Андрей Баширов - По ту сторону Гиндукуша
— Наверное. Впрочем, таджики и без его участия друг друга вовсю режут, уже не первый год. Вождь на вождя, клан на клан, регион на регион. Мы ему, конечно, сказали, как положено, — афганский урок очень-де хорошо усвоили, поэтому на таджикской границе стояли и будем стоять, а ты лучше к нам не лезь. Он опять: «Проваливайте к себе в Россию», мы ему снова про нерушимость границы. Перекидывались они с послом этой границей, как малые дети мячиком, а я все хекматияровским носом любовался.
— Дался тебе его нос! — удивился Жора. — Красивый очень, что ли?
— Да нет, я его с точки зрения глубокого морального удовлетворения рассматривал, — пояснил Андрей Васильевич. — Мне, знаете ли, страшно надоело, как мои иранские коллеги-дипломаты лапшу на уши вешают, когда про афганские дела рассказывают. В глаза при этом честно и чуточку эдак скорбно смотрят и журчат, и журчат… Вроде все правда, а проверишь — о Аллах! — это же надо так врать! Совесть-то при этом у них, как я полагаю, чиста, поскольку иранцу-шииту, неверному кяфиру, вроде меня, солгать совсем не грех. В общем, я хоть и не шиит, а в долгу тоже решил не оставаться. Пригласил в ресторан одного из них, самого бойкого по части вранья, и между прочим сказал ему, что, по сведениям, полученным из моих самых надежных афганских источников, врачи нашли у Хекматияра в носу раковую опухоль и что бедняга долго не протянет. «Ты заметил, — говорю, — какой он в последнее время гнусавый стал?» Хотя, по правде сказать, Хекматияр не более гундосый, чем обычно.
— Ну и что иранец? Поверил?
— Еще как! Чуть пловом от неожиданности не поперхнулся. Отдышался и говорит: «А ведь точно! Гнусавый совсем, как это я и сам не заметил?» Короче, заметались мои иранские друзья и задергались. Ведь Хекматияр-то для них не просто ключевая фигура, но еще и самый заклятый враг. По-моему, даже в Тегеран депешу по этому поводу загнать успели. Позднее же, когда выяснилось, что нос афганского вождя в полном порядке и благополучии, иранец тот самый ко мне в посольство напросился, о текущих делах поговорить, дескать. Долго что-то нес несвязное, а потом как взвизгнет: «Андрей, ты что же это мне такое про нос-то рассказал! Ведь это все неправда!» «Жаль! — говорю. — И меня тоже эти лживые афганцы провели. Ну что ты с них возьмешь, Мохаммад, раз они такие отпетые лгуны?» Мохаммад вытаращился на меня с изумлением, но ничего не сказал. Мы с ним потом еще не раз встречались — врать он не бросил, хотя стал делать это не так лихо.
— Да, изрядно ты его поддел, — заметил Жора. — Ну а насчет пленных Хекматияр хоть что-нибудь сказал?
— Сказал, когда мы его спросили. С радостью бы их всех отдал, говорит, но сейчас, видите ли, никак нельзя. Мы, дескать, опять выступаем в роли агрессора, бьем в Таджикистане мусульманских братьев афганского народа, поэтому его свои же не поймут, если он пойдет нам навстречу. В общем, по-прежнему из них заложников делает.
— Да, — задумчиво протянул Жора. — Короче говоря, все снова здорово?
— Так точно, Георгий Палыч, — согласился Андрей Васильевич. — Все опять по-прежнему — и война, и гибель наших ребят, и новые пленные, причем, похоже, очень надолго. Раз в Афганистане мира нет, то и в Таджикистане, да и во всей Средней Азии его не будет, а там — кто знает? — и Кавказ, может быть, на очереди. Будем опять кого-то поддерживать, нас другие станут за это бить, мы — их и так далее. Может, и прав Хекматияр насчет «урока»? Не знаю, но одно совершенно ясно — крови людской еще море прольется. Так что возвращается все на круги кровавые своя и конца-края этому не видать.
