Василий Смирнов - Саша Чекалин
Жесткие, коротко остриженные темные волосы у него на голове стояли дыбом, как у ежа.
Он спокойно выслушал Сашу, узнав, что ему нужно зайти в райком комсомола.
— Понятно, — сказал он. — Куда-нибудь хотят направить…
На столе у Володи лежали военные книги, инструкции: как стрелять из пулемета, из винтовки. Отец у него с первых дней войны находился в Красной Армии, мать на лето уехала к родным работать в колхоз.
— Только вот как я пойду с такой щекой в райком? — усомнился он. — Придется отложить до завтра.
— Полоскать шалфеем хорошо, — посоветовал Саша. — Ну ладно, Володя, поправляйся.
От Малышева Саша вышел с приятным сознанием человека, удачно выполнившего все поручения.
В сквере, огороженном низкой железной изгородью, Сашу догнал подвижной, худощавый Вася Гвоздев. Он мчался домой из продмага с пакетом соли в руках.
— Был у Володи, — сообщил Саша, — страдает, бедняга, зубами, но готовится. Всё книги по военному делу штудирует.
Вася неопределенно тряхнул кудлатой головой. Он тоже был бы не прочь пойти в военную школу.
— В этом году набора не будет, — авторитетно сообщил он, перекладывая с руки на руку пакет с солью. — Если, подаваться в армию, то надо добровольцами.
— Заходи, — сказал Саша, не зная, о чем еще говорить.
— Зайду, — пообещал Вася и заторопился домой. Саша тоже направился к себе, но в это время издали показался Витюшка. Завидев брата, он что есть духу примчался к нему и торопливо, задыхаясь, сообщил:
— Шурик!.. Тебя к командиру батальона, срочно… Заходили на дом. Наверно, ехать на операцию… — Глаза у Витюшки блестели. Как он завидовал своему брату!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Заседание бюро райкома партии, на котором обсуждался вопрос о подготовке к подпольной работе на случай эвакуации района, закончилось поздно ночью.
Командир истребительного батальона Дмитрий Павлович Тимофеев вернулся домой очень усталый.
В полутемной комнате пахло лекарством. Прикрытая зеленым абажуром лампа бросала неровные блики на письменный стол, на стены, слабо освещала кровать. У постели больной жены Тимофеева сидела ее мать, Марфа Андреевна, любившая зятя как сына. Она сразу засуетилась, засновала по комнате.
— А мы заждались… — заговорила она, гремя кастрюльками.
— Мама тебе ужин подогреет, — заботливо сказала жена. Голос у нее звучал тихо, среди белевших подушек она казалась маленькой, беспомощной.
Сердце у Дмитрия Павловича тоскливо сжалось. Поцеловав жену в пышущий жаром лоб, он отказался от ужина и сел рядом на стул, стараясь казаться бодрым, спокойным, непринужденно разговаривая о пустяках.
Так прошла половина ночи. Только к утру заснула жена. Немного вздремнул и он. А ровно в девять часов, минута в минуту, Тимофеев уже был у себя в кабинете на службе. Сработала привычка быть точным как часы. Держался он, как обычно, спокойно, уверенно. Только голос, звучавший глухо, и глубокие тени под сухими, воспаленными глазами показывали, что он провел бессонную ночь. Так определил и оперуполномоченный Кореньков, когда принес к нему в кабинет почту.
— Отдохнуть бы вам не мешало… — посоветовал он и тут же сообщил, что секретарь райкома партии Калашников уже звонил.
«Торопится… — подумал Тимофеев. — Значит, положение на фронте ухудшается».
Разбирая полученную почту, Тимофеев остановился на присланной из области шифрованной телеграмме. В ней сообщалось, что имеются сведения о попытке врага через своих агентов использовать для диверсионной работы выпускаемых в прифронтовой зоне из тюрем уголовников. В другой шифрованной телеграмме приводился список лиц, которые могли появиться в Лихвине. Указывалось на необходимость предварительно выяснить, кто из местных жителей пытается завести дружбу с этими лицами.
Вызвав к себе Коренькова, Тимофеев показал ему шифровку. Они перебросились несколькими фразами, с полуслова понимая друг друга.
— Разрешите действовать? — почти весело спросил Кореньков.
— Только без спешки, — предупредил Тимофеев. — Установи наблюдение. Понимаешь?..
Кореньков хотел выйти, но Тимофеев снова остановил его.
— Как ведет себя сапожник Ковалев? — спросил он.
— Теперь не пьет, — сообщил Кореньков. — Должен доложить вам… — Кореньков улыбнулся, — зловредный мужик стал. Обязательно при встрече чем-нибудь подковырнет. Настоящий контрик…
— Вот как… — спокойно заметил Тимофеев.
