Николай Стародымов - Киднеппинг по-русски
Пока он разговаривал, Максимчук обернулся к Валентине, поглядел на нее ласково. Незаметно подмигнул, так, чтобы не заметил частенько поглядывавший на них в зеркало заднего вида Олег. Нежно погладил ее по прохладной коленке.
— Вот и все, едем ко мне!
— Как вы смело с шефом разговариваете, — с уважением проговорил Александр. — Если бы я со своим так… — И махнул рукой.
Лесть всем приятна. Наверное, поэтому людей, которые умеют льстить, по всему миру считают если не прямыми и честными, то, во всяком случае, очень приятными собеседниками.
Не был исключением и прибалт. На слова Александра он самодовольно усмехнулся. Максимчука он, как оперативник того и добивался, теперь считал, скорее всего, недалеким, но зато прямодушным и благожелательно расположенным к нему человеком, из которого можно будет без больших проблем выведать все секреты.
Поединок интеллектов начался. Грозный.
Гостиница «Кавказ».
13.30
В вестибюль гостиницы они вошли втроем. Как лучшие друзья. Народу здесь по-прежнему было немного. Максимчук вообще удивлялся, как мало в столице республики приезжих. Хотя, наверное, это было вполне объяснимо — гражданская война, хотя и не была пока слишком жестокой, постепенно набирала обороты. Оппозиционные группировки находились всего в сорока километрах от Грозного.
Администратор и еще какой-то служащий гостиницы при виде Олега подобострастно поднялись. Подскочили с места и едва ли не встали во фрунт двое молодых ребят, до этого с безразличным видом читавших проправительственную еженедельную газету «Маршо» в углу на диванчике.
Олег небрежно махнул рукой — сидите, мол, не напрягайтесь — и направился к лестнице. Его догнал вертлявый парень, околачивавшийся возле стойки администратора, услужливо протянул ключ. Затем столь же подобострастно подал ключ и Валентине.
— Если вы не возражаете, посидим у меня, — предложил прибалт уверенно, как уже решенный вопрос. — Мне часто звонят, а потому желательно бы находиться в номере.
— Конечно-конечно, — словно китайский болванчик, закивал Максимчук. — Спасибо за приглашение. Мы будем польщены…
— Ну что вы, это обычное гостеприимство, — великодушно пресек изъявление благодарности Олег. — Так что через полчасика прошу ко мне.
…В номере Валентина, ничего не говоря, восхищенно показала Александру большой палец. Он понял ее — чувствовал, что недалекого вахлака, мечтающего лишь о том, чтобы по-быстрому сшибить деньгу, он и впрямь сыграл неплохо. Теперь Олег убежден, что любая туфта, которую станет гнать Александр, — правда. Как там у Буратино: на дурака не нужен нож, ему немного подпоешь — и делай с ним что хошь.
Валя опять потащила его в спальню. И Александр почувствовал, что не сможет устоять. Вот уж действительно мужчина настолько мужчина, насколько его может сделать мужчиной женщина.
— Пошли в душевую, — позвал он.
Они вдвоем влезли под душ.
— Какой ты у меня молодец, — восхищенно прошептала девушка под громкий шелест горячих струй.
— Для тебя стараюсь…
Александр чувствовал себя рядом с ней счастливым. Он понимал, что у него масса дел, что подготовка освобождения Губермана-младшего нуждается в контроле, что сейчас ему предстоит жесточайшая схватка с сотрудником враждебной госбезопасности, что еще необходимо всесторонне обдумать, как быстро и максимально безопасно покинуть республику с освобожденным парнем по завершении операции, как вытащить из всей этой истории Валентину… Все это он сознавал.
Но в то же время сознавал и другое. Он знал, подкоркой чувствовал, душой ощущал, что такого любовного сумасшествия у него никогда в жизни, скорее всего, больше не будет.
А потому готов был ради этих мгновений все забыть и забыться.
Саша не видел сейчас гостиничных исцарапанных стен и надколотого зеркала, истертой плитки на полу и ржавых потеков на ванне. Он не ощущал даже тугих плетей душевых струй. Он испарился, он растворился в том блаженстве, что окутывало его в эти мгновения. Не плоть его впивалась в ее плоть, не маникюр ее царапал его спину. Он перестал быть чем-то материальным, он стал впитывающим блаженство эфемерным неведомым естеством, растворяющимся в нектаре эфирным духом. Он блаженствовал, откуда-то из восхитительного далека осязая губами закрытые ее глаза, слыша сквозь туман забвения вздохи истомы, обволакивая собой ее прохладную кожу, вдыхая дурманящий запах мокрых ее волос, впиваясь в приоткрытые губы, которые хотели только одного — его поцелуев… Он видел все это каким-то неземным, волшебным взором. Потому что выпал из привычного человеческого измерения.
