Юрий Погребов - В прорыв идут штрафные батальоны
Распорядившись получить оружие и готовить людей к ночной смене стрелков на боевых позициях, Павел вновь отправился в штаб: на двенадцать ноль-ноль была назначена отправка квартирьеров для приема-сдачи позиций сменяемых частей. За себя оставил Маштакова. С собой взял Махтурова и Богданова.
Выезжать должны были двумя группами. В первую комбат назначил Корниенко, Колычева и Сачкова, во вторую — Трухнина, Харина и Ваняшкина. Ваняшкин отбыл к стрелкам двумя часами раньше.
Выехали на двух стареньких «ЗИСах». В открытых кузовах с соломенной подстилкой. Жидкие расхристанные борта на тряской дороге ходили ходуном. Гремело подбрасываемое на ухабах запасное колесо и, смещаясь от заднего борта, норовило напрыгнуть на ногу. К счастью, путь оказался недолгим.
Передовая встретила непривычной тишиной и безлюдьем. Будто и не передовая вовсе. Ни выстрела, ни голоса. За все время присутствия до слуха донеслась ударившая стороной беспокоящая очередь немецкого МГ. Даже человеческое присутствие неощутимо. Пусто и стыло вокруг, куда ни поведи глазом.
— Повымерли все, что ли, или со сна пухнут, сурки? — вертя шеей, недобро удивляется Богданов.
По ходам сообщения пробрались в передовые окопы. К Колычеву пришло ощущение порядком подзабытого, но узнаваемого прошлого. Будто на свой участок Волховского фронта попал. Почти полное воспроизведение позиций его роты зимой сорок второго года. Траншеи мелкие, в пояс, с оплывшими, прихваченными морозом стенками, местами в ржавых потеках. То ли подпочвенной воды, то ли солдатской мочи. Зарыться глубже не позволяют подпочвенные воды, проступающие кое-где на поверхность.
Брустверы подняты притрамбованными снежными валами, но голову, чтобы шапка вровень с кромкой, все равно приходится пригибать. Такие же мелкие, сырые и перекрытые кое-как жердями землянки без дверей. В солдатском обиходе — норы.
Стоя в обороне, немцы возводили траншеи из бревен, обсыпали их привозной землей. Дно выстилали слегами, обшивали поперечно досками. Не забывали о нужниках.
Наши скрывались за снежными насыпями. Низменные участки перекрывались окостеневшими трупами погибших товарищей. Убитых никто не хоронил. Оправляться ходили в каски и выбрасывали их за бруствер. А при артобстрелах каски взрывной волной забрасывало обратно в траншею, на головы солдат. К тому же донимала невозможная вшивость.
По ходу заглянули в несколько землянок Невзрачные, запущенные. Ни деревянных настилов, ни соломенной подстилки. Печурки и то не в каждой.
— Вот народ. В лесу живут, а палец о палец для себя ударить не хотят. Твари ленивые.
— А ты что думал, что для нас здесь царские палаты приготовлены? Хрен да маленько.
— Нам здесь тоже не век вековать. Возьмем Маленичи, заживем в немецких. У них с этим полный орднунг.
На колымского начальника режима неприглядность жилищ впечатления не произвела. Каменное лицо Сачкова никаких эмоций не отразило. Корниенко и Колычев, тяготясь его присутствием, тоже помалкивали. И только Богданов с ординарцем Корниенко оживленно переговаривались, комментируя увиденное.
Блиндаж командира батальона поухоженней солдатских землянок, но все такой же сырой и тесный. А вот хозяин — человек радушный и словоохотливый. Не скрывает майор радости, что батальон его выводят в тыл, на отдых. Выставил на снарядный ящик бутылку водки, банку консервов.
— Сейчас здесь терпимо, капитан, — приняв Колычева с его старшинскими знаками различия за ординарца, а Сачкова почему-то сразу невзлюбив, майор обращается по преимуществу к Корниенко. — А по осени хлебнули лиха по ноздри. Сверху дождь, под ногами хлябь. Копнешь лопатой на штык, и вот она — затхлая, вонючая. По поверхности на брюхе ползать приходилось. С пулемета бьешь, а сошки тонут, в землю уходят…
— А немец как?
— А чего ему. Он на верхотуре сидит. Знает, что нам его оттуда не вышибить, — спит себе спокойненько. Мы его не трогаем, и он нас не беспокоит. Так что жить можно.
Сачков при этих словах комбата вскинул голову, смерил майора насмешливым взглядом. Но Павел опередил его:
— Значит, не ждут здесь удара?
— Вряд ли. К Рождеству своему готовятся.
— Болото что собой представляет? Незамерзающие очаги есть?
— Против наших позиций нет. Лед крепкий, — поняв причину его озабоченности, быстро ответил комбат.