— Неприятное впечатление у меня и от работника местного радиовещания Григория Штыкова. Ведет себя не как комсомолец… Ходит и панику разводит, что фашистов может только зима остановить. Мол, наша техника слаба перед техникой врага.
— Вот как! — снова спокойно повторил Тимофеев, крепко потирая руки.
Проводив Коренькова до двери, Тимофеев, озабоченно хмуря брови, остановился у сейфа, достал особо секретный документ.
Это был список лиц, намеченных для подпольной работы в городе и в районе на случай прихода врага.
Были в этом списке и коммунисты и беспартийные, на первый взгляд люди ничем не примечательные, незаметные. С некоторыми из них он уже раньше разговаривал, и они уже знали о своей предстоящей работе. Теперь Тимофеев снова отчетливо видел этих людей, снова, но уже мысленно разговаривал с ними. Спрашивал сам себя: справятся ли? Одно дело — остаться в городе, занятом врагом. Но другое дело — работать в этом городе. Работать так, чтобы не только окружающие, соседи, но даже и самые близкие родственники не знали, не догадывались об этом. Теперь появились в списке еще две фамилии людей, о которых только что шел разговор с Кореньковым.
Днем неоднократно звонил секретарь райкома партии Калашников.
— Будет выполнено… Готовлю… Все в порядке… — кратко отвечал Тимофеев. Кончив разговаривать, он снова подходил к карте района, висевшей на стене сбоку от письменного стола, внимательно вглядывался в знакомые названия населенных пунктов. Вставали перед глазами широкие просторы колхозных полей, извилистые линии проселочных дорог, прямые шоссейные магистрали. А выше, налево, на карте зеленели огромные лесные массивы, смыкавшиеся дальше со знаменитыми Брянскими лесами.
Невольно мелькала мысль: леса могли служить защитой для своих, но они могли служить и врагу. Долго сидел над картой Тимофеев. Кореньков несколько раз заходил в кабинет, кратко докладывал о текущих делах.
— Вижу, вы, Дмитрий Павлович, всё карту изучаете, — заметил он. — Лесные наши места. Такого раздолья, скажу вам, в области нигде нет.
— Кого советуешь взять с собой? — обратился к нему Тимофеев, медленно прохаживаясь по кабинету.
— Лесника Березкина… — уверенно предложил Корепьков. — И на всякий случай возьмите с собой кого-нибудь из ребят истребительного. Хотя бы Чекалина… Он тоже хорошо знает окрестные леса. Охотился я однажды с его отцом и с ним… Первоклассные, могу вам сказать, охотники…
— Чекалина? — задумчиво переспросил Тимофеев, перебирая в памяти всех бойцов истребительного батальона. О Саше Чекалине у него уже сложилось хорошее мнение как о смелом, находчивом бойце батальона. Знал он и мать Саши, Надежду Самойловну, встречаясь с ней в райкоме партии. Немного знал и отца Саши, колхозного пасечника в Песковатском.
Поговорив еще с Кореньковым и потом по телефону с Калашниковым, Тимофеев попросил вызвать Сашу.
После ухода Коренькова Тимофеев, немного подумав, снова позвонил по телефону, но теперь уже в военкомат. Разговор шел об отце Саши Павле Николаевиче.
— Подожди пока. Оставь до особого распоряжения… — предложил по телефону Тимофеев. — Он мне тоже будет нужен. Хорошо все окрестные леса знает… охотник.
В списке у Тимофеева появилась новая фамилия. Но с этим человеком надо было еще поговорить.
Открыв дверь, Саша нерешительно шагнул в кабинет Тимофеева.
Тимофеев кивнул ему головой, продолжая разговаривать по телефону.
Саша присел на краешек стула у двери, посматривая по сторонам. Полтора месяца назад он вместе с Васей Гвоздевым и Егором Астаховым вот так же, волнуясь, пришел в этот кабинет к Тимофееву записываться в истребительный батальон. Тогда Тимофеев, как и теперь, одетый в военную форму с двумя кубиками на малиновых петлицах гимнастерки, внимательно выслушал ребят, а потом категорически отказал им. Но Саша все-таки добился, чтобы его зачислили в конный взвод. В первом же деле, когда отряд выехал прочесывать лесную полосу вдоль железнодорожного полотна, Саша отличился, напав на следы сброшенных с самолета вражеских парашютистов-диверсантов. Потом крупная операция совместно с другими истребительными батальонами по разгрому вражеского десантного отряда в соседнем районе.
— Как здоровье Елизаветы Дмитриевны, спрашиваешь? — кричал в трубку Тимофеев. — Неважно. Лежит дома. Не-ет… Врачи сейчас не могут помочь… Самое главное, говорят, теперь покой… Лежит в постели… Ничего не поделаешь. Конечно, туго приходится. Дочку отправил к тетке… Да…
