Николай Черушев - Из ГУЛАГа - в бой
Формирование корпуса шло с большим трудом. По состоянию на 20 февраля 1941 г. в нем было всего 94 танка[106]. В июне 1941 г. он имел 300 танков – меньше, чем было положено танковой дивизии, да и те были из учебного парка. Техника была на износе, Рокоссовский вынужден был ограничивать использование танков в учебных целях. Новая материальная часть в корпус не поступала, хотя планировалось к концу 1941 г. довести число танков в корпусе до 771. И после начала войны корпус не получил ни одной машины из положенных по плану мобилизации.
И тем не менее люди старались!.. Рокоссовский пишет:
Одна мысль руководила нами: чем быстрее приведем корпус в боевую готовность, тем лучше выполним своей долг перед народом и партией. Уже в процессе формирования развернули всестороннюю боевую подготовку подразделений, частей и всего соединения в целом. Ведь большую часть людей, прибывших на укомплектование, приходилось обучать, начиная с азов. Мне, как комкору, посчастливилось в том отношении, что ближайшие мои помощники были образованными и самоотверженными людьми. Они умели учить бойцов и командиров тому, что потребуется на войне. Среди них прежде всего хочется выделить начальника штаба тридцатидевятилетнего генерал-майора Алексея Гавриловича Маслова. Он был, как говорилось тогда в обиходе, “академиком” (т. е. закончил академию имени Фрунзе), штаб корпуса держал хорошо и всецело отдался тренировке нижестоящих штабов, дисциплинируя их и приучая к самостоятельности мышления. Мне нравился его стиль – требовательность и чуткость к мысли и инициативе подчиненных, органическая потребность личного общения с войсками. Большую помощь в подготовке корпуса к грядущим испытаниям оказывали мне также заместитель по технической части полковник Внуков и замполит товарищ Каменев[107].
Соединения и части корпуса дислоцировались следующим образом: управление корпуса и 131-я моторизованная дивизия – в Новоград-Волынском, там же располагалась и 35-я танковая дивизия; 20-я танковая дивизия – в Шепетовке; 40-й танковый полк – в Изяславе; мотострелковый и гаубичный артиллерийский полки – в Славуте.
По плану покрытия государственной границы в полосе 5-й армии 9-й мехкорпус, составляя резерв командарма, должен был к исходу второго дня мобилизации сосредоточиться в предписанном районе в готовности к нанесению контрударов в направлениях Луцк, Владимир-Волынский, Горохов, Сокаль.
Обстановка в странах Европы между тем была весьма напряженной. Фашистская Германия, упоенная своими успехами, подминала под себя одну страну за другой. И кадровые командиры РККА предчувствовали, что рано или поздно, но Германия нападет на СССР. Многие из них сомневались в надежности заключенного между Германией и СССР пакта о ненападении. По утверждению К. К. Рокоссовского, «мы не верили, что Германия будет свято блюсти заключенный с Советским Союзом договор. Было ясно, что она все равно нападет на нас. Но договор давал нам возможность выиграть время для укрепления нашей обороны и лишал империалистов надежды создать единый антисоветский фронт».
Поэтому свою главную задачу Константин Константинович видел прежде всего в организации боевой учебы в войсках корпуса. «В первую очередь сосредоточили свое внимание на подготовке командиров и штабов. Проводились командно-штабные выходы в поле со средствами связи и обозначенными войсками, военные игры на картах и полевые поездки по наиболее вероятным маршрутам движения корпуса на случай внезапной войны. Обязали всех офицеров обеспечивать повседневную боевую готовность подразделений и частей, не дожидаясь полного укомплектования»[108].
В мае 1941 г. командующий КОВО генерал-полковник М. П. Кирпонос провел полевую поездку фронтового масштаба. В этих учениях принял участие и 9-й мехкорпус, который взаимодействовал с 5-й армией генерала М. И. Потапова на направлении Ровно, Луцк, Ковель. В плане учебы Рокоссовский немало ждал от данной поездки, но его надеждам не суждено было сбыться. «Мы много ожидали от этого учения. Надежды не оправдались. Разбор, произведенный командующим округом, был весьма бледным, трудно было даже определить, что, собственно говоря, от нас требовалось»[109].
