попытается приблизиться к нему и вонзить свои страшные когти.
Да, Илья, кажется, немного увлекся. Который теперь час? Сколько времени находится он под землей и скоро ли придет к нему его верная спасительница? Когда сможет отсюда выбраться и отправиться дальше?
Поднявшись на колени, Илья подполз к маленькому оконцу. Приложил ухо к сырой стенке, прислушиваясь. Вроде бы все стихло. Преследователи, должно быть, обшарили поселок и отправились дальше.
Но где же Нина? Уже поздно, а она все не подает признаков жизни. Правда, впопыхах они ни о чем не условились. Хоть бы постучалась, покашляла, что-то крикнула. Он узнал бы ее голос, и стало бы легче! Но, может, ее забрали во время облавы в гестапо и она падет жертвой вместо него? Как же тогда? Подождет еще до темноты, и если это так, то иного выхода у него не будет: сам явится в гестапо, а ее освободят. Он отлично понимает, чем это кончится. Но если с Ниной произойдет несчастье, он все равно не сможет жить…
Время тянулось бесконечно. Чуть заметный пучок света, пробившийся сюда сквозь маленькую щелку, становился все светлее. Очевидно, уже далеко за полдень. Совсем исчез шум, который еще недавно доносился сюда. Может, гестаповцы просто проехали, не задержавшись в поселке? Не обнаружив его, подались дальше, на дороги, ведущие в разные стороны фронта и тыла, в надежде настичь там его.
Да, трудно в этом погребе что-либо предугадать.
Только одна Нина может ему теперь открыть эту тайну. А ее, как назло, нет и нет! Тревога все возрастала.
Надвигались сумерки. Он не в силах был больше мучиться в неведении. Казалось, что он отлеживается в своей темнице целую вечность. Уже стал нащупывать выход. Но ему не выбраться отсюда без ее помощи… И в конце дня, когда стало совсем темно, решил попытаться своими силами выйти из этого убежища. Послышались осторожные шаги. Затаив дыхание, приподнялся. Да, это она, Нина!
И вздохнул с облегчением.
У входа послышалась возня, — должно быть, Нина отодвигала бочки и ящики. Лаз раскрылся, и вместе со снопом вечернего света появилась она, его спасительница.
В стареньком, потрепанном пальтишке и больших неуклюжих резиновых сапогах, она в его глазах была краше и милее всех женщин на свете, хоть в жизни далеко не красавица. Увидев его, горестно улыбнулась, дала понять, что опасность миновала.
Пригнувшись, протиснулась к нему в погреб и тихонько сказала:
— Слава богу, Эрнст… Убрались, гады, из поселка… Переворошили все. До нас не дошли… Были совсем близко от нашего дома, но как-то пронесло… Машины уехали. Будь они прокляты. Так испугалась. Думала, умру…
Он окинул ее долгим, благодарным взглядом:
— Ну и задал же я тебе мороки! Надо было уйти подальше от поселка. — Не тревожить тебя…
— Что ты, они бы тебя сразу поймали. После облавы решили, что ты скрылся куда-то, и помчались тебя искать…
— Не заметила часом куда повернули?
— Как же, свернули на Юзовскую дорогу… Потащили с собой несколько солдат из твоей команды. Да, твоего начальника тоже забрали. Избит, окровавлен — страшно на него смотреть…
Они сидели на ступеньке погреба. Тесно прижавшись друг к другу, обдумывали, как быть дальше. Ясно одно: теперь отправляться ему в Запорожье, куда он надумал идти, не было смысла. Уже, конечно, передали по линии, чтобы задержать его- Может, даже назначили большую цену за его голову. Придется несколько дней пересидеть где-нибудь. Оставаться здесь дальше нельзя- Слишком много людей его знает, и беды не оберешься!
Когда совсем стемнело, Нина повела его домой. Он осторожно проскользнул, чтобы не услышала старая мать. Умывшись, привел себя в человеческий вид, кое-как подкрепился, залил кипятком и пустынными двориками и палисадниками, балками и ярами отправился в соседний шахтерский поселок к знакомым. Нина проводила его, и они распрощались. Была удручена тем, что больше, наверное, с ним не встретится. И, чуть не плача, той же дорогой поспешила домой.
Об этом человеке знали многие шахтеры — куда бы он ни приходил, его радушно, как родного, встречали, прятали. Побыв пару дней в одном поселке, переходил в соседний — люди передавали его из рук в руки. Так прошло дней десять — достаточное, казалось бы, время, чтобы гестапо позабыло о нем.
Эрнст думал, что опасность совсем миновала, и решил отправиться наконец в сторону Запорожья.
В одно солнечное теплое утро распрощался он с добрыми людьми на последней своей конспиративной квартире и пошел к дороге, ведущей к приднепровскому городу. Ему предстояло проделать путь не очень длинный, но достаточно опасный и сложный. Знал, что на каждом перекрестке, у каждой переправы и моста может наткнуться на немецких патрулей, на полицаев и жандармов, и был готов к этому. Что поделаешь, иного пути, чтоб попасть в Запорожье, у него не было. Придется употребить всю свою ловкость, смекалку, хитрость, чтобы как-то проскочить в город.
На всех углах, заборах, телеграфных столбах были развешены грозные приказы немецких комендантов на немецком и русском языках. И каждый кончался непременным: «Капут… Тодт… Смерть!»
Подумав, через сколько смертей ему придется теперь пройти, он ужаснулся. Но так же уверенно направился к извилистому оживленному шоссе, ведущему к заветному городу. Хотя было еще довольно рано, там становилось все оживленнее. Взад и вперед сновали громоздкие грузовики, крытые брезентом, размалеванные под зеленые листья. Проносились юркие штабные машины, выкрашенные в темные тона. Немцы стали тщательно маскироваться: уже смертельно боялись русской авиации.
Тихонько напевая для храбрости веселую песенку, Эрнст шагал вдоль шоссе, внимательно присматривался к дороге.
А что у него было с собой, чтобы спокойно идти по этой дороге? Неизменный пистолет, с которым беглец не расставался: подарок от друга, шофера Ганса Айнарда. С этой штуковиной в кармане чувствовал себя куда увереннее. Еще у него была помятая старая справка — аусвайс, что он, Эрнст Грушко, фольксдойч, действительно является переводчиком при тыловой команде и что ему разрешается бывать в расположении своей части, а также в других местах круглые сутки.
Это все хорошо было раньше. Но теперь справка ломаного гроша не стоит но той причине, что Эрнст Грушко преступник, ярый враг фюрера и третьего рейха и гестапо разыскивает его, о чем уже сообщено по разным комендатурам. При задержании его немедленно надлежит доставить в гестапо или полевую жандармерию для строжайшего расследования.
По этой веской причине надо полагать, что фактически справки у него никакой нет и ее нужно немедля уничтожить. Она его может погубить. А что теперь стоит человек без бумажки с подписью и печатью?
