Сергей Пивень - Засада. Спецназ 1941 года
— Запросили также все разведуправления фронтов. Надеялись, что какой-нибудь немецкий «язык» сообщит что-то ценное по этому поводу. Но мимо — все ответы отрицательные. Никто ничего не знает, ничего подобного в прифронтовой полосе не было. Вообще нет информации, которая бы заслуживала внимания. Я лично пересмотрел сводки за последний месяц — пусто.
— Нужно запросить сведения по линии госбезопасности, — приказал Калачев. — Нельзя исключать того, что по интересующей нас теме им что-то известно. Да, и вот еще что: важно также ориентировать нашу заграничную резидентуру.
— Уже сделано, товарищ генерал.
— А что сам Черняк? Выходил на связь?
— Пока нет. Эфир отслеживаем круглосуточно. Молчит. Видимо, что-то готовит.
— Да, это на него похоже… — покачав головой, протянул генерал, и Шубин подумал, что Калачеву предстоит еще одна бессонная ночь, с папиросами и крепким чаем. — Во всяком случае, к утру что-то должно проясниться.
Подполковник хотел сказать: «Гарантий никаких нет», но вовремя передумал: заранее расстраивать генерала не было никакой необходимости, тем более что за ночь действительно все могло случиться, и тому была масса примеров, подтверждающих этот факт. Поэтому Шубин, дипломатично согласившись с Калачевым, заметил:
— Черняк никогда не подводил нас, товарищ генерал. Думаю, что и в этот раз он не изменит своей традиции…
Калачев с любопытством посмотрел на него.
— Вам бы в МИДе работать, подполковник… — улыбнулся генерал. — Витиевато говорите…
— Так я из отдела внешней разведки пришел сюда служить, товарищ генерал. Как говорится, отрасль мне знакомая…
— Помню, помню… — махнул рукой Калачев и, когда Шубин уже вышел из кабинета, нахмурился, перевел взгляд на окно, постучал пальцами по столу, а потом вслух растянуто добавил: — Ну что ж, будем ждать…
12
С утра по аэродрому поплыл туман, молочно-белый, негустой. Его редкие белые щупальца выползали из леса, тянулись по поляне в разные стороны, заползали в щели строений, заставляя спавших там немецких солдат плотнее натягивать на себя одеяла.
Майор Реммер вышел из палатки наружу и взглянул на часы: было десять минут четвертого. На небе уже стали появляться первые проблески зари. Так и не сомкнувший глаз майор чувствовал себя уставшим. Несколько раз зевнул, затем поднял голову вверх, посмотрев на вышку: часовой щупал пространство поля прожектором, стараясь пробить полосы тумана, наползающие на аэродром со стороны леса. Близость болотистых мест всегда вызывала у Реммера чувство апатии, которое давило на психику, раздражало и угнетало. Майор боялся признаться сам себе, что туман, болота и огромные пространства лесов в конечном итоге стали порождать у него ощущение беспомощности. Проклятая страна!..
Из барака, в котором располагалась охрана аэродрома, вышел гауптман Штольц и быстрым шагом подошел к Реммеру. Вытянувшись, быстро спросил:
— Господин майор, когда прикажете выдвигаться?
Реммер закрыл глаза и тут же открыл их, отгоняя от себя последние остатки сна. Взглянул на Штольца: гауптман был одет в полевую форму, уже успевшую изрядно выцвести и истереться за полтора месяца войны.
— Выезд в семь утра. Со мной поедет лейтенант Ренгольд. Вы же, Штольц, останетесь здесь до приезда технической службы. Проконтролируйте их работу, убедитесь, что все сделано как надо, и только потом должны отбыть отсюда. — Майор на секунду задумался, потом словно бы спохватился: — Да, еще поручаю вам проследить за отлетом наших «стервятников». С сегодняшнего дня они считаются боевыми летчиками, соответственно, с этого момента к ним в полной мере применимы все инструкции и приказы по люфтваффе. Идите и готовьтесь…
Штольц козырнул и скрылся в бараке. Через минуту оттуда послышались звуки бряцающего оружия — проснувшись, солдаты проверяли свои автоматы и винтовки. Неисправность оружия могла стоить им жизни: придется проезжать сквозь лес, в котором могли быть партизаны, и если начнется бой, то шанс на спасение у солдат мог быть только тогда, когда их оружие будет действовать четко и без осечек. В противном случае счет их жизни пойдет уже на минуты. А умирать в далекой России затерянными в чаще вековых лесов никто из солдат не хотел.