Ему вдруг неудержимо захотелось перебраться в спальню. Он подхватил невесомое тело девушки сильными ладонями и радостно задохнулся, когда она с готовностью обвила его шею стебельками тонких своих рук и счастливо засмеялась. Он нес ее в комнату, и в душе его звучала музыка. И он танцевал, держа ее, маленькую, хрупкую, голенькую и такую родную и близкую, в тесной клетушке гостиничного номера, под вальс из фильма «Мой ласковый и нежный зверь», который ладно и напевно звучал в его душе. У него никогда не было слуха, да и танцевать-то он не умел… Но сейчас вдруг с радостным изумлением услышал, что свернувшаяся в его руках клубочком, мокрая после душа, самая прекрасная на свете девушка мило подмурлыкивает в такт его неуклюжему танцу именно эту мелодию. Это было полное единение душ…
Саша остановил свой танец. Он вдруг нестерпимо захотел увидеть ее глаза. И он их увидел. Валентина распахнула ему навстречу свои осенние озера. В них сияло счастье.
Как же мало нужно человеку для того, чтобы быть счастливым! Как мало! И как много! Просто любить. И при этом быть любимым.
— Любимый, — словно услышав его немой призыв, прошептала она.
И с этого мгновения Александр потерял всякое представление о времени. Он опустил девушку на кровать и впился в ее губы…
Грозный. Гостиница «Кавказ».
14.30
— Я уже сам собирался спускаться за вами.
Номер у Олега был, конечно, шикарный. Не стандартно-гостиничный ширпотреб, которым привык пользоваться Александр во время командировок. Почитай, целая отдельная трехкомнатная квартира.
В холле гостей ожидал накрытый столик. К нему были придвинуты три кресла.
Александр подошел к ближайшему, плюхнулся на мягкую подушку. Олег галантно подвинул кресло Валентине, помог усесться. Оба они при этом взглянули на вожделенно потирающего при виде бутылок ладони Максимчука: прибалт с презрительной ухмылкой, девушка с улыбкой понимающей.
— Ну-с, и что мы будем пить? — Олег гостеприимно указал на столик.
— Как в анекдоте про попа: и пиво тоже, — громко хохотнул Максимчук.
У Валентины, он заметил, были чуть припухшие губы. Олег на это тоже обратил внимание. Бросил скользящий взгляд на обоих. Александр понял его мысль: мол, что нашла эта красивая умничка в таком олигофрене? И усмехнулся внутренне: давай-давай, потомок тевтонов, еще неизвестно, кто из нас посмеется последним…
— Слышь, Олег, я смотрю, ты мужик ничего, нормальный, нашенский. — Александр рукой взял с тарелочки пару кусков колбасы, положил их перед собой на скатерку, а один бросил в рот. — Давай на «ты». А?
— Буду рад.
— Тогда наливай под это дело, — вновь потер ладони Максимчук.
Хозяин начал было наливать коньяк в рюмки, когда Александр вдруг произнес под руку с подчеркнутой прямодушной простотой:
— Знаешь, Олег… Ты, кстати, Олег и в самом деле, или тебя как-то по-другому зовут?
Прибалт вздрогнул, даже коньяк на скатерть пролил, заметно насторожился, напрягся весь.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Как что? — Александр бросил в рот еще кусок колбасы, принялся громко и вкусно, с причавкиванием, пережевывать. — У вас ведь имена не такие, как у людей. Может, Олегом ты назвался, чтобы нам было привычно. А сам Ольгерд какой-нибудь. Или еще как…
— Я и в самом деле Олег.
— Ну и славно. Так вот, Олег, я никогда не понимал, чего вам, прибалтам, у нас не хватало. Помнишь, в Советском Союзе, вы ведь жили как у Христа за пазухой. Всеми правами и льготами пользовались. Чего ж вы Союз-то развалили?
— Александр, я думаю, мы сюда собрались не для политических дискуссий. Не так ли?
— Конечно. На фиг мне нужна эта политика, и без нее тошно. У меня одна политика — самому жить нормально и другим давать. Просто я считаю, что обычные нормальные парни всегда между собой помирятся, по сто граммов раза по три выпьют — и все у них будет нормально. Это политики все баламутят, мать их растак, настраивают нас друг против дружки… Вот ты, например, нормальный мужик, свой в доску. Знаешь, кстати, что означает выражение «свой в доску»?.. — Не дожидаясь ответа, закончил: — Это когда гвозди в доску забиваешь и по своему пальцу попал… Представляешь? Ха-ха-ха… Так чего же я буду с тобой, со своим в доску парнем, делить, из-за чего мы с тобой будем ссориться? Только если из-за Валюхи вот! — хохотнул Максимчук. — Ну так ведь это дело не политическое и не международное, а чисто мужское. Сначала мы с тобой морды друг другу набьем, а потом она кого-то из нас предпочтет… Ха-ха-ха… Чего сидишь? Наливай давай, чтобы мы из-за Валюхи не поссорились…