— Мы сюда не в обороне сидеть пришли, майор, — вставил Корниенко, — наша задача — прорыв обороны противника. Рвать на части немчуру будем. Без штанов от нас побегут. Да, кстати, — он указал на Павла. — Это командир второй роты Колычев. Ты, майор, на его погоны не смотри. Это у нас специфика такая штрафная. До боя он — старшина. После боя свои капитанские наденет.
Майор коротко, с любопытством взглянул на Колычева и хотя не понял, что это за специфика такая, о которой сказал ему Корниенко, вдаваться в подробности не стал.
— Если думаете их шапками закидать — не выйдет. Пробовали уже. У меня в батальоне полторы сотни штыков осталось. Здесь наступать — гиблое дело. Ждать надо, когда наши на флангах где-нибудь прорвутся. Тогда они сами отсюда убегут.
— А мы их, комбат, не шапками — мы их трупами закидаем. — Сачков одним глотком опорожнил стакан, набычился. Лицо его сделалось злым и упрямым.
Комбат оставил его заявление без ответа и, адресуясь по-прежнему преимущественно к Корниенко, сказал тоном убежденного сожаления:
— Зря людей потеряете.
— У нас, комбат, людей нет, — наливаясь кровью и тяжелой ответной неприязнью к майору, сказал Сачков. — И нам их жалеть не пристало. Для них за честь полечь на поле боя, чем гнить в лагере.
Майор переменился в лице.
— А вы, товарищ капитан, случайно не в лагерях до войны служили?
Корниенко, стремясь предотвратить назревающий скандал, обернулся к Сачкову, попытался урезонить:
— Кончай, Сачков. Не заводись! О деле ведь говорим!
Но Сачкова уже понесло.
— И горжусь этим, — с вызовом ответил он, глядя в упор на майора. — Что всякую сволочь за проволокой держал и мне их охрану доверяли. Если б их, гадов, не взяли, они бы и без войны всю советскую Россию Гитлеру продали. А мы еще с ними панькались. Лично я — всех бы к стенке. И пособников их замаскировавшихся, что еще пока не разоблаченные ходят.
— Все, капитан. Кончай полемику! Не затем нас сюда прислали. — Корниенко силой, плечо в плечо, оттеснил Сачкова на задний план, за спину Колычева. — Товарищ майор, кто нам участок передавать будет? Пусть документы приготовят…
Как выяснилось, во всем стрелковом полку, занимавшем оборону на участке смены, бойцов в строю оставалось меньше, чем в одной роте Колычева. Большинство землянок пустовало, дышало нежилым духом. Редкие часовые и наблюдатели интереса к делегации штрафников не проявляли. Прочих и вовсе не было видно.
— А чего зря людей морозить, если немец спокойно сидит, — ничуть не смущаясь, рассуждал сопровождавший группу Колычева белобрысый младший лейтенант с косым следом осколка на щеке. — За последний месяц ни разу не совался.
Павел не удержался, подначил:
— Молодцы мужики! Здорово! Нас не трогают, и мы никого не тронем. Пусть дяди на Украине воюют, а мы тут, в Белоруссии, подождем, пока они вынудят фашистов и отсюда отступать. А что? Раз не лезут — пусть себе сидят.
Младший лейтенант обидный намек уловил, замкнулся, перешел на официальный тон: да, нет, так точно.
Выбрав для себя землянку, Павел оставил в ней Богданова с приказом протопить, заготовить дров, а сам в сопровождении Махтурова и старшего лейтенанта стрелков отправился на наблюдательный пункт произвести визуальный осмотр местности и подступов к первой линии окопов противника.
* * *Вот она, его Палестина, откуда со щитом иль на щите. Приникнув к окулярам бинокля, Павел медленно, смещая его от левого фланга к правому, метр за метром исследует противоположную сторону. Оправдались его худшие предположения.
Прямо по фронту расположения стрелкового батальона, место которого в окопах займет его рота, — открытая, ровная и широкая низина — болото, поросшее островками осоки, мелкого кустарника и редкого чахлого чернолесья. Низина наверняка в деталях обозревается с высоток в глубине расположения обороны противника. Каждая складка, каждый кустик хорошо пристреляны. Ответного огня противник может не опасаться. Отвечать штрафникам будет нечем.
Береговая линия упирается в пологий, но круто обрывающийся склон. Полоска земли под обрывом — мертвая зона, но по обрывистому склону придется карабкаться наверх с помощью рук Достигнув этой преграды, атакующая цепь разобьется о нее, как набегающая волна о скалу. Быстрота и натиск ослабеют.
Трехрядные проволочные заграждения высотой по пояс стоят по флангам, препятствуя прорыву в обход болота. Повреждений в них вопреки сообщению Сухорука не видно. То ли устранили их немецкие саперы, то ли разрушительное воздействие нашей артиллерии на них сильно преувеличено. Минированы ли за ними подступы к окопам, тоже неизвестно.