Майор еще несколько минут постоял, вдыхая влажный утренний воздух, потом вернулся к себе в палатку. Спать не хотелось, он просто прилег на кровать, зажег настольную лампу, достал из кобуры «вальтер», повертел его в руках, любуясь красивой формой пистолета, затем затолкал его обратно. Свои личные вещи Реммер собрал еще вечером, сложил все в небольшой чемодан, который поставил у входа. Он окинул внимательным взглядом палатку: убедившись, что ничего не забыл, вытянулся на кровати. Так он пролежал с открытыми глазами два часа, когда же услышал шум заведенного двигателя грузовика и возгласы солдат, выскользнул из палатки наружу.
Уже рассвело, туман быстро уходил, оставляя после себя на траве прозрачные капельки росы. По аэродрому туда-сюда сновали солдаты, возле своих самолетов уже возились Майнц и Науманн, тут же были и их техники. Шофер «Опеля», открыв капот, ковырялся в двигателе. Майор надел на голову офицерскую фуражку, которую держал в руках, потом одернул китель и поправил кобуру, сдвинув ее с живота влево.
Увидев вышедшего из палатки Реммера, лейтенант Ренгольд построил в шеренгу два взвода солдат охраны и, когда майор подошел ближе, доложил:
— Солдаты к отправке готовы, господин майор. Разрешите занять места в грузовиках?
Реммер с приказом не торопился. Медленным размеренным шагом он двинулся вдоль строя, всматриваясь в лица солдат. Те вытянулись в струну и холодными ледяными глазами, не моргая, смотрели прямо перед собой. «Вот истинные исполнители воли фюрера! — подумал про себя Реммер. — Такие выполнят все, что им прикажут, дай только волю!.. Будут убивать, не задумываясь о морали и совести!.. Вот с такими солдатами мы и победим варварскую Россию — страну этих «недочеловеков», как любит выражаться наш фюрер!..»
Пройдя шагов десять, майор остановился, повернулся к лейтенанту и коротко бросил:
— Начинайте, Ренгольд!..
Солдаты по команде побежали к грузовикам, открыв задние борта, стали запрыгивать в кузов. Реммер в это время уже шел к самолетам: перед отъездом он хотел еще раз поговорить с Майнцем и Науманном, а также дать последние указания начальнику охраны аэродрома гауптману Штольцу.
Все пошло не так, как они предполагали. Наблюдая с опушки леса в бинокль, как ровно в семь часов утра два грузовика и легковушка тронулись по дороге с аэродрома, Черняк понял, что первый вариант нападения придется отбросить. Этот план исходил из того, что уезжать будут все немцы, за исключением, пожалуй, летчиков, которые попросту улетят на своих самолетах, а теперь получалось, что с территории аэродрома выехало всего два грузовика с солдатами и легковой автомобиль, а летчики и часть личного состава охраны остались. Это означало, что, услышав в лесу выстрелы и поняв, что на грузовики и легковушку совершено нападение, оставшиеся солдаты, во-первых, сообщат об этом по рации в Белосток; во-вторых, сами попытаются прийти на помощь тем, на кого напали, и тогда шанс выяснить причину таинственных налетов на мирные деревни многократно уменьшится. Оставалось действовать по второму варианту. Понимая, что времени на раздумья уже нет и план нападения придется корректировать, Черняк бегом побежал по лесной дороге к месту, где затаились его бойцы. Несмотря на раннее утро, воздух стал понемногу раскаляться, дышать становилось все труднее. К счастью, лесные птицы еще не проснулись, так что, можно сказать, капитану повезло. Беги он днем так, как он бежал по дороге сейчас, сойки и сороки предательски выдали бы его присутствие в лесу.
Пробежав метров двести от опушки, Черняк неожиданно юркнул в заросли кустарника, росшие на повороте дороги. Отдышавшись, огляделся — все были здесь, на месте.
— Немцы выехали… Правда, не все, часть осталась на аэродроме… — проговорил капитан, повернувшись к своим бойцам, присевшим на колени возле кустов, росших вдоль обочины лесной дороги. Это место для засады предложил старшина Журбин. Его он приметил еще днем, когда вместе с сержантом Колодиным по приказу капитана искал дорогу, ведущую на аэродром. Вечером он обговорил с Черняком разные варианты действий: пришли к выводу, что, учитывая численное превосходство немцев, лучше устроить нападение на них в лесу, и старшина рассказал капитану, где это лучше всего сделать. Черняк, выслушав Журбина, согласился. С наступлением темноты группа обошла аэродром краем леса и вышла к изгибу лесной дороги. В этом месте она не только делала поворот, но и шла под пологим углом вниз. Старшина рассуждал так: немцы, достигнув поворота дороги и спуска вниз, поедут медленнее, их можно будет пропустить, а в самом низу открыть по ним огонь с обочины — тогда дороги обратно им уже не будет. По бокам и спереди будет лес, где засядут атакующие, а позади останется пригорок, забраться на который обратно станет для машин занятием трудновыполнимым. Наверху можно будет оставить пару-тройку бойцов, которые сверху станут расстреливать немцев, как в тире.