А боевая учеба в округе тем временем продолжалась. Из штаба округа в соединения ушло распоряжение об отправке артиллерийских частей на соответствующие полигоны, находившиеся в приграничной полосе. Командованию 9-го мехкорпуса удалось сохранить свою артиллерию, доказав вышестоящему начальству, что все запланированные упражнения они отработают у себя на месте. Как потом Рокоссовский хвалил себя и своего начальника артиллерии за такой дальновидный шаг, позволивший им вступить в войну с артиллерийским прикрытием!
По мнению К. К. Рокоссовского, в частях Киевского Особого военного округа недостаточно велась работа, которую необходимо проводить в преддверии войны.
Еще во время окружной полевой поездки я беседовал с некоторыми товарищами из высшего командного состава. Это были генералы И. И. Федюнинский, С. М. Кондрусев, Ф. В. Камков (командиры стрелкового, механизированного и кавалерийского корпусов. — Н. Ч.). У них, как и у меня, сложилось мнение, что мы находимся накануне войны с гитлеровской Германией. Однажды заночевал в Ковеле у товарища Федюнинского. Он оказался гостеприимным хозяином. Разговор все о том же: много беспечности. Договорились о взаимодействии наших соединений, еще раз прикинули, что предпринять, дабы не быть захваченными врасплох, когда придется идти в бой.
…И самое тревожное обстоятельство – истек май, в разгаре июнь, а мы не получили боевую материальную часть. Учебная техника была на износе, моторы доживали свой срок. Пришлось мне ограничить использование танков для учебных целей из опасения, что мы, танкисты, окажемся на войне вообще без каких бы то ни было танков[110].
В своих воспоминаниях К. К. Рокоссовский подробно описывает начало войны 22 июня и свои действия по руководству соединениями и частями корпуса:
21 июня я проводил разбор командно-штабного ночного корпусного учения. Закончив дела, пригласил командиров дивизий в выходной на рассвете отправиться на рыбалку. Но вечером кому-то из нашего штаба сообщили по линии погранвойск, что на заставу перебежал ефрейтор немецкой армии, по национальности поляк, из Познани, и утверждает: 22 июня немцы нападут на Советский Союз.
Выезд на рыбалку я решил отменить. Позвонил по телефону командирам дивизий, поделился с ними полученным с границы сообщением. Поговорили мы и у себя в штабе корпуса. Решили все держать наготове[111].
Война началась в воскресенье, 22 июня 1941 г. Около четырех часов утра дежурный по штабу корпуса принес К. К. Рокоссовскому телефонограмму, полученную из штаба 5-й армии, с приказанием вскрыть особый оперативный пакет.
Вскрывать его мы имели право только по распоряжению Председателя Совнаркома СССР или Народного комиссара обороны. А тут стояла подпись заместителя начальника оперативного отдела штарма (штаба армии. — Н.Ч.). Приказав дежурному уточнить достоверность депеши в округе, в армии, в наркомате, я вызвал начальника штаба, моего заместителя по политчасти (бригадного комиссара Д. Г. Каменева. — Н.Ч.) и начальника особого отдела:
— Ваше мнение, товарищи, как поступить в данном случае?
Все высказали сомнение, подозревая какую-то провокацию.
Дежурный доложил, что связь нарушена. Не отвечают ни Москва, ни Киев, ни Луцк.
Пришлось взять на себя ответственность и вскрыть пакет.
Директива указывала: немедленно привести корпус в боевую готовность и выступать в направлении Ровно, Луцк, Ковель. В четыре часа утра приказал объявить боевую тревогу командирам дивизий Новикову, Калинину и Черняеву прибыть на мой НП (наблюдательный пункт. — Н.Ч.).
Пока войска стягивались на исходное положение, комдивам были даны предварительные распоряжения о маршрутах и времени выступления. Штаб корпуса готовил общий приказ.
Вся подготовка шла в быстром темпе, но спокойно и планомерно. Каждый знал свое место и точно выполнял свое дело.
Затруднения были только с материальным обеспечением. Ничтожное число автомашин. Недостаток горючего. Ограниченное количество боеприпасов. Ждать, пока сверху укажут, что и где получить, было некогда. Неподалеку находились центральные склады с боеприпасами и гарнизонный парк автомобилей. Приказал склады вскрыть. Сопротивление интендантов пришлось преодолевать соответствующим внушением и расписками. Кажется, никогда я не писал столько расписок, как в этот день.
А. Г. Маслов с утра добивался связи наверх. Лишь к десяти часам каким-то путем он на несколько минут получил Луцк. Один из офицеров штаба армии торопливо сказал, что город вторично подвергается бомбежке, связь все время рвется, положение на фронте ему неизвестно.
